Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена - Эдвард Бульвер-Литтон

– О, если бы ты послушал Олинфа! – сказал старик со вздохом, все более поражаясь благородству своего сына, но убежденный в преступности его намерения.

– Если хочешь, я буду слушать кого угодно, – весело отвечал гладиатор, – но не прежде, чем ты перестанешь быть рабом. Под нашим собственным кровом, отец, ты будешь удивлять мой бедный ум хоть целый день, да и ночью тоже, если это доставит тебе удовольствие. Я приискал для тебя хорошее место – одну из девятисот девяноста девяти лавок старой Юлии Феликс в южной части города. Днем ты будешь греться на солнышке у порога, а я стану продавать вместо тебя масло и вино, а потом, если будет угодно Венере (или не угодно ей, поскольку ты ее не любишь, мне все равно), потом, говорю я, у тебя, быть может, появится дочь, она будет хранить твою старость, и ты услышишь, как детские голоса назовут тебя дедушкой. Как я буду счастлив! Денег хватит на все. Не печалься, мой господин!.. А теперь мне пора. Скоро вечер, меня ждет ланиста. Благослови же меня!

Говоря это, он вышел из темной каморки, и теперь они, продолжая разговаривать шепотом, стояли на том же месте, где раньше сидел Медон.

– Благослови тебя бог, мой храбрый мальчик! – сказал Медон горячо. – И пусть великая сила, которая читает во всех сердцах, увидит твое благородство и простит тебе твое заблуждение!

Рослый гладиатор быстро пошел по дорожке легкой, но полной достоинства походкой. Раб проводил его взглядом, пока он не исчез из виду, потом, сев на свое место, снова уронил голову на грудь. Его фигура, безмолвная и неподвижная, была словно высечена из камня. А его сердце… Кто в наш более счастливый век способен представить себе муки и смятение этого сердца?!

– Можно войти? – спросил нежный голос. – Твоя хозяйка дома?

Раб равнодушно махнул рукой, но пришедшая не видела этого, она робко повторила свой вопрос чуть погромче.

– Я же тебе сказал! – проговорил привратник с раздражением. – Входи!

– Спасибо, – произнес жалобный голос, и только тогда раб, подняв голову, узнал слепую Нидию.

В горе человек всегда сочувствует чужому несчастью. Раб встал, провел ее до другой лестницы (которая вела вниз, в комнаты Юлии), а там, позвав служанку, передал ей слепую девушку.

Глава IV. Покои помпейской красавицы. Важный разговор между Юлией и Нидией

Пленительная Юлия сидела в своей комнате, окруженная рабынями. Эта комната, как и примыкавшая к ней спальня, хоть и маленькая, все же была гораздо больше обычных спален, почти всегда таких крохотных, что те, кто их не видел, едва ли могут хоть отдаленно представить себе каморки, в которых помпеянам, как видно, нравилось проводить ночь. В сущности, «кровать» не играла у древних ту важную роль в доме, что у нас. Само ложе походило на очень узкую и короткую кушетку и было такое легкое, что его можно было без помощи рабов передвигать с места на место; наверняка его часто переносили из комнаты в комнату по прихоти хозяина или в зависимости от времени года, потому что в Помпеях те комнаты, где жили в одни месяцы, совершенно пустовали в другие. Кроме того, италийцы в те времена избегали слишком яркого дневного света. Их темные комнаты (как думали сначала – результат плохой планировки) были специально на это рассчитаны. В портиках и садах желающие могли наслаждаться солнцем, а внутри домов они искали тени и прохлады.

Юлия в это время года жила внизу, под парадными покоями. Ее комнаты окнами выходили в сад. Утренний свет проникал сюда лишь через застекленную дверь, и все же глаза Юлии, привыкшие к полумраку, прекрасно видели, какой цвет ей больше к лицу, какой оттенок нежных румян придает больше всего блеска ее темным глазам и свежести – щекам.

На столике перед ней стояло круглое зеркальце из гладко отполированной стали, а вокруг в строгом порядке были разложены притирания и мази, духи и краски, драгоценности и гребни, ленты и золотые булавки, с помощью которых искусство и капризная мода должны были сделать еще ослепительней ее природную красоту. В полумраке комнаты ярко сверкали живые и разнообразные фрески в помпейском вкусе. У столика, под ногами у Юлии, лежал восточный ковер. Рядом, на другом столике, были серебряный таз с кувшином, погашенный светильник в виде изящной фигурки Купидона, отдыхающего под сенью миртового дерева, и маленький свиток папируса с нежнейшими элегиями Тибулла. На двери, которая вела в спальню, висела занавеска, пышно расшитая золотыми цветами. Таковы были покои красавицы восемнадцать столетий назад.

Прекрасная Юлия лениво откинулась на своем сиденье, а цирюльник тем временем возводил у нее на голове целое сооружение из мелких локонов, старательно подплетая накладные пряди, пока прическа не достигла такой высоты, что голова как бы оказалась не сверху, а чуть ли не в середине ее фигуры.

Туника янтарного цвета, хорошо оттенявшая темные волосы и смуглое лицо, широкими складками падала к ногам Юлии, на которых были домашние туфли, завязанные вокруг тонких щиколоток ремешками; сделанные из пурпура, они были расшиты жемчугом, и носки их были слегка загнуты, как у нынешних турецких туфель. Старая, опытная рабыня, постигшая все тайны туалета, стояла рядом с цирюльником, перекинув через руку широкий, усыпанный драгоценными камнями пояс Юлии, и время от времени давала указания этому зодчему, пересыпая их лестью в адрес своей госпожи.

– Воткни эту булавку поправее да пониже, дурак ты этакий! Разве ты не видишь, какие у нашей госпожи ровные и красивые брови? Можно подумать, что причесываешь Коринну, у которой все лицо перекошено. А теперь цветы… Да нет же, дурак, не этот блеклый красный, ведь ты подбираешь их не для тусклых щек Хлориды, нужны самые яркие цветы, только они к лицу нашей юной Юлии.

– Полегче! – сказала Юлия, сердито топая ножкой. – Ты тянешь меня за волосы, будто сорную траву выпалываешь!

– Болван! – продолжала распорядительница церемонии. – Разве не знаешь ты, как нежна твоя госпожа? Ведь ты убираешь не лошадиную гриву вдовы Фульвии. А теперь ленту, вот так. Прекрасная Юлия, поглядись в зеркало, видала ли ты кого-нибудь красивее себя?

Когда после бесчисленных замечаний и возни хитрая башня была наконец воздвигнута, глазам придали мягкую томность, нанеся темную пудру на веки и брови, узкая полоска, вырезанная в виде полумесяца и искусно наклеенная на розовые губы, подчеркивала форму рта и красоту зубов, природная белизна которых была доведена до совершенства.

Другой рабыне, которая до тех пор стояла без дела, было приказано надеть на госпожу драгоценности: жемчужные серьги (по две на каждое ухо), массивные золотые браслеты, золотую цепь, на которой висел хрустальный талисман, на левое плечо – изящную брошку, в которую была вставлена красивая гемма с изображением Психеи, пурпуровый пояс, богато расшитый золотыми нитями, с пряжкой в виде двух переплетенных змей и, наконец, множество колец на каждый сустав тонких белых пальцев. Теперь туалет по последней римской моде был завершен. Прекрасная Юлия бросила в зеркало последний тщеславный взгляд и, откинувшись на сиденье, равнодушным тоном попросила самую молодую из своих рабынь почитать ей нежные стихи Тибулла. Чтение еще не кончилось, когда служанка ввела Нидию.

– Привет тебе, Юлия! – сказала слепая девушка, остановившись в нескольких шагах от того места, где сидела красавица, и сложив на груди руки. – Ты звала меня, и вот я здесь.

– Это хорошо, цветочница, – сказала хозяйка. – Подойди и сядь.

Один из рабов поставил около Юлии сиденье, и Нидия опустилась на него.

Юлия некоторое время пристально смотрела на девушку и смущенно молчала. Потом знаком велела слугам удалиться и закрыть дверь. Когда они остались одни, она спросила, невольно отворачиваясь от Нидии и забыв, что та не может видеть ее лицо:

– Я слышала, ты служишь Ионе?

– Да, сейчас я у нее, – отвечала Нидия.

– И она в самом деле так хороша, как о ней говорят?

– Не знаю, – сказала Нидия. – Как я могу судить?

– Ах, я совсем забыла! Но ведь у тебя есть уши. Что слышала ты от других рабов? Красива ли она? Когда рабы разговаривают между собой, они ведь забывают о лести.

– Говорят, что красива.

– Гм! И высокого роста?

– Да.

– И я тоже. Волосы темные?

– Говорят, что так.

– И у меня тоже. А часто у нее бывает Главк?

– Каждый день, – отвечала Нидия, подавив вздох.

– Неужели каждый день? И она ему нравится?

– Наверное, потому что они скоро поженятся.

– Поженятся! – вскричала Юлия, бледнея даже сквозь румяна, и вскочила.

Нидия, конечно, не видела, какие чувства отразились на ее лице. Юлия долго молчала, но, взглянув на ее вздымающуюся грудь и сверкающие глаза, зрячий сразу понял бы, какой удар был нанесен ее тщеславию.

– Говорят, ты из Фессалии, – сказала она наконец, нарушая молчание.

– Это правда.

– Фессалия – страна магии и колдовства, талисманов и приворотных зелий.