Фреон - Сергей Клочков

— Чего он делает? — тихо спросил, почти прошептал «фримен».

— Сходи спроси у него. Может, тренируется, а может, просто дурью мается. Пойми этих уродов… странно, что он днём вылез. Интересно, один он там или целая кодла?

— А если грохнуть его? — предложил Ересь.

— Наверняка не положу. Первым выстрелом убить скорее всего не выйдет, а очередью — бесполезно. Эта скотина умеет пули останавливать…

Вдалеке снова сухо и громко треснуло, и на этот раз досталось ЗиЛу — машина качнулась, поднялся прорубленный арматурой капот, и на бетон с хорошо различимым звоном выпала какая-то деталь. Бюрер снова вытянул гноящиеся руки, и от упавшей вышки легко отломился большой кусок швеллера килограммов, наверное, под десять. Железяка тут же взлетела так высоко, что начала казаться просто соринкой на ровной серой пелене облаков.

— Что делать будем? — поинтересовался Фельдшер.

— Не знаю пока, — признался я. — Что делать, что делать… ждать. Или свалит карла по своим делам куда-нибудь далеко, или опять в бункеры залезет. Тогда отменяются наши исследования.

— Ясно… — проворчал «свободовец», снял рюкзак, вытащил из широкого бокового кармана ГП-30 и начал присобачивать его к своему автомату.

— Хиловат твой гранатомёт, приятель, против такого урода. — Я с сомнением глянул на усилия Фельдшера. — Осколками посечёт, но не насмерть. Проходили.

— Да я знаю, — кивнул «фримен», извлекая из другого кармана самодельный брезентовый «кошель» на пять гранат, вытащил серебристый цилиндрик ВОГ-25, аккуратно загнал его в ствол. — У меня тут другая мысль появилась. Можно рискнуть…

Уперев автомат прикладом в землю, «свободовец» долго целился, затем подствольник звонко хлопнул, и я увидел быстрый серый росчерк улетевшей гранаты. Бюрер тем временем обернулся на выстрел, и я разглядел в бинокль его широкую багровую морду, словно наспех слепленную из жжёной, в потёках и пузырях, пластмассы. Граната разорвалась в метре от него, гулко, сочно бабахнув и подняв облачко синего дыма. Бюрер хрипло взревел, схватился за глаза и начал вперевалку бегать кругами.

— Ну что, завалил? — спросил я. — Щас он очухается и в подвалы утечёт. Да ещё и выходы завалит…

— Погодь… оп-па! Смотри! Хана парню.

Я снова приложил к глазам бинокль. А молодец «свободный»… точно рассчитал. Напуганный неожиданным взрывом, получивший по морде осколками и скорее всего ослеплённый мутант бежал прямо в «плешь». Аномалию он почуял слишком поздно и, разогнавшись, уже не смог свернуть. Бюрера поволокло по плитам, и в его рёве больше не было боли и ярости — он завывал, как сирена на базе «Долга», пытаясь зацепиться ручищами за металлические петли, местами торчащие из бетона. Карла вопил всё громче, потом вдруг разом смолк и, громко лопнув, словно громадный бурдюк с требухой, растёкся тонким слоем, украсив площадку всеми оттенками сизого и красного.

— О как! Кто не рискует, тот живет на пенсию. — И «свободовец» начал снимать гранатомёт с автомата.

— Молодчина. А чего гэпэшку снимаешь?

— А… неудобно с ним постоянно таскаться. Нужен, скажем так, нечасто.

— Ништяк… здорово! Вот это я понимаю. — Ересь уважительно покосился на Фельдшера. — Не то что некоторые: «Не знаю… подождём… может, уйдёт». Тьфу, блин.

— Не. Не сработало. — Фельдшер аккуратно уложил снятый гранатомёт опять в рюкзак. — Ты эти дела брось.

— Сработает как-нибудь. В челюсть, — пообещал я, снова принимаясь исследовать в бинокль площадку и постройки. — У меня иногда возникает ощущение, что кое-кто просто мечтает получить по морде.

— Ты меня просто задрал уже! — прошипел сквозь зубы Ересь. — Может, на хрен тогда спасать было, если чморишь постоянно? Урод…

— Вы ещё подеритесь, — добавил Фельдшер. — Слушайте, может, хорош уже цапаться, раз в одной команде оказались?

— Это ты с ним в одной команде. А я у вас двоих заместо ходячей гайки, — огрызнулся Ересь.

— И чё ты предлагаешь? — спросил я спокойно, как мог. Ересь уже начинал временами не просто злить, а буквально бесить. Вообще без понятия парень, до сих пор, похоже, не врубается в свою ситуацию.

— Ты ведь в курсе, что мне просто деваться некуда. — Философ смотрел куда-то мимо меня. — Но ты очень ошибаешься, сталкерок, если думаешь, что я тебе всё это забуду или уважать начну.

— А мне не нужно твоего уважения, мародёр.

— Повтори, чё сказал… — Ересь сощурил глаза.

— Чё слышал, ворина…

Я не ожидал, что Философ может броситься на меня, и потому пропустил первый удар. Хорошо врезал, тварь, я даже почувствовал привкус крови из разбитой губы и, прежде чем Фельдшер успел встать между нами, влепил Ереси в скулу так, что его развернуло к обрыву, и он едва не свалился вниз. Впрочем, помотав головой, он снова бросился в атаку, но был профессионально опрокинут «фрименом» и аккуратно уложен лицом в опавшую хвою.

— Дурить будешь ещё? — почти ласково спросил «свободовец», вывернув Философу руку. — Ты, чел, в реале нарываешься на траблы. Другой бы тебя давно за меньшее пристрелил.

— Отпусти, падла!.. — Ересь задёргался, пытаясь вырваться, но из хватки Фельдшера выскользнуть было сложно.

— Я спрашиваю, дурить будешь?

Философ хрюкнул от боли, когда Фельдшер ещё немного приподнял вывернутую руку.

— Нет, всё нормально… отпусти…

— Смотри, друг, обещал.

Когда Ересь поднялся, я вручил ему потерянный в драке дробовик.

— Ты уверен?.. — осклабился окровавленными зубами Философ, принимая оружие.

— Уверен. Давай вперёд.

Смотри-ка ты, удивился, даже ухмылка исчезла. Странно, по-новому взглянул, пожал плечами, но тут же снова ухмыльнулся и сполз по склону к брошенной мной гайке.

Дошли до бункеров мы быстро, без приключений, хотя пустошь, едва покрытая растительностью, буквально дышала смертью — зигзаг получился очень серьёзный, я то и дело останавливал Философа и долго прикидывал, в какую сторону завернуть. Надеюсь, если выход будет под этими подземельями, нормальную дорогу не придётся провешивать заново после каждого Выброса.

К запаху свежих внутренностей добавился тяжёлый дух брошенного подвала. Его ни с чем не спутаешь — прокисший, холодный, сырой, смесь мокрого бетона, залежалого тряпья и разбухшей бумаги. Именно так пахло в постоянно залитых погребах бараков под Красноярском, такой запах бывает в давно заброшенных колодцах отопления, так несло из чёрных подвалов Припяти… знакомый запашок. Привычный.

— Двери вниз точно открыты, — сказал я, ещё не доходя до первого здания, и Фельдшер удивлённо покосился, как, мол, узнал. Однако боец он, по всему видать, неплохой — вон как чётко гранату из подствольника положил. Чувствуется опыт, да и стреляет, думается мне, тоже отлично, здоровый, как медведь, нисколько за переходы не выдохся. В плане «войны» он мне скорее всего сто очков форы даст… а вот сталкер из него не очень. Ветер на всех нас дул, а запахи только я один отметил. Мало того, даже тоненькая ниточка озона проскочила в сыром духе, горьковатая вонь лежалых, но ещё не совсем догнивших костей, мокрая ржавчина — значит не только открыты подвалы, но и «электрика» в них есть, оборудование скорее всего там же бросили — нотка ржавчины и нагретой изоляции сильна определённо… и явно кто-то большой сдох там, причём сдох довольно давно, больше двух месяцев, или же просто бюрер объедков накидал. Многое может поведать простой ветерок в Зоне.

Двери вниз действительно были открыты. Точнее, выломаны. Тяжёлые створки с винтовым замком были просто оторваны от петель, и сколы металла на месте запоров уже успели потерять блеск, хотя и не взялись ещё ржавчиной. Лестница в несколько десятков ступеней уходила дальше, в темноту, откуда с едва слышным шорохом вылетал ровный, холодный ветер — признак того, что туннели идут далеко и скорее всего имеют открытые выходы в других местах.

— Ништяк, — немного бледно улыбнулся «фримен». — Ну что, народ, чувствуется ли у вас в нижних полушариях мозга лёгкое нервное напряжение? Лично в моих — очень даже чувствуется. И не сказать, чтобы лёгкое.

— Так, мужики, я первый. Пока не позову, замрите, чтоб ни шороха, ни звука… а ещё лучше — отвалите от входа шагов на десять.

— Чё, разве я не первый иду? — поинтересовался Ересь.

— Не сейчас. Там ты мне только мешаться будешь. — Я приладил на голове ремень мощного фонаря, вздохнул и, стараясь не хрустеть бетонным крошевом, начал медленно идти вниз. Фонарь выхватил широким световым пятном грязный кафельный пол лестничной площадки, следующий марш уходил направо… ещё площадка, дальше вниз… однако глубоко. Едва слышно пиликнул ПМК, потерявший сеть, ничего страшного, под землёй это обычное дело. Лестничные марши местами скрывались под наслоениями какой-то бурой грязи, запах подвала всё усиливался.