Тихая Балтия. Латышский дневник - Анатолий Приставкин

Эти слова шептал я в церкви, пока мой трехлетний ребенок ставил свечку.

Свечку перед распятием в память всех погибших, ребят из милиции и этого мальчика, а также моих коллег документалистов, возможно даже именно с ними я поднимал бокал за искусство, когда нам вручали государственные премии лауреатов.

Там, в Кремлевском дворце, я подошел к группе Подниекса и, как говорят, объяснился в любви к их правдивому замечательному искусству документального кино. И мы вместе выпили. Они стояли там группой, и я не знаю, был ли в этой группе тот самый оператор, что погиб…

Перед Казанской Богоматерью мы поставили еще одну свечку, моля о милости к тем живым, которых взяли под прицел эти люди…

А я опять возвращаюсь мыслью к корням этих преступлений, которые уходят туда, в упомянутый мной Кремль.

Там награждают. Там и убивают.

И какие бы мы ни отыскивали криминальные факты, случайные выстрелы, оскорбления, даже звукозаписи, с изнасилованием или без… (а, кстати, изнасилование могли совершить и уголовники по заданию тех же органов, мало ли мы знаем случаев такого рода!), но основная причина одна: это война, которую объявил Горбачев свободным или освобождающимся: республикам.

А сценарии (то же, что планы «X») могут отличаться количеством выстрелов или — поджогов, или… убитых!

Мы уже убедились: они крови не считают.

ЗА ПРАВДУ УБИВАЮТ

На следующий день приехал и сам Саша, в столовой рассказывал нам подробности этой страшной ночи. Сам он дежурил в районе телебашни, а там, в общем, было спокойно. Единственный шум, как он выразился, от рабочих, которые укладывали в заграждение бетон. Часам к четырем он убрался домой.

На студии узнал о гибели Андриса Слапиньша, он с группой заканчивал дежурство в старом городе.

— «Луну» знаете? Кафе? — спрашивал Саша. — Ну, это неподалеку от русского драматического театра… Ребята из группы Подниекса были там, в студии, это в старой Риге… А тут выстрелы… Они бросились бежать по направлению канала, и сразу же по ним ударили из автоматов омоновцы с горки у парка… Андрис не берегся, говорят, он открыто шел с камерой на стреляющих, может, он верил, что, увидев камеру, они не станут стрелять… Наоборот? У него, — добавил Саша, — двое детишек, молодая жена…

— А говорят, что его прямо в сердце?

— Ну, по-разному… А кто-то утверждает, что в голову… Могли и туда, и сюда. Главное, по ним стреляли.

Второй оператор, Гвидо Звайгзне, так изуродован пулей (пули-то особые, из «кувыркаю-щихся»), что почки и все остальное задето… Ему удалили почки, а шведы прислали особый реанимационный аппарат… Есть надежда, что выживет… На студии, по словам Саши, гнетущая обстановка, этих ребят уважали… Сегодня женщины ходили сдавать кровь…

По версии Саши, очень, кстати, достоверной, здание МВД необходимо было команде Рубикса для создания своего правительства. Но в последний момент, посоветовавшись с Москвой (помните, из беседы с Денисовым, Горбачеву четыре раза звонили из Риги, чтобы ввели войска), лидер коммунистов, он же председатель комитета спасения, не решился на этот шаг… Перебираться под объективами зарубежных кинотелекамер… Без поддержки Москвы… без родных десантников…

Утром постучалась в дверь уборщица, вызвала в коридор, а там еще две уборщицы с другого этажа. Что-то хотят сказать, но мнутся, не решаются.

— Что-то случилось?

А у самого сразу мысли о жене и дочке, которые ушли гулять. Не случилось ли с ними?

— Хотели вам сказать… Электрика знаете?

— Ну!

— Он сегодня так о вас ругался… Неприлично даже повторять…

— Ну пусть ругается, — сказал я.

— Он угрожал, — повторили женщины.

— Когда?

— Да вот внизу… Сейчас…

— Не выпивши?

— Да нет, нет. Он на весь дом кричал… Может, вам что-то сделать?

— А что сделать?

— Мы не знаем. Мы только хотели предупредить.

— Спасибо.

Но я возвращаюсь к прерванной теме.

В Литве были ранены журналисты Испании и Норвегии.

Испанский телеоператор был тяжело ранен, а его видеокамера была брошена под танк.

У людей отбирали, вышибали из рук фотоаппараты, бандиты боятся правды, отраженной в кино-фотодокументах.

В одной газете написали: «Зверски избивали журналистов».

Но вот я подумал — и оператор «Взгляда», и другие журналисты, датские, финские, советские, выполняли свой профессиональный долг, и не случайно именно среди них столько же погибших, сколько и среди охранников порядка.

В них стреляли потому, что знали: они — это главное обвинение против того, что творит система.

Вот и Анатолий Головков в очень правдивом очерке об этих событиях («Расстрелянный сюжет») приводит слова жены Андриса Слапиньша о том, что группе мстили за литовские материалы. За то, что вильнюсский видеосюжет увидели во всем мире, а Юрису Подниексу анонимно звонили и предупреждали, чтобы не лез не в свои дела…

И другой оператор, Зигис Видиньш, подтверждает: «Мы оба почувствовали, что это прицельный огонь и цель — мы…»

Анатолий Головков пишет: «От пуль карателей гибнут не только обычные люди, виноватые лишь в том, что их угораздило родиться в стране „коммунистической перспективы“. В перекрестки прицела все чаще попадают фоторепортеры, журналисты, кинооператоры — те, кто, выполняя профессиональный долг, собирают материал, который может стать документом обвинения… Я знаю журналистов, которых за „неугодные“ статьи политическая мафия заочно приговорила к смерти. Мне известно, что в КГБ хранятся досье на наиболее опасных „для дела социализма“ коллег. Знаю об этом и думаю: в какой стране мы живем?»

Я тоже об этом думаю.

Об этом же моя книга.

Ночью показали операцию парня, которому прострелили обе ноги.

Хирург замечательно провел операцию, одна нога еще ничего, а другая с раздробленной костью и порванными сосудами…

Да ведь пули те самые, со смещенным центром тяжести, они поражают насмерть.

После операции хирург приехал на телестудию вместе со своим помощником, прямо в белых халатах, лица у обоих усталые, у хирурга под глазами мешки.

Очень буднично произнес, что врачи сделают все, что в их силах. Они и госпиталь держат наготове на пятьдесят коек, дай-то Бог, чтобы он не понадобился.

— А раненый? — сказал он. — Хочется надеяться, что закончится хорошо.

— Хорошо, если не будет инвалидом? — спросил ведущий.

— Да, — ответил доктор. — Если не попадет инфекция. Мы дали большую дозу пенициллина… Но пуля…

И он развел руками.

Что же это за пули такие, о которых мы услышали лишь в последнее время?

Невзоров, например, заявил по ленинградскому телевидению, что в нашей армии таких пуль нет на вооружении, потому что нами подписаны по этому поводу всякие международные соглашения.

В цивилизованных странах, в их армиях, и правда, эти пули нельзя применять, даже на войне.

Даже!

Но мы и не цивилизованны, и не на войне, хотя война уже развязана Горбачевым и его партией против своего народа. И мы применяли их (калибр 5, 45) при подавлении даже мирного населения в Баку, в Молдавии, а возможно, и в других местах.

Эти пули опасны тем, что, входя в человека в любое место тела, они как бы начинают блуждать, калеча по пути все органы, в которые они проникают.

Специалисты утверждают, что если от простой пули можно выжить, то эта пуля, даже попав в руку или ногу, обрекает человека на мучительную смерть.

Не так давно случилось мне встречаться с ребятами из старших классов, разговор зашел о росте преступности в нашей стране, неожиданно для меня школьники выступили в защиту смертной казни. Не все, конечно, но большинство. Довод простой: убийц надо убивать, так справедливо. И насильников надо убивать. И, вообще, всех жестоких людей, тогда их станет меньше. Я спросил, а что они знают о докторе Гаазе, оказалось, что они впервые слышат это имя. Имя человека, которого чтила вся просвещенная Россия, даже памятник поставила в Москве, и все лишь за то, что построил тюремные больницы, что он взывал к милосердию к этим самым убийцам, насильникам и так далее.

Да и не мудрено моим младшим дружкам не слышать о таком докторе, если вся система воспитания в нашей стране строилась на классовой ненависти к врагам, ко всем, кто осужден или просто даже арестован, нужно ли рассказывать, что во времена моей молодости даже семья, даже детишки человека, попавшего в тюрьму, подвергались остракизму, в том числе и со стороны своих товарищей по школе, вот тебе и милосердие. Откуда бы ему взяться в нашем обществе и не только к осужденным, но и друг к другу?

Недавно я узнал, что на моей родине, в городе Люберцы, существует завод (завод!) по переработке собак в мясо-костную муку, а вы спрашиваете, откуда возникли пресловутые «люберы» с их культом силы.

Родители этих детей работают здесь, и на их глазах поточным методом животных, выловленных на улицах, превращают в муку. В год этак тысяч пятьдесят, ну у них, наверное, тоже план и социалистическое соревнование!