Без единого выстрела - Андрей Воронин

— Да я не о ноже, — отмахнулся Илларион, — я об этом вашем компьютерщике. Понимаешь, если он действительно окажется серьезным негодяем, превратить его в груду черепков всегда успеется. А если нет? Он ведь, насколько я понял, еще довольно молод, и за компьютерами своими света белого не видит, как и все эти виртуальные гении. А тут такая задачка: залезть в компьютерную сеть ГРУ, порыться там и уйти безнаказанным… На такое способен далеко не каждый, а он вот справился. Да для него же это подвиг, игра, а ты предлагаешь мне кокнуть этого мальчишку и спокойно отправляться пить коньяк. Заметь, срок, который он назначил Аверкину для того, чтобы собрать сто тысяч, истекает как раз сегодня… точнее, уже истек, если вести отсчет со времени его звонка Николаю. А шантажиста нашего все нет и нет… Или я чего-то не знаю?

— Все верно, — проворчал полковник. — Он больше не звонил. Именно это меня больше всего и беспокоит Что, если он нашел покупателя побогаче?

Илларион задумчиво почесал переносицу, поерзал на диване и вдруг улегся, задрав ноги на подлокотник и уставившись в потолок.

— Вряд ли, — сказал он. — Ты сам подумай, Андрей. Для западных спецслужб эта информация никакого интереса не представляет, они и так знают, где и при каких обстоятельствах мы вступали с ними в силовой контакт. А уж на то, что там присутствовал какой-то Аверкин, им и вовсе наплевать. Остается пресса, причем далеко не вся, а лишь та, которая пожелтее. Не спорю, материальчик может выйти скандальный, но подумай сам: какая газета отвалит за эту информацию сто тысяч? Сто долларов — это да, это я понимаю… Ну, двести, триста… ну, пусть тысячу. Да нет, ерунда, никто ему за эту информацию тысячу не даст. А он точно не звонил Аверкину?

— Нет, — коротко ответил полковник. — Слушай! — воскликнул он, осененный внезапной идеей, — а может, он как-нибудь сам того… рассосался? Под машину попал, дружки пришили… А?

— Не думаю, — не совсем уверенно сказал Илларион. — Это же все-таки не щипач, не урка какой-нибудь, а компьютерщик. Вряд ли, вряд ли… Эх-хе-хе…

Не вставая, он вдруг запустил руку куда-то за спинку дивана и вытащил оттуда бутылку, на этикетке которой Мещеряков даже издали разглядел пять звездочек.

— Это что такое? — строго спросил он.

— Заначка, — честно ответил Забродов.

— От кого? — изумился полковник.

— От кого, от кого… От себя! Коньячок-то редкий, ребята привезли… не скажу откуда, не то ты с них головы поснимаешь за утечку информации.

— С-скоты, — процедил сквозь зубы Мещеряков. — Черт с ней, с информацией, но могли бы и мне бутылочку привезти.

— Постеснялись, наверное, — утешил его Илларион. — А я подумал: черта с два, сколько можно Мещерякову свои запасы спаивать по поводу и без повода? Дождусь, думаю, праздника, а тогда и удивлю: смотри, мол, что у меня есть!

— Жлоб, — сказал Мещеряков. — Ну и подавись своим коньяком.

— Так я же честно покаялся, — возразил Забродов. — Покаялся и добровольно сдал утаенное… Слушай, полковник, сходи за рюмками, а то мне вставать лень. Да, и лимончик прихвати! Он в холодильнике… ну, ты сам знаешь, не первый год замужем.

— Наглец, — сказал Мещеряков. — И вообще, мы ведь, помнится, собирались работать.

— Работать, — проворчал Илларион, откупоривая бутылку, — работать… Что ты называешь работой, полковник? Работать, как ты выразился, мы будем завтра. А пока что подождем. Возможно, парень просто загулял. Вспомни себя в его возрасте. Лето на дворе, крутом ножки, глазки и прочие части тела. Ты посмотри, какая нынче мода! Глаза можно вывихнуть, честное слово. Подождем до завтра и, если он не даст о себе знать, наведаемся к нему домой. Ничего интересного мы там, конечно, не найдем, но хотя бы поймем, тот это человек или не тот. Ну, чего сидишь? Тащи рюмки, полковник!

Мещеряков проворчал под нос короткое ругательство, вынул из кармана трубку сотового телефона и не глядя настучал номер. Илларион безучастно валялся на диване, разглядывая на просвет содержимое бутылки. Прижимая к уху трубку, полковник смотрел на Забродова и привычно поражался его способности к полному расслаблению. Отдыхая, Забродов умел превращаться в настоящую медузу. Самым удивительным в этой его способности было то, что в случае необходимости он мог в любой момент вскочить, как на пружинах, и начать действовать в полную силу — без раскачки, проволочек и пауз, необходимых нормальному человеку для того, чтобы сосредоточиться и понять, что происходит. В силу своих служебных обязанностей полковник Мещеряков контактировал со многими специалистами того же профиля, что и Илларион, но, насколько ему было известно, Забродов до сих пор оставался самым грозным бойцом из всех, кого знал полковник, несмотря на возраст и положение давно отошедшего от дел пенсионера.

Мещеряков не смог сдержать улыбку, очень кстати припомнив, как однажды Забродов на спор расшвырял пятерых своих коллег и учеников, действуя одной головой. Руки у него при этом были надежно связаны за спиной, а ногами он не дрался потому, что таковы были условия пари. Он бодался, как африканский буйвол, и через какую-нибудь минуту пятеро классных профессионалов мирно отдыхали на травке, а этот старый черт даже не запыхался.

— Миша, — сказал он в трубку, — ты можешь быть свободен до завтра. Нам тут нужно кое-что обсудить.

— Может, за закуской съездить, товарищ полковник? — предложил понятливый водитель.

— Съездить просто необходимо, — зловещим тоном произнес Мещеряков. Некоторым умникам очень нужно съездить по шее, но этим я займусь сам, а ты отдыхай, Миша. У тебя завтра трудный день… и у твоей шеи тоже.

Лежавший на диване Забродов издал неприличный хрюкающий звук.

— Ну, — сказал Мещеряков, убирая в карман трубку, — ты что же, так и будешь пить лежа?

— Даже не сомневайся, — ответил Илларион и переложил ноги с подлокотника на спинку дивана.

Полковник плюнул и пошел за рюмками. В тот самый момент, когда он открыл дверцу холодильника, чтобы взять оттуда блюдечко с нарезанным лимоном, Валентин Валерьянович Канаш спустил курок, целясь в Баландина.

Мещеряков этого, конечно же, не знал: он думал о том, что вечером, когда он навеселе вернется домой, ему опять нагорит от госпожи полковницы.

Глава 9

Чек не питал ни малейших иллюзий по поводу предстоящего разговора. Он понимал, что, получив с Рогозина деньги, хромой незнакомец исчезнет, как утренний туман под горячими лучами солнца, и если возникнет вновь, то лишь для того, чтобы отхватить у президента «Эры» еще один кусок мяса. То, как круто хромой обошелся с Канашом, тоже не вселяло в Чека особого оптимизма: похоже, хромого волка не слишком беспокоила перспектива отправить кого-нибудь на тот свет. Он бил жестоко и без предупреждения, предоставляя жертве самой решать, умирать ей или как-нибудь выкарабкиваться с того света на этот.

Впрочем, в свою смерть Чек не верил, как и большинство людей, никогда не сталкивавшихся с костлявой старухой лицом к лицу. Он знал, что ежедневно в мире тем или иным способом погибают тысячи людей, которые при других обстоятельствах могли бы благополучно жить еще долгие годы. Но это была статистика, а он, Чек, существовал не только в статистических сводках, но и на самом деле, и никак не мог всерьез поверить в то, что это существование может ни с того ни с сего просто оборваться.

По дороге к месту встречи Чек ломал голову над тем, что он скажет хромому. Ему явно довелось ввязаться в детективную историю, а по законам детективного жанра он просто обязан обзавестись чем-то, с помощью чего можно было сделать собеседника более сговорчивым: каким-нибудь компроматом, чем-то, что могло заинтересовать хромого, большими деньгами или, на худой конец, большим никелированным пистолетом сорок пятого калибра с костяными накладками на рукоятке. Ничем из перечисленного набора Чек не обладал и потому решил для разнообразия выложить хромому всю правду: кто он, откуда, что ему известно и что хотелось бы узнать. Если хромой потребует чего-нибудь взамен, можно будет немного поторговаться и, если это будет Чеку по силам, расплатиться сполна. А если убьет…

Чек пожал плечами, на безумной скорости ведя машину по Садовому Кольцу. Убьет так убьет, решил он. Хотя за что ему меня убивать? Как говорится, за спрос не бьют в нос. Хотя это как сказать… Канаш, например, его ни о чем не спрашивал, а он взял и врезал ему по кадыку, да так, что тот чуть жив остался.

Так или иначе, отступать было некуда. Чек знал, что тайна, самый краешек которой он подсмотрел, наблюдая за встречей хромого с Рогозиным, не даст ему покоя до самой смерти. От Рогозина правды не добьешься, так что хромой был единственной ниточкой, которая связывала Чека с разгадкой, а его сегодняшнее свидание с Рогозиным — единственным шансом ухватиться за кончик этой ниточки.