Дневники Стефана. Жажда крови - Лиза Смит

Перси дернулся встать, но Лекси остановила его жестом:

— Я Лекси. Раз Стефан твой брат, то мой дом — твой дом.

— Мы сбежали, — начал объяснять я.

— Я знаю, — кивнула Лекси, — Бакстон там был.

— Правда? — удивился я. — Ты поставил на меня или против?

Дамон усмехнулся. Лекси положила руку мне на плечо:

— Не злись. Он был там, чтобы тебе помочь.

— Вы хотели мне помочь?

Бакстон откинулся на спинку стула:

— Да. Но кому-то пришла в голову блестящая идея поджечь весь цирк, и я убежал, — он сложил руки на груди, как будто бы довольный своим участием в этой истории.

— Это была Келли. Она подожгла шатер, — признался я.

В глазах Лекси мелькнуло удивление:

— Я ошиблась, — просто сказала она, — это должно было случиться.

— Простите, что я вас перебиваю, но у вас есть что-нибудь поесть? — Дамон не отрывался от портрета какой-то старой дамы. — Последние несколько недель выдались довольно трудными.

В первый раз с момента побега я внимательно посмотрел на брата. Голос у него был хриплый, как будто он отвык говорить. Кровоточащие порезы покрывали руки и ноги, одежда висела клочьями, грязные черные волосы свисали на шею. Глаза покраснели, а руки тряслись.

— Конечно. Мальчики, вы, наверное, умираете с голоду. Бакстон, отведи его в лавку мясника, пусть поест до отвала. Не думаю, что в Новом Орлеане хватит людей, чтобы утолить его голод. А вечером он наконец поест по-королевски.

— Да, мадам, — Бакстон слегка поклонился, вставая со стула.

— Я пойду с ними, — я направился к двери.

— Нет, — Лекси схватила меня за руку, — для тебя у меня есть чай.

— Но… — запротестовал я, ничего не понимая. Я почти чувствовал вкус свиной крови.

Бакстон открыл дверь перед Дамоном, который на прощание выгнул бровь, будто бы говоря: «Бедный мальчик». Даже если Лекси видела это, то предпочла не заметить, занявшись чайником. Я рухнул на один из шатких стульев и уронил голову на руки.

— Стать вампиром — это не только отрастить зубы и перейти на новую еду, — стоя ко мне спиной, Лекси разжигала огонь в камине.

— А что еще? — ощетинился я.

— Ты и твой брат теперь не те, что прежде. Вы оба изменились, и, возможно, ты знаешь Дамона не так хорошо, как воображаешь. — Лекси поставила на стол две дымящиеся кружки. — Козья кровь.

— Я не люблю козью кровь. — Я оттолкнул кружку. Говорил я как капризный ребенок, но меня это не волновало. — И никто не знает Дамона лучше, чем я.

— Ох, Стефан, — Лекси ласково посмотрела на меня, — конечно. Но обещай мне быть осторожным. Сейчас опасное время, для всех.

На слове «опасный» в мозгу словно бы что-то щелкнуло.

— Келли! Я должен ее найти.

— Нет! — Лекси снова усадила меня на стул. — Отец ничего ей не сделает, а вот тебя он, скорее всего, убьет, а у тебя сейчас нет сил драться.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Лекси меня опередила:

— С Келли все в порядке, ты увидишь ее завтра. А сегодня пей. Ложись спать. Проснешься здоровым и вместе с Дамоном и Келли расставишь все по своим местам.

Лекси вышла, взмахнув на прощание передником и погасив лампу.

Вскоре усталость навалилась тяжелым одеялом, и желание не слушаться Лекси ушло. Со вздохом я поднял кружку и сделал маленький глоток. Пришлось признать, что эта теплая бархатистая жидкость совсем неплоха.

Лекси права — завтра я увижу Келли и попрощаюсь с ней. Но мне нужен отдых. Болело все тело, даже сердце.

«По крайней мере ты знаешь, что у тебя еще осталось сердце», — представил я реакцию Лекси и улыбнулся в темноту.

30

19 октября 1864 года

Мне ничего не угрожает, но я не чувствую себя в безопасности. Интересно, это вообще когда-нибудь случится или я обречен вечно стремиться к невозможному? Привыкну ли я к боли? Через двадцать лет, двести или две тысячи лет вспомню ли я эти недели? Вспомню ли я Келли, ее рыжие волосы, ее смех?

Вспомню. Я должен. Келли спасла меня т дала мне еще один шанс. Она была светом, пролившимся на мою жизнь после тьмы, в которую ее погрузила Катерина. Катерина сделала меня чудовищем, но Келли снова превратила меня в Стефана Сальваторе, которым я могу гордиться.

Я мечтал о ее любви. Мне ничего не нужно, кроме ее счастья. Я хочу, чтобы она жилам хорошо и встретила мужчину — человека, — который оценит ее по достоинству, который будет обожать ее, который навсегда увезет ее от Галлахера в тихий дом у озера, где она сможет учить детей пускать «блинчики».

Может таким, таким я останусь в е памяти: не чудовищем, а просто парнем, который провел с ней теплое летнее утро и научил кидать камни, особым образом поворачивая запястье. Может быть, однажды мы с ней одновременно вспомним это утро. Может быть даже, она научит этому своих детей и их детей, и они все будут знать о человеке, который научил ее пускать «блинчики». Слабая надежда, но хоть что-то. Потому что, пока Келли будет помнить меня, мы будем связаны друг с другом. И, может быть, со временем я научусь довольствоваться этой связью, состоящей из одного воспоминания.

Я проснулся среди ночи — как мне показалось, из-за бьющего в окно града. Несмотря на запреты Лекси, я нашел маленькую дырочку в занавеске и уставился в темноту. Деревья стояли голые, ветки тянулись к небу, как мертвые руки. Хотя луны на небе не было, я разглядел бегущего через двор енота. А потом фигуру, сжавшуюся за одной из колонн беседки.

Келли.

Я моментально натянул рубашку и сбежал по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Мне совсем не хотелось, чтобы Бакстон или Лекси узнали о человеке, который шел за мной до самого дома.

Дверь за мной хлопнула, и Келли отпрыгнула.

— Это я, — я боялся, смущался и радовался одновременно.

— Привет, — робко сказала она. На ней были синее платье, меховая накидка и низко надвинутая на лоб шляпа, а на плече висел большой саквояж. Она дрожала. Больше всего мне хотелось взять ее на руки и отнести наверх, где мы могли бы согреться под моим одеялом.

— Ты куда-то собираешься? — Я кивнул на саквояж.

— Надеюсь, — она взяла мои ладони в свои, — Стефан, мне неважно, кто ты. Меня это никогда не волновало. И я хочу быть с тобой, — она заглянула мне в глаза, — я… я люблю тебя.

Я уставился в землю. В горле встал комок. Когда я был человеком, то думал, что люблю Катерину, пока не увидел ее в цепях и наморднике, с пеной на губах. Это зрелище не вызвало во мне ничего, кроме отвращения. А Келли видела меня без сознания, истекающего кровью из-за ожогов от вербены, мучимого охранниками, лупящего брата на арене, и она любила меня. Разве такое возможно?