Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна

— Форма жизни — гуманоидная?

Лаки кивнул, признавая вопрос закономерным, и отправил на считыватели аудитории парный портрет двух человекообразных существ.

— Это, разумеется, реконструкция, — сказал он. — Все системы управления нашими кораблями, взятыми агрессорами на вооружение, рассчитаны на строение человеческого тела. Грубо говоря: две руки, две ноги, два глаза и переносимость вектора перегрузки в направлении «грудь-спина».

Глаза собравшихся были прикованы к мониторам. Отображенные там лица определенно не соответствовали человеческим представлениям о красоте и раздражали глаз, способный найти определенную привлекательность даже в монголоидных и негроидных формах. Кожные покровы бледно-серого цвета, отсутствие волос, костные выступы там, где согласно стандарту им не следует быть.

— Это все, что мы способны выжать из компьютерной экстраполяции обугленных фрагментов, подобранных манипулятором-разведчиком в секторе сражения. Ваши пилоты, капитан Тремонт, оставили нам не слишком много.

Камера отошла, демонстрируя угловатые обнаженные тела, неестественно длиннопалые и словно бы обезвоженные, более всего похожие на плод воображения обкуренного автора уличных граффити.

— К нашему общему неудовольствию, мы пока уступаем им инициативу наступательных действий, — сказал Эреншельд. — Разведгруппа, посланная в направлении рассчитанного вектора, пока не вернулась.

— Правильно ли я понял, — в тишине спросил Краун, — согласно анализу белковых структур, они — не люди? Конкурирующая форма жизни, подразумевающая борьбу за выживание вида. Это социобиологическая аксиома, не так ли? Они захватывают планету для себя, и ассимилировать население у них не получится, даже если бы они захотели… Логично предположить в таком случае, что к уничтожению планируются не только силы вооруженного сопротивления Зиглинды, но и все мирное население планеты?

Он вопросительно глянул в сторону чифа аналитической службы, будто желая убедиться, что использует правильную терминологию, и тот согласно кивнул в ответ:

— Соответственно нам следует ожидать термических бомбардировок с планетарной орбиты. Как только они на нее выйдут.

— Орбитальный пояс обороны, — сказал вице-адмирал. — Силы ПВО планеты. И наш щит еще не рухнул, господа. Современная техника Зиглинды намного превышает возможности морально устаревшего хлама, которым пользуется противник. «Валькирия» полностью укомплектована профессионалами. Я решительно запрещаю вам пораженческие настроения!

* * *

маятник в левую — в правую сторону

каждому брату досталось поровну

каждому Гаю досталось по Бруту

всем великанам — по лилипуту…

Рикард Джонас полагал, что ему не повезло. Всю дорогу он маялся скачковой мигренью, отягощенной дурными мыслями. Увольняясь в запас по выслуге лет, он никак уже не рассчитывал, что придется возвращаться в Космические Силы, тянуться во фрунт и мучительно жевать резину «Сэхримнира». Пятнадцать лет, день в день отданные военной службе, в его воспоминаниях отнюдь не выглядели самыми счастливыми. Пищевая и сексуальная неудовлетворенность, спорт из-под палки, время, утекающее безвозвратно в компании чужих людей, и множество ненужных условностей.

Теперь, спустя двадцать лет, Джонас был, что называется, представительным мужчиной, с капелькой веса, который завистники называют лишним, с ухоженными ногтями короткопалых веснушчатых рук, с щеточкой холеных усов над верхней губой. Между прочим — муж, и между прочим — отец. Мысль о том, что Империя не оставит вдову и детей, утешала слабо, учитывая, что это может быть его собственная вдова.

Деваться было некуда. Планета встала «под ружье», внутренние рейсы, где он служил пилотом, частью закрыли совсем, частью сократили. «Подмели» всех, кто имел хоть малейший навык пилотирования боевых машин. Несмотря на бодрый тон новостей, шепотом передавали глухи о страшных потерях. Поневоле вспоминалось, что «Фреки» означает — «прожорливый».

Истребитель. Расходный материал войны. В сорок пять человек приучается смотреть на вещи трезво. Пусть мальчишки играют в героев и молодцов. Пушечное мясо! Джонас, сидя в отсеке скачкового транспорта, стиснутый плечами таких же мобилизованных из резерва, как он сам, давал себе обещание воевать осторожно. Корешиться здесь не имело смысла. Все равно по эскадрильям их распределят, как будет угодно чифу кадровой службы. Поменьше… душевных обязательств.

Вот привелось же, помилуй Господи, исполнить гражданский и верноподданнический долг!

Эта идиотская война была придумана специально, чтобы воспрепятствовать ему в момент, когда результатом его долгосрочного стратегического планирования стало наконец устойчивое материальное положение.

Лишь сравнительно недавно, лет двадцать пять назад высшие командные должности открылись для отпрысков англосаксонской и франко-испанской генетических линий. Военная карьера никогда не интересовала Джонаса, хотя он числился у начальства на неплохом счету. Положительная репутация была частью плана. Выслужив свои пятнадцать лет, он демобилизовался день в день, и гражданская авиакомпания, которой он предложил свои услуги, приняла их с радостью. Прекрасный положительный пример на фоне спившихся, комиссованных по болезни и тех, кому начальство отыграло в характеристике мелкие грешки и неуживчивый характер. И хотя по уровню жизни и индивидуальным предпочтениям Джонас представлял собой чистейшей воды буржуа, возможность козырнуть прошлым военного пилота дорогого стоила в обществе, помешанном на армейской службе. Теперь он был уважаемым человеком, индивидуумом, а за штурвалом лайнера — вовсе царем и богом. Кто бы мог подумать, как обернутся против него обстоятельства.

Сбитых с толку, больных головой и координированных примерно в той же степени, что стадо на архаической бойне, их выгрузили на причал, и они, столпившись, ждали сотрудника кадровой службы. Тот отвел пилотов резерва в конференц-зал, где они расселись полукругом на жестких скамьях из пластформинга. Лицом к залу сидел чиф по кадрам, элегантный мужчина тех же сорока пяти, с длинным лицом, некрасивым, но умным, из тех, что вызывают доверие и, как правило, его не обманывают. Внимательные глаза, залысины в рыжеватых волосах. Официален, как повестка. Первым рядом перед ним ерзали командиры эскадрилий. Джонас вздохнул, ожидая, кого пошлет ему в начальники оскалившаяся фортуна.

— …Пламме, Лехвист, Джонас, Деверо — к Черным Шельмам, — неуловимым щелчком по деке узловатые пальцы зафиксировали назначение.

Подобрав вещички, поименованные пилоты протопали к столу. Со скамьи комэсков поднялся рослый, плохо побритый парень с воспаленными глазами.

— Удачи, — вполголоса пожелал кадровик.

Комэск молча кивнул. По пилотам, поступающим в его распоряжение, только взглядом мазнул. И взгляд этот Джонасу ох как не понравился. Угрюмый, и обращен внутрь себя. Световое перо прыгало в его пальцах, пока командир ставил подпись. Эстергази? Джонас хотел присвистнуть, но сдержался. Военному министру — сын? И внук героя гражданской войны? С одной стороны, это утешало: начальство обычно склонно беречь детей крупных шишек. С другой… была масса подводных течений в верхах, и он бы с ходу не сказал, в каких отношениях состоит породистое семейство Эреншельдов с Эстергази, у которых все — поперек генеральных линий, и все каким-то образом — вверх. Опять же Джонас никогда не видел человека, доведенного до такой степени изнеможения. Провожая пилотов в отведенный эскадрилье жилой отсек, Эстергази шагал так размашисто, что казалось, он просто боится рухнуть плашмя.

Более всего Джонас боялся угодить во власть героического дурака с благородным безумием во взоре: такие не берегут ни себя, ни других. Героическое безумие, однако, свойственно молодости, а комэск Эстергази юнцом не выглядел. Джонас даже, помнится, удивился, что у моложавого министра такой взрослый парень. Судя по тому, как вылеплено лицо — лет тридцать пять, не меньше.