Нелегал из контрразведки - Валерий Георгиевич Шарапов

бывать в Западном секторе. Очень активный, амбициозный, считается только с мнением высокопоставленного начальства. Не скрывает своего знакомства с нынешним Председателем, даже, наоборот, бравирует им кстати и некстати. Командировку к нам рассматривает как очередную ступень в карьере. Запись в анкете, что проводил операции за рубежом, откроет для него перспективы дальнейшего карьерного роста.

– В чем ваши подозрения, Александр Михайлович?

– Прямых нет. Но за последнее время у него появились три новых ценных источника.

– У новичка из ЦК ВЛКСМ талант вербовщика?

– То-то и оно. Так не бывает. Есть и другая странность. Появился первый самостоятельный Источник, стал давать сведения. Хорошо. Потом появился второй, а у первого спад, материалы почти газетного уровня. То же самое и с третьим: пока информация интересная, а предыдущие почти сдулись. Что-то здесь не так. Ты понимаешь, что с таким раскладом контрразведка работать не будет.

– Понял, товарищ генерал. Если мы говорим откровенно, у вас действительно сомнения в надежности Солопова, а не сбор компромата на его покровителя?

Великанов закурил.

– У меня действительно есть неприязнь к Шелепину. По многим вопросам я с ним не согласен. Вот вроде бы в 1941-м мы с ним почти одним делом занимались – создавали с товарищем Судоплатовым Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР из крепких ребят, сплошь спортсмены-разрядники. Усиленно готовили их несколько месяцев к владению оружием отечественным и трофейным, подрывному делу, работе на рации – много чему. А товарищ Шелепин как член Московского горкома комсомола собирал зеленых студентов-добровольцев, вдохновлял и отправлял их в тыл к немцам. Зоя Космодемьянская, девчонка, семнадцать лет, только что переболела менингитом, ее готовили меньше недели. Что они, такие, могли сделать против немцев? Какие они диверсанты? Зато товарищ Сталин узнал о героическом подвиге советской комсомолки и ее наставнике товарище Шелепине. Короче, интриги – это не мое. Я должен быть уверен в своих подчиненных, также и они должны быть уверены во мне.

– С чего посоветуете начать?

– Я думал, ты сам будешь решать, – с вызовом заметил генерал.

– Я и буду, но советы опытного товарища послушаю со вниманием. – Север спокойно выдержал взгляд начальника.

– Не хочу давить на тебя авторитетом.

Великанов был отличный теннисист, даже чемпион Москвы. Эту подачу он тоже отбил с блеском.

– Для начала похожу за ним. Посмотрю, с кем встречается, как общается, какие отношения с Источниками. Постараюсь сделать фото и звукозапись встреч. Скорее всего, попробую выйти с Источниками на личный контакт.

– Согласен, но только за исключением самого важного Источника. Их встречи прикрывают мои люди, обеспечивают конспиративность и безопасность. Здесь твое присутствие исключено.

– Договорились. Мне нужна неделя, чтобы я зарядил свою группу по другим нашим операциям, и сразу займусь проверкой Солопова.

– Пока все. Расходимся как обычно: я – первый, ты – минут через двадцать за мной.

– Александр Михайлович, еще пара минут. Поделитесь опытом, расскажите, как вы организовали ликвидацию перебежчика Агабекова.

Великанов задумался, на его лице не отразились никакие эмоции, только взгляд стал более пронзительным.

– Ты и об этом знаешь. У нас это называется «литерное дело». Ликвидация, убийство – оставь журналистам. Он сбежал в 1930-м, сначала мы его выманили в Болгарию, но он заметил слежку и сдал ребят жандармам. Он хорошо знал Восток, но и на Востоке знали его. Агабеков понимал, что как только он там появится, эта весть очень быстро дойдет до нас, поэтому колесил по Европе. В Америку соваться смысла не было, кому он там нужен. А в Европе, может, кто и купит его услуги. Профессионал, долго на одном месте не задерживался. Мы сыграли на том, что денег у него катастрофически не хватало. С его авантюрным характером он начал ввязываться в полукриминальные дела. Засекли мы его в Париже. Там в армянской диаспоре у нас был свой человек. Он и пустил слух, что одна богатая семья хочет вывезти за рубеж золото и драгоценности, для этого им нужен опытный человек. Агабеков согласился не сразу, но комиссионные были такие, что он не выдержал. У него были связи во французской контрразведке, он навел справки, получил подтверждение, что такая семья действительно есть. Он согласился на встречу, подстраховался. Это был 1937 год, мы уже имели достаточный опыт в «литерных делах». Увидев на явочной квартире троих крепких мужчин, он попытался сбежать, но нож нашего сотрудника оказался быстрее.

– Почему нож?

– Никто его допрашивать не собирался. Роли распределили заранее. Я руководил операцией и был с револьвером на подстраховке. Нож – потому что лишний шум не нужен, а главное, обставили все так, что это была месть предателю за то, что предал неверным самого Энвер-пашу. Все как положено – кривой, с монограммой из Корана. Что скажешь?

– Просто и мастерски. Легенда для отхода – это то, чего мне все время не хватает. Спасибо, товарищ генерал.

– Учитесь, пока мы живы, и удачи тебе, Север.

Глава 17

Монике Бекер стукнуло тридцать. Ее одноклассникам было к концу войны по пятнадцать. Часть из них, накачанная в гитлерюгенд, сгинула в последней волне тотальной мобилизации, некоторые сбежали вместе с родителями сначала от ужасов фашизма, затем от боязни мести победителей.

Мужчин старшего поколения, годных в женихи, было мало. Многие страдали от ран и болезней. Война, особенно для проигрывавшей стороны, – это всегда сильный удар по здоровью населения. Сначала проигрывали русские, потом немцы.

Сама Моника не была красавицей, скорее, наоборот: худая, с вытянутым лицом, которое в народе называют «лошадиным». Про нее нельзя было сказать, что она высокая: как известно, червяк не бывает высоким, он длинный. Однако она всегда мечтала только о принце. Может, это последствие страстного увлечения сначала сказками, а затем женскими романами, которые она просто обожала читать, а может, это было проявление эгоистичности ее характера. Для себя она всегда хотела только лучшего. Жизнь неоднократно била ее за эту черту – будь скромнее в желаниях, – но девушка не отступала.

До войны жили они хорошо. Папа работал бухгалтером, мать принимала заказы в шляпной мастерской. Соседями по дому были семьи среднего достатка. Отца призвали в армию в 1939 году. В 1942 году из африканского корпуса пришло извещение о смерти ефрейтора Бекера. Мать стала часто болеть.

Когда пришли американцы, часть квартир опустела, в соседнюю заселили Розу Розенфельд, переводчицу одного из подразделений оккупационной администрации. Женщина, по образованию учительница английского языка, быстро подружилась с Моникой и стала обучать ее английскому. Девочка всегда была прилежной ученицей, в этом ей помогал природный педантизм.

Роза открыла для нее Маргарет Митчелл с романом «Унесенные ветром», Эмили Бронте «Грозовой перевал» и другие женские романы. Вечерами они вместе рассматривали американские журналы, насыщенные рекламой сладкой жизни. Шикарные автомобили, великолепные пляжи с пальмами, мужчины со спортивными фигурами.

Соседка помогла устроиться на курсы машинописи и стенографии. Лучшую выпускницу курсов со знанием английского языка и отменными рекомендациями от американской администрации быстро заметили в одной серьезной организации, и после тщательной проверки на лояльность Моника стала работать сначала машинисткой, потом секретарем в отделе SI в БНД.

Шефу импонировала ее обязательность, исполнительность, способность быстро печатать и молча исправлять за ним многочисленные грамматические и стилистические ошибки.

Роза уехала к себе в Америку, мама умерла, и Бекер осталась одна. Откладывая от своей скромной зарплаты, она приобрела кусочек роскошной жизни из журналов. Это был «жук». Ее маленький «жучок». Неновый Brezel-Kafer, «Крендель-жук», тип 11А, темно-синего цвета. Моника страстно любила своего питомца, стремилась всячески его украсить. Коврики, подушечки, занавесочки, накидки на сиденья всегда были