Настоящий итальянец - Вадим Глускер

Признаюсь, семейно-разводный экзерсис меня изрядно подкосил. Мне очень хотелось есть. И пить, хотя бы кофе. Маттио Сапоретти, владелец первой попавшейся на пути кондитерской, сам начал разговор о трудностях воскресной торговли. За шоколадным бисквитом и крепким ароматным ристретто мне было легче и приятнее слушать. «Я католик, но нельзя же в церкви проводить весь день. У нас сам каждый должен решать, в какой день недели ему отдыхать. Я работаю, потому что мне нужны деньги». Наш разговор услышали покупатели. Чтобы итальянец и не присоединился к беседе, да такой еще и актуальной, как выяснилось? Пожилой сеньор с тростью выражал явное недовольство: «Они поучают жить тебя в скромности, а сами себе ни в чем не отказывают. Все у них есть. Мы-то, нормальные люди, должны и работать, и платить за квартиру, и за все остальное. Слава богу, что я уже на пенсии». Да, послушали бы эти разговоры в России. Итальянцы жалуются на законы, которые установила Церковь, слушают римского папу и остаются при своем мнении, они добились возможности хотя бы разводиться. При этом 88 % населения страны – католики. И это абсолютно добровольно. В разговор снова вступил хозяин кондитерской: «Не подумайте про меня ничего плохого, я тоже хожу в церковь по воскресеньям, в остальные дни мне, к сожалению, некогда, но я все равно найду время для молитвы». Я ничего плохого не думал. К нашему разговору за чашкой кофе присоединилась милая девушка-кассирша: «А я вот, когда была маленькой, то ходила в церковь каждую неделю, а сейчас давно не хожу». Ее патрон искренне удивился: «Совсем-совсем не ходишь? Не поверю!» «Ну, я все-таки время от времени ловлю себя на мысли, что нахожусь в каком-то особом состоянии, в котором я думаю, размышляю, молюсь, я много молюсь одна, у себя дома, мне этого вполне хватает».

Я расплатился и подумал: вот они какие, эти «итальяно веро», эти «католико веро»! Настоящий итальянец просто не может не быть католиком. И дело здесь не только в присутствии Ватикана в черте города. Каждый год 31 декабря, что в принципе логично, президент Италии не ходит в баню, он обращается к народу из Квиринальского дворца. В этом тоже нет ничего удивительного, дворец – официальная резиденция высшей государственной власти. Забавно другое. Зал, в котором он сидит на фоне итальянского триколора и средневековых гобеленов, несколько столетий был… папской спальней. Это очень символично и очень по-домашнему. Ведь церковь для итальянцев – это семья, с которой только невозможно развестись. Это же не жена. Это – ПАПА! А если быть точнее, то много ПАП. Григорий Великий жил как монах, а из церковной казны кормил горожан и откупался от варваров. Пий Двенадцатый открыл двери монастырей для евреев во время фашистской оккупации. Иоанн Двадцать Третий, например, назначил первого темнокожего кардинала, осудил коммунизм, при этом подал настоящий пример религиозной терпимости и впервые в истории Католической церкви встретился с советским руководством. А Иоанн Павел Второй первым отказался от папской тиары, символа земной власти, и прожил такую безупречную жизнь, что его причислили к лику блаженных почти сразу после смерти. Случай, невиданный доселе в истории.

Его уважали демократы и тираны, любил народ, а оперные знаменитости пели арии на его стихи. Он занимал священный престол почти так же долго, как Пий Девятый. Но только потратил он это время не на ссоры и войны, а на мир. Он входил в синагоги и мечети, ездил в «режимные» Кубу и Иран. Он просил прощения за зло, причиненное Католической церковью всем иноверцам, и за Крестовые походы прошлого. Именно он, Иоанн Павел Второй, раскаялся в суде над Галилеем и запрете учения Коперника. Он помог своей родной Польше расстаться с коммунизмом без кровопролития и простил врага своего, Али Агджу, стрелявшего в понтифика. Он спасался молитвами, а не огнем и мечом, и из всех своих титулов предпочитал только один: раб рабов божьих. Я очень хорошо помню тот апрельский день 2005 года, когда Иоанна Павла Второго не стало. Я работал в те дни в Риме. Сотни тысяч паломников со всего мира, многокилометровая очередь, чтобы проститься с самым народным Папой и крики «Санто субито!», что значит – «Святой немедленно!» Люди стремились в Рим не для того, чтобы присутствовать на «историческом событии» и переломном этапе жизни Ватикана, а исключительно по зову сердца. Ведь Иоанн Павел Второй слушал мир, а мир слушал его. Не случайно диск с папскими молитвами, начитанными под аккомпанемент африканских барабанов и кельтских флейт, не только разошелся миллионными тиражами, но до сих пор входит в десятку самых продаваемых в Италии.

Церковь в Италии была воином и феодалом, ученым и меценатом. Она играла плохие и хорошие роли в многовековой истории. Но постепенно она вернулась к тому, с чего все началось. Она поселилась в сердце Рима и молится отсюда за весь мир. Молится на чистом итальянском. На площади перед собором Святого Петра нынешний глава Римско-католической церкви Бенедикт Шестнадцатый заканчивал свою воскресную мессу. Микрофон на пуленепробиваемой подставке снова занял место в папском кабинете, туда же водрузили штандарт. Люди не хотели расходиться. У каждого была в ту минуту своя правда, и площадь на какое-то мгновение превратилась в гигантскую исповедальню. В толпе я заметил фигуру проповедника Фабио Розини. Он двигался прямо мне навстречу: «Я был уверен, что я вас здесь встречу». Священник находился в явном возбуждении: «Вы знаете, сегодня утром случилось такое! В общем, наверное, год назад я поговорил с одной девушкой, которая хотела сделать аборт. Она была заранее убеждена, что это необходимо. Но так как выбор все-таки непростой, она пришла ко мне посоветоваться. Я выслушал ее и объяснил свое мнение, как мог. И вот сегодня, только что, она пришла мне показать своего ребенка, которого все-таки родила. Он все время улыбался, а она сказала: „Ни один мужчина не смотрел на меня так, как смотрит этот ребенок. Я для него – весь мир, я – его солнце. Вот, собственно, только это я и хотела вам сказать… Мне показалось, что вам это будет интересно услышать“». Отец Фабио удалился так же быстро, как и пришел.

Я же остался стоять на площади, задавая себе все тот же вопрос: кто же они, настоящие итальянцы? Правоверные католики, живущие порой во грехе? Те, кого с детства пытается воспитать Ватикан, а они борются за свои права и гордятся, что живут в объединенной республике? Я вертел в руках глиняную копию Миланского собора, точно такую же, которую гражданин Италии Массимо Тарталья бросил в премьер-министра своей страны Сильвио Берлускони. Пример, может, и дикий, но показательный. Я внимательно рассматривал эту сувенирную пошлость, примеривал на себе, как Тарталья мог ее швырнуть, не боясь премьерской службы безопасности? Я представлял траекторию полета, место на лице Берлускони, которое собор задел. И тут меня посетила безумная по своей циничности догадка: в Италии Церковь умудряется участвовать даже в тех событиях, которые сама не одобряет. Все-таки удивительные они люди, эти «итальяно веро». Причем я отдавал себе отчет в том, что это только малая часть правды, которую я пытаюсь постичь.