Странствия убийцы - Робин Хобб

Я попрощался с музыкантами вечером у дверей трактира в маленьком захламленном городишке Кровснеке. Скорее, я попрощался с Джошем. Хани ушла в трактир, даже не взглянув на меня. Взгляд Пайпер был таким озадаченным, что ничего не сказал мне. Потом она ушла вслед за Хани. Джош и я остались на улице. Мы шли вместе, и его рука все еще лежала на моем плече.

– Здесь ступенька у двери, – тихо предупредил я его. Он кивнул в знак благодарности.

– Что ж. Горячая еда нам не помешает, – заметил он и кивнул в сторону двери.

Я покачал головой, а потом сказал:

– Спасибо, но я не пойду с вами. Я ухожу.

– Прямо сейчас? Ну, Коб, хотя бы кружку пива и немного мяса. Я знаю, что Хани… иногда трудно терпеть, но ты же не думаешь, что она говорит за всех нас.

– Дело не в этом. Я просто кое-что должен сделать. Я это долго откладывал, слишком долго. А вчера понял, что, пока я этого не сделаю, мне не будет покоя.

Джош тяжело вздохнул:

– Ужасный день был вчера. Я не стал бы принимать жизненно важное решение после такого дня. – Он повернул голову и посмотрел на меня. – Что бы это ни было, Коб, я думаю, время все излечит. Оно лечит многое, знаешь ли.

– Кое-что, – с отвращением пробормотал я. – Другое не становится лучше, пока ты не исправишь это. Тем или другим способом.

– Что ж. – Он протянул мне руку, и я взял ее. – Тогда удачи тебе. По крайней мере, в этой руке воина теперь есть меч. Это не может быть дурным знаком.

– Вот дверь, – сказал я и открыл ее. – Удачи также и вам.

Когда я снова вышел на улицу, то почувствовал себя так, словно сбросил тяжелую ношу. Снова свободен. Я не скоро еще раз обременю себя чем-нибудь подобным.

Я иду, сказал я Ночному Волку. Вечером мы поохотимся.

Я буду ждать тебя.

Я вскинул свой узел на плечо, снова взялся за меч и пошел по улице. Я не мог придумать ничего, что могло бы понадобиться мне в Кровснеке. Тем не менее моя дорога шла прямиком через рыночную площадь, а укоренившиеся за целую жизнь привычки умирают с трудом. Я навострил уши, выслушивая ворчание и жалобы тех, кто пришел на площадь. Покупатели требовали объяснить, почему цены так высоки. Продавцы отвечали, что товары из низовьев реки приходят редко, а то, что приходит, стоит дорого. Вверх по реке все еще дороже, заверяли они. Кроме тех, кто жаловался на высокие цены, было множество людей, пришедших купить то, чего на рынке просто не было. И это были не только океанская рыба и плотная шерсть из Бакка, которые больше не доставляли по реке. Все предсказания Чейда сбылись: не было шелков, бренди, украшений из Бингтауна – ничего из Прибрежных Герцогств или из земель, лежавших позади них. Попытка Регала перекрыть торговые пути Горного Королевства избавила Кровснек от янтаря, мехов и других товаров. Кровснек раньше был торговым городом. Теперь он задыхался от избытка собственных товаров и страдал от отсутствия того, на что их можно было обменять.

По крайней мере один шаркающий пьяница знал, кого в этом винить. Он шел по рынку, отскакивая от палаток и пробираясь мимо товаров, разложенных на коврах. Его спутанные темные волосы падали на плечи и смешивались с бородой. Он пел, вернее кричал, потому что голос у него был скорее громкий, чем музыкальный. Мелодия звучала не слишком четко, чтобы мне удалось запомнить ее, и он переврал все рифмы, но смысл песни был ясен. Когда королем Шести Герцогств был Шрюд, по реке текло золото, но теперь, когда корону носит Регал, в берегах плещется только кровь.

Еще был второй куплет, о том, что лучше платить налоги, чтобы сражаться с красными кораблями, чем отдавать кровные денежки королю, который трусливо прячется от них, – но тут пение прервали городские стражники. Их было двое, и я думал, что они остановят пьяницу и вытрясут из него все деньги, чтобы заплатить торговцам за ущерб. Тишина, наступившая на рынке при их появлении, должна была бы предупредить меня. Торговля прекратилась, люди быстро расходились или прижимались к прилавкам, чтобы дать им пройти. Все взгляды были направлены на стражников.

Они быстро подошли к пьяному, и я, как и все прочие, молча наблюдал, как они схватили его. Пьяный в страхе таращил на них глаза, и молящий взгляд, которым он обводил толпу, был ужасен в своей настойчивости. Потом один из стражников отвел назад руку в кожаной рукавице и ударил его в живот. Пьяный казался крепким человеком, растолстевшим, как это бывает с плотно скроенными людьми к старости. Другой на его месте потерял бы сознание от такого удара. Пьяный скорчился, со свистом выдохнул, потом его вырвало. Стражники с отвращением отступили назад. Один из них так толкнул пьяного, что тот потерял равновесие. Он упал прямо на рыночный прилавок и рассыпал две корзины с яйцами. Торговец не сказал ничего, только отступил подальше, как будто боялся, что его заметят. Стражники снова подошли к несчастному. Первый схватил старика за ворот рубашки и заставил встать на ноги. Потом он ударил пьяного старика в лицо, и тот повалился на руки второму стражнику. Второй поймал его и держал, чтобы товарищ мог снова ударить свою жертву в живот. На этот раз пьяный упал на колени, и стражник за его спиной повалил старика на землю.

Я не понимал, что начал двигаться вперед, пока чья-то рука не схватила меня за плечо. Я оглянулся и увидел морщинистое лицо тощей старухи, остановившей меня.

– Не раздражай их, – шепнула она. – Они побьют его и отпустят, если никто их не рассердит. Рассерди их, и они убьют его. Или, еще хуже, заберут в Королевский Круг.

Я прямо поглядел ей в глаза, и она опустила их, как бы стыдясь, но не убрала руку с моего плеча. Тогда, как и она, я перестал смотреть на них и попытался не обращать внимания на звуки ударов, хрип и придушенные крики избиваемого, человека.

День выдался жаркий, а на стражниках было больше кольчуги, чем я обычно видел на городской страже. Может быть, это спасло пьяному жизнь. Никто не любит долго потеть в доспехах. Я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из них нагнулся, срезал у лежавшего человека кошелек, взвесил его на ладони и сунул себе в карман. Его товарищ оглядел толпу и провозгласил:

– Черный Рольф был оштрафован и наказан за предательство. Он посмел непочтительно отозваться о короле. Пусть это послужит всем уроком.

Стражи оставили его лежать в грязи на рыночной площади и продолжили свой обход. Один из них смотрел через плечо, когда они уходили, но никто не шевелился, пока стражники не завернули за угол. Тогда рынок медленно вернулся к жизни. Старая женщина убрала руку с моего плеча и снова стала торговаться с продавцом турнепса. Торговец начал подбирать уцелевшие яйца и измазанные желтком корзинки. Никто не смотрел на упавшего человека.

Я некоторое время стоял неподвижно, ожидая, когда пройдет ледяной холод, сковавший меня. Я мысленно спрашивал у людей, какое дело городским стражникам до песни пьяного, но никто не откликнулся на мой вопросительный взгляд. Внезапно я почувствовал, что мне ничего не нужно в Кровснеке. Я поправил свой сверток и пошел к выходу из города. Но когда я подошел к стонущему человеку, его боль ударила меня. Чем ближе я подходил, тем отчетливее она становилась, почти так же, как если бы я все глубже и глубже совал руку в огонь. Он приподнял голову, чтобы посмотреть на меня. На его лице грязь смешалась с кровью. Я пытался уйти.

Помоги ему. Таким образом мое сознание воспроизвело сильнейшее желание, которое я почувствовал.

Я остановился, чуть не покачнувшись, как будто меня ударили ножом. Эта просьба шла не от Ночного Волка. Пьяный уперся рукой в землю и приподнялся. Его глаза встретились с моими в немой мольбе и отчаянии. Я видел такие глаза раньше. Это были глаза охваченного болью животного.

Может быть, мы поможем ему? – неуверенно спросил Ночной Волк.

Тише, предупредил я его.

Пожалуйста, помоги ему. Мольба становилась все более требовательной и сильной. Древняя Кровь просит Древнюю Кровь. Голос в моем сознании звучал все яснее. Он говорил не словами, а образами. Я Уитом чувствовал их значение. Это был призыв исполнить долг перед кланом.

Разве они из нашей стаи? – с интересом спросил Ночной Волк. Я знал, что он чувствует мое смущение, и не ответил. Черный Рольф умудрился опереться на вторую руку. Он встал на одно колено, потом молча протянул мне руку. Я схватил ее и медленно поставил старого человека на ноги. Он слегка качался. Я дал ему на себя опереться. Так же безмолвно я предложил ему свой дорожный посох. Он взял посох, но не отпустил мою руку. Мы медленно покинули рыночную площадь. Пьяный тяжело опирался на меня. Слишком много людей с любопытством смотрели нам вслед. Когда мы шли по улицам, прохожие бросали на нас быстрые взгляды и тут же отводили глаза. Человек ничего мне не говорил. Я ждал, что он покажет мне какое-нибудь направление, какой-нибудь дом, который он объявит своим, но он молчал.