Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина - Сергей Николаевич Дурылин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но усталость берет свое. Не удалось уговорить мать, чтобы взяла с собой в церковь, уговариваешь няню: няня! милая! Разбуди меня, когда пойдут вокруг церкви! И няня обещает, она обещала бы все на свете, лишь бы угомонился ребенок. Но из других кроваток старшие счастливцы отвечают смехом на обещания няни, – и опять поднимается неугомонный ребенок, и опять уговаривает няню, и опять заставляет ее в десятый раз обещать, что сделает, не забудет. Старая няня, кажется, в самом деле не забудет: она так сердится на старших шалунов, что смущают ребенка и не дают заснуть ему. И дремлешь в сладкой надежде; но страх, что няня обманет, пересиливает сон, и еще раз полузаснувший ребенок заставляет няню повторить свое обещание.
– Заснул! – говорит няня. – Слава Тебе Господи!
Крепок детский сон: завтра совсем будет светло, когда проснется дитя, убаюкиваемое сладким обещанием, и готово заплакать, когда видит, что ночь прошла и прошла Светлая заутреня. Но как плакать, когда уж явился праздник и так весело взглянул в лицо, и около постели стоит няня, стоят братья и сестры, и целуют, и смеются, и отовсюду слышится: Христос воскрес! Христос воскрес!
Но и в крепком сне не засыпает иногда светлая надежда ребенка. Случалось, она будила меня в ту минуту, когда по всей Москве носится таинственный гул и тысячи медных голосов сливаются в первую песню воскресшему Спасителю. Случалось – вскакивал ребенок, и няня, оставшаяся дома, подносила его к окну и показывала ему сверкающие огни на колокольнях и светильники воскресного хода. На минуту затихло все в комнате, и ребенок, полусонный, полупро-снувшийся, прислушивался вместе со старухою к последним звукам церковного перезвона, и потом засыпал он снова в своей постельке, а старая няня дребезжащим голосом пела: «Христос воскресе!» и «Светися, светися». И вот то, что виделось и слышалось тогда сквозь сон, теперь, как сладкий сон, видится и слышится из туманного, из далекого прошедшего…
Первая заутреня! Боже мой, как билось сердце, когда наконец в первый раз мать решилась взять с собой дитя свое к Светлой заутрене. Укладывают спать, спать не хочется – и только ждешь, когда, час за часом, наступит желанное время. Вот наступило оно. После тишины, в которую погрузился целый дом, поднимается внизу и вверху и во всех углах его радостный шум приготовления к заутрене. Одетый по-праздничному, ночью идешь по темной еще улице – не звонили еще, в церкви темно, но она уже полна народом, всякий спешит занять свое место, и стоят все одетые по-праздничному, с новыми свечами, и носится по всему храму таинственный шепот ожидания. Зажигают свечи в больших паникадилах, которые никогда, кажется, не зажигали. Как стало светло – как полна народом церковь, как весело все глядят и как весело глядеть на всех. И вот вдруг кто-то возле перекрестился, заслышав удар соборного колокола: в самом деле, ударили, другой, третий, и понеслись хором чудные, таинственные звуки, и вот наконец наш, родной колокол своим густым гудением покрыл весь хор и поглотил все звуки. Как хорошо, Боже мой! Как хорошо стоять возле матери и братьев и сестер, и слушать таинственные голоса, и смотреть во все глаза вокруг себя, и ждать, ждать всем существом своим.
А дальше – дальше целый мир новых ощущений для взволнованного ребенка. Вынесли из алтаря старые, где-то далеко стоявшие иконы, которых никогда еще не видывал, сняли с места хоругви, которых еще ни разу не видывал в движении, и запели «Воскресение Твое,
Христе Спасе», и тронулся крестный ход. И вот затворились двери, церковь полна народу, и все зажгли свои свечи, и у всех такие спокойные, важные лица, и все стоят тихо, тихо, не говоря ни слова. Чудно становится ребенку, смотрит он вокруг себя – возле старая няня стоит с зажженным огарком и молится и плачет, братья и сестры и мать смотрят прямо в глаза и не улыбаются, – и тихо все так, как будто никого нет в церкви, и над этой тишиной только носится тот же торжественный гул колоколов. Боже, что будет – хорошо и страшно! Но вот за дверями послышались отрывистые звуки возгласов священника и ответы хора, и толпа зашевелилась, люди крестятся и молятся и шепчут. Вдруг отворились двери и раздалось громкое «Христос воскрес!» – и в ответе ему народ загудел свое стоязычное: воистину! И скоро вся церковь запела вместе с хором радостные песни Воскресения.
О, святые песни, всякому знакомые, всякому милые! Кто из русских людей не знает и не поет вас и не отвечает на ваши звуки всем своим сердцем. И ребенок, в первый раз заслышав вас, чувствует трепет праздничной радости, и старик, много раз проводивший Пасху на веку своем, когда услышит вас, как будто снова делается ребенком и празднует Христу детскою радостью. Когда бы ни заслышало вас мое ухо, когда бы ни представило воображение светлую ночь Пасхи и церковь празднующую, в душе моей расцветает и благоухает праздничное чувство. И детство, милое, давно прошедшее детство смотрится в нее и в ней отражается, и снова слышатся в ней те же надежды и обещания, которыми жила и радовалась душа в ту благословенную пору. В этих надеждах и обещаниях – свет и надежда целой жизни, отголосок вечного праздника, отблеск невечернего дня в Царствии Христовом. Отойдите прочь, горькие заботы! Пусть чего ждало сердце, то не пришло, пусть то, о чем вспомнить и подумать страшно, остается в жизни, пусть стоит тут со мной, возле меня! Пусть то, чему поверило сердце и во что положило себя, то ему изменило; пусть то, что было дороже жизни, оставило жизнь! Пусть то, что казалось правдой и красотой и светом, явилось ложью и тьмой и безобразием! Жизнь – вся как есть и со всем, что есть в тебе, – оставайся, я не боюсь тебя, потому что с этим ударом колокола проклятие спало с тебя; в это мгновение Божие благословение озарило тебя вновь, от края до края, с первой
