Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома - Андрей Шляхов

— С нами — это с кем?

— Неважно. Закажи, пожалуйста, кофе.

Дым Елена выпускала в сторону, чтобы не слишком травмировать некурящего Данилова.

Владимир подозвал официантку и заказал ей два кофе. В ожидании выпил еще водки и закусил ломтиком картофеля. Елена молча курила. Докурив сигарету чуть ли не до самого фильтра, она загасила ее в пепельнице и задумчиво сказала:

— Все было так романтично, а я все испортила…

— Будем считать, что ничего не было.

— Нет, так еще хуже, — покачала головой жена. — Я уже сказала половину того, что хотела сказать. Даже немного больше. Сейчас я наберусь смелости и скажу остальное. Вечер ведь все равно испорчен…

— Как хочешь, — Данилов почувствовал жжение в затылке. — Надо — так скажи. Вернее — если хочешь сказать, то скажи.

Он перелил остатки водки из графинчика в рюмку и выпил.

— Вот это тоже, — сказала Елена.

— Что — это? — Данилову уже надоели загадки.

— Ты стал много пить. Напиваешься в стельку перед сном, чего раньше я за тобой не замечала.

— Можно подумать, что я делаю это каждый день, — попробовал возмутиться Данилов.

— Скоро начнешь, — пообещала Елена. — Это, кстати говоря, один из признаков душевного разлада…

— Да нет у меня никакого душевного разлада!

— Есть, иначе бы ты сейчас не злился, а смеялся.

Владимир не нашелся с ответом.

— Знаешь, на кого ты похож в последнее время? — продолжила Елена. — На отца Федора из «Двенадцати стульев». Помнишь, как там? — она прикрыла глаза и по памяти процитировала: — Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.

— И какая тут взаимосвязь? — нахмурился Данилов.

Официантка принесла кофе.

— Счет, пожалуйста, — попросил Данилов, взглянув на часы.

— Простая, — Елена достала из пачки новую сигарету. — Ты тоже взалкал. Тебе захотелось химер, и тебя тоже понесло. Ну, признайся, неужели у тебя нет ощущения того, что ты поступаешь неправильно? Что вся эта затея с ординатурой не стоит и выеденного яйца? Что вместо ординатуры по патологоанатомии можно пойти в ординатуру по кардиологии, в конце концов! Кардиология плюс реаниматология — отличная перспектива для такого врача, как ты!

— Ты говоришь так, как будто я — маленький ребенок. Можно подумать, что мне не тяжело было уйти из лечебной медицины, — Данилов осторожно отпил обжигающий кофе и разочарованно отодвинул от себя чашку — напиток чрезмерно горчил и слегка отдавал гарью. — Но я не мог заставить себя продолжить работать анестезиологом. — Каждая пациентка ввергала меня в ступор. Я терялся, я сомневался, я боялся упустить что-нибудь и в то же время понимал, что в таком состоянии я непременно пропущу нечто важное или недооценю его и приму неверное решение. Тебе ли не знать, чем это чревато! Да меня просто трясло от сомнений, волнений и растущего с каждым днем неверия в себя!

Официантка принесла счет.

— Подождите, пожалуйста, — Данилов расплатился, не забыв про чаевые.

— Спасибо, — поблагодарила официантка и ушла, давая клиентам возможность спокойно допить кофе.

— Хочу на свежий воздух! — Елена пригубила свой кофе и тоже не стала его допивать.

— Пошли, — Данилов подал Елене дубленку, а потом накинул куртку и вышел, не застегиваясь.

Подышать свежим воздухом не получилось — машина уже ждала их напротив входа в ресторан.

В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.

— Я хочу чаю, — сказала Елена. — Ты как?

— Я — кофе, — ответил Данилов.

После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.

Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать: «Чтобы я ни делал, я всегда…» — нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот! Именно так. Это, пожалуй, самый лучший вариант. Простой, искренний и без мельчайшего признака обвинения. Годится!

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Данилов очень старался справиться с волнением, задавая этот вопрос, и, кажется, ему это удалось.

— Хочу, — улыбка Елены была немного виноватой. — Хочу, но никак не решаюсь…

— Почему? — голос Данилова звучал мягче мягкого. — Если хочешь, то скажи, обязательно скажи.

— Так трудно решиться на это…

— Чего ты боишься? — Данилов протянул руку через стол и коснулся пальцами Елениной щеки. — Я все пойму правильно.

— Обещаешь? — Елена посмотрела ему в глаза, словно пытаясь найти там ответ.

Данилов молча кивнул.

— Хорошо, — после недолгого молчания решилась Елена. — Ты совершенно прав, когда говоришь, что был вынужден изменить свою жизнь под влиянием факторов, от тебя не зависящих. Не могу с этим спорить…

«К чему такое предисловие? — удивился Данилов. — Сколько можно ходить вокруг да около? Пора бы уже и к делу перейти».

— Но выход есть всегда, — видя, что Владимир внимательно слушает, Елена приободрилась. — И хороший врач может помочь тебе с этим справиться…

— Какой врач? — изумился Данилов.

— Психоаналитик, разумеется, — ответила Елена.

«Разумеется» стало последней каплей. Той самой соломинкой, под которой издох верблюд даниловского терпения.

— Ты предлагаешь мне проконсультироваться у психиатра?! — Данилов повысил голос.

— У психоаналитика… Можешь назвать его психотерапевтом.

— Какая разница между жопой и задницей! Неужели все недоступное твоему пониманию следует считать патологией?

— Вова! Данилов!

— Я хрен-те сколько лет Вова Данилов, и не надо делать из меня психа! Сама сходи к психоаналитику и попроси объяснить разницу между нормой и патологией!

Хотелось разбить чашку и разломать в щепки стол. Хотелось биться головой об стену. Хотелось совершить что-то запоминающееся, такое, что навсегда отобьет у Елены желание оскорблять его.

— О, как это гламурно — по всякому поводу бегать к психоаналитику! И что он мне скажет? Спросит, в каком возрасте я начал заниматься онанизмом, проведет три-четыре сеанса гипноза и посоветует гулять перед сном? От кого, но от тебя я этого не ожидал! Чего угодно ожидал, но только не этого!

— Но что тут такого? — глаза Елены постепенно наполнялись слезами. — Успокойся!

— И ты еще спрашиваешь! — Владимир смахнул чашку на пол; дзенкнуло. — И ты еще советуешь успокоиться! Да как ты могла! Нет, это уму непостижимо…

Данилов обхватил голову руками и почувствовал, как она пульсирует в такт сердцебиению. Вибрировало все его тело. Все было как-то неожиданно, и оттого казалось продолжением увиденного спектакля. Такая вот театральная ссора. «Стоп! — приказал себе Данилов. — Так и кондратий хватит — икнуть не успеешь! Ну-ка, вдох-выдох!»

Некое подобие дыхательной гимнастики помогло если не успокоиться, то хотя бы уменьшить напряжение.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — сухо сказала Елена, дождавшись, когда Данилов посмотрит на нее. — Мне просто казалось, что это поможет.

— А я уверен, что не поможет, — сверкнул глазами Данилов. — Наоборот — сделает хуже.

— Тебе жить, — вздохнула Елена и добавила: — Но я все же остаюсь при своем мнении. И если ты решишься, то у меня есть хороший специалист.

«Уж не у него ли ты пропадаешь по вечерам?» — подумал Данилов, но спрашивать не стал. Оказывается, когда узнаешь, что любимая женщина считает тебя психом, многое сразу же становится неважным, незначительным.

— Оставь своего специалиста тем, кому он нужен, — попросил Владимир. — А меня оставь в покое.

Елена встала, подошла к Данилову сзади и положила руки ему на плечи:

— Пошли спать. Утро вечера мудренее.

— Иди, я не хочу, — не оборачиваясь, ответил Данилов.

— А если я не хочу идти спать одна? — Елена наклонилась и шептала прямо в ухо Владимиру.

— Позвони своему психоаналитику, — посоветовал Данилов.

— А ты злой! — Елена не просто отстранилась, но и слегка оттолкнула мужа. — Тебе потом будет стыдно, но может случиться так, что уже ничего не исправишь.

— Иди спать, а? — по-прежнему, не оборачиваясь, попросил Данилов. — Пока мы не вышли на второй круг. Поверь, ни к чему хорошему это не приведет.

— Спокойной ночи, — вежливо отозвалась жена.

— Спокойной ночи, — слушая ее удаляющиеся шаги, ответил Данилов.