Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора - Иван Иванович Рерберг

об условиях и я выдам вам рекомендательные письма». В пять часов я был с чемоданом у Иванова, поручив днем своему товарищу все оставшиеся на квартире вещи переправить в Москву.

Иванов предложил мне ехать на только что начавшуюся постройку громадного паровозостроительного и механического завода в Харькове с вознаграждением в сто пятьдесят рублей в месяц при оплаченной дороге и готовой даче для моей семьи близ Харькова. Я был в полном восторге и после хорошего обеда и радушных проводов профессора Иванова, который оказался председателем правления завода, я в тот же вечер, в день последнего экзамена, выехал в Москву и далее – в Харьков. Воспоминание о своей первой большой и самостоятельной работе я переношу в следующую главу, здесь же только упомяну, что после окончания академии нам давали четырехмесячный отпуск; кроме того, разбор вакансий среди нас, новых инженеров, затянулся месяца на два вследствие приготовлений к празднеству коронации Николая II в этом же, 1896 году. Заявив о своем желании служить в Инженерном округе Москвы, я добился разрешения от своего будущего начальства задержаться на постройке в Харькове месяца на три. В результате у меня получилось около девяти месяцев, в течение которых я мог располагать своим временем и использовать его с громадной для себя пользой во всех отношениях.

1896–1903

Глава восьмая

Постройка Харьковского паровозостроительного завода началась с ранней весны 1896 года. Приобретенный для завода земельный участок в сорок десятин был расположен на краю города по Петинской улице рядом с вокзалом. К моему приезду были заложены здания главной конторы завода, чугунолитейной и модельной. Кроме того, были выстроены временные деревянные здания для чертежных, бараки для рабочих и навесы, в которых одновременно с постройкой начались работы по изготовлению частей уже заказанных паровозов, и куда подвозились части машин и станков, заказанных на заводах Германии, Англии и Франции. Директором завода был приглашен инженер-технолог П. П. Рицони, который уже сформировал штаты инженеров и механиков. Через несколько дней после меня приехал мой компаньон по постройке зданий инженер Г. Г. Кривошеин, мой товарищ по академии, окончивший ее на два года раньше меня. Инженерами завода был изготовлен генеральный план расположения зданий и выяснен их размер, а эскизные рисунки фасадов были поручены петербургскому архитектору Фон Гогену[32].

Я немедленно засел за изготовление рабочих чертежей зданий, а Кривошеин принял на себя работу по проверке расчетов железных конструкций, переданных московскому заводу Бари[33], который уже приступил к изготовлению внутренних опорных колонн и ферм. Для производства каменных и плотничных работ был приглашен московский подрядчик А. П. Масс, который законтрактовал уже несколько артелей рабочих. Кроме начатых зданий надлежало еще выстроить здания электростанции, машиностроительного цеха, паровозосборной, котельной, кузницы, малярной, водонапорной башни, проходной конторы, больницы, дома директора и на отдельном участке – дома для рабочих завода. Работу вели настолько энергично и быстро, что в течение восьми месяцев все перечисленные постройки были закончены, и для рабочих были выстроены ряд одноэтажных домов по две квартиры и три больших трехэтажных корпуса для общежитий и квартир семейных. Рабочие чертежи, изготовленные в карандаше, немедленно поступали на постройку, и кирпичная кладка велась настолько быстро, что железные конструкции едва за ней поспевали, несмотря на широко развитые работы завода Бари. От клепки конструкций стоял на участке такой шум и лязг, что нам приходилось пользоваться сиренами для вызова десятников. Особо высокая производительность труда была у черниговских артелей каменщиков, которые клали до двух тысяч штук кирпичей на человека в день(!). Как-то я заметил, что из одного каравана кирпича, доставленного еще в зимнее время, идет сильный запах падали. Разобрав несколько клеток кирпича, мы нашли уже разложившийся труп волка, которого, очевидно, придавило упавшими клетками кирпича, и он не смог выбраться. Вся кирпичная кладка велась на смешанном растворе в пропорции одной части цемента, четырех частей извести и пятнадцати частей песку. Для кладки дымовых труб, которую вели немцы (от фирмы Кустодиуса), прибавляли только одну десятую часть цемента к извести и при тщательном перемешивании шов твердел на другой день. В готовых зданиях немедленно возводились фундаменты под машины и станки, и начиналась сборка последних.

Я наблюдал за качеством станков, изготовленных на разных заграничных заводах, и пришел к следующему заключению: самая грубая работа была на английских станках, тщательно отшлифованы были только трущиеся части, а станины не очищены после их литья и закрашены масляной краской; станки немецких заводов были хорошо сконструированы, но некрасивы и грубы, зато стоимость их была значительно ниже английских; французские заводы присылали станки не только хорошей работы и конструкции, но они были так красивы, что нельзя было ими не любоваться, зато стоимость их превышала стоимость английской продукции.

Подрядчик Масс был энергичным, честным человеком и прекрасно вел порученное ему дело. Ранее он много лет работал в Москве и взял подряд на поставку для армии деревянных водоносных баклаг [34]. В Италии он купил секрет пропитки дерева, но, очевидно, его обманули, так как вода в изготовленных им баклагах горкла, и большая партия их была забракована. Масс на этом деле потерял весь свой оборотный капитал, но на харьковском деле снова нажил деньги, купил в Москве дом против Художественного театра и, бросив подрядничество, прожил до глубокой старости.

В Италии он купил секрет пропитки дерева, но, очевидно, его обманули, так как вода в изготовленных им баклагах горкла, и большая партия их была забракована.

Инженер Кривошеин недолго пробыл на работе в Харькове. Имея тяжелый и неуживчивый характер, он стал ссориться с директором завода и принужден был уехать, когда дело дошло до полного разрыва. Он не хотел понять, что мы с ним были временным элементом, приглашенным только на время постройки завода, а директору на заводе работать долго, поэтому, конечно, ко всем требованиям и пожеланиям директора надо было относиться с полным вниманием, сохраняя вполне свою самостоятельность. Кривошеин обиделся и на меня, находя, что в силу товарищеских отношений я должен был тоже уехать, но я считал, что порученное мне ответственное дело должно быть поставлено выше товарищеских отношений, кроме того, я находил, что Кривошеин был неправ. После революции Кривошеин работал на Волховстрое, был арестован и в конце концов уехал за границу, а мы были лишены в высшей степени талантливого и знающего инженера. Я остался на постройке один, но мне оказывали значительную помощь в работе по железным конструкциям