Белоснежка и семь клонов - Катя Чудакова

Ребята растерянно смотрели на Хорста, не понимая – шутит он или говорит серьезно. Вроде, сейчас не до шуток.

– Если кому не понятно, я объясню отдельно! – добавил руководитель научной лаборатории и пошел на свое рабочее место.

«Все-таки, она молодчина, эта Ангела, – с восхищением подумал Дитмар о своей любовнице, – хотя образ стервы ей очень идет…»

Глава 14

Алине уже давно не приходилось встречать людей, столь одержимо рассказывающих о своей работе, пусть даже и бывшей, и с таким аппетитом заглатывающих самую незамысловатую еду, причем в самых необъятных количествах. Нет, ей совершенно не было жалко дюжины бутербродов, которые их с Викой новый знакомый профессор Карстен Зильбербард поглощал один за другим. Хотя ей, держащей на учете каждую съеденную калорию, такое бесконтрольное наполнение желудка казалось несколько необдуманным из-за возможных последствий в виде заворота кишок. Подсчетом калорий профессор, ясное дело, не занимался, если вообще был в курсе того, что это такое.

Из его вдохновенного монолога, периодически прерывающегося интенсивным пережевыванием и заглатыванием пищи, Алине стало известно, какая нелегкая судьба была уготована бывшему профессору политэкономии Дрезденского университета после объединения Германии. В историческом масштабе этот процесс принято считать не только закономерным, но и благотворно повлиявшим на будущность всего немецкого народа, а в частности – той его части, которую было принято называть «осями» («ост» по-немецки – восток). Если отбросить слегка недовольных жителей Западной Германии, ощутивших последствия объединения на своем кошельке в виде дополнительных налогов «солидарности», то группой, причем довольно масштабной, сильно пострадавшей от прогрессивного исторического процесса, остаются проводники и проповедники идей социализма в бывшей ГДР. Вот уж кто воистину оказался не у дел.

Одной из жертв победы капитализма в отдельно взятой объединенной стране и стал профессор ныне никому не нужной политэкономии социализма.

Как большой друг Советского Союза и поклонник российской словесности, Карстен всю сознательную жизнь учил и совершенствовал свой русский язык, знал творчество русских классиков, обожал пословицы и поговорки, приправляя ими, иногда без меры, свою речь.

Вика вообще демонстративно не принимала участия в беседе, усевшись в кресле и перелистывая глянцевый журнал мод. Как жених профессор ее уже не интересовал – к почетному званию «профессорши» ей хотелось бы еще добавить уютный домик и профессорскую зарплату. Поскольку два последних условия отсутствовали, Карстен претендовать на ее руку и сердце никак не мог.

Профессор, казалось, и не замечал своего фиаско в роли жениха. Для него вечер прошел чудесно – его накормили, напоили, да еще и дали выговориться – что еще надо одинокому стареющему холостяку?

Алина слушала его рассказ не только из вежливости, тут была и толика профессионального интереса. Отмечая про себя, как забавно звучат русские поговорки в устах иностранцев, вроде «Черного кобела не вимоеш добела» или «Маль солотник да дорьог», журналистка возвращалась к самому любопытному открытию сегодняшнего вечера – в доме, где разворачивались трагические события, привлекшие ее внимание, проживает еще кто-то, кроме семейства Хольц. Очень странное обстоятельство. Судя по всему, Юрген и Магдалена Хольц – люди обеспеченные, поэтому вряд ли стали бы сдавать часть дома внаем. Хотя, обстоятельства в жизни бывают разные, но…

Прежде чем гадать, хорошо было бы узнать фамилию соседей или квартирантов.

«Отвезу профессора к его велосипеду и посмотрю заодно табличку на доме, – с трудом сдерживая зевок, думала Алина. – Вопрос только, как надолго еще хватит красноречия у отставного политэконома? Кажется, я усну раньше, чем он сделает хотя бы минутную паузу. И как это он умудряется одновременно говорить, жевать и пить, не создавая при этом противного ощущения болтовни с набитым ртом?»

Вика демонстративно встала и, бесцеремонно бросив: «Спокойной ночи!», отправилась в свою комнату.

«Можно подумать, что это мой „жених“, а не ее…» – с обидой посмотрела вслед подруге Алина.

Профессор, не обращая внимания на потерю половины аудитории – видать в годы преподавания в университете он к этому уже привык – продолжал рассказывать о том, как сложно было объяснить студентам сущность лозунга «Пятилетку за три года!». Они, глупые, никак не могли уразуметь, зачем изначально брать заниженные обязательства или нормы, а потом их перевыполнять? Ведь гораздо проще было бы сразу все правильно распланировать!

«Ну да! А чем бы тогда занимались такие идеологические болтуны, как Карстен? Или мой папуля и его товарищи по партии?» – крутилось в голове Алины.

Из полудремы ее вывел телефонный звонок. Не сообразив сразу, что она делает среди ночи в обществе незнакомого пожилого мужчины, который к тому же кому-то что-то рассказывает, размахивая при этом длинными худыми руками, она схватила трубку.

– Алина! – послышался в телефоне голос мужа, заглушаемый громким захлебывающимся криком Михаэля.

У Алины замерло сердце и стали ватными ноги.

– Ч-что случилось? – дрожащим голосом спросила она, попутно соображая, что раз Миха орет – значит ничего страшного не случилось, по крайней мере, он живой и в сознании.

– Ты представляешь, он ни в какую не хочет засыпать без мамы и сказочки. Мы с бабушкой уже два часа вокруг него скачем, а он – ни в какую. Не хотел тебя отвлекать, раз уж дали тебе возможность отдохнуть от нас. Но получается, никак без тебя не справимся…

– Фу-ух! Я уже перепугалась, что случилось что-нибудь! – Алина облегченно расслабилась и села обратно на диван. – Давай трубку скандалисту!

Алина с некоторой толикой злорадства подумала о педагогических амбициях своей свекрови, бывшей преподавательницы гимназии, которая при малейшей возможности делилась своими соображениями по поводу воспитания внука. К счастью, большей частью лекции по педагогике были обращены к Маркусу, дабы в нужном направлении скорректировать его отцовское воздействие на Миху.

В любом случае, традиционного противостояния невестка-свекровь у них не было, а Алина справедливо полагала, что о правильности педагогического курса лучше всего можно судить по детям самих педагогов. Результат воспитания свекрови – муж Алины Маркус – служил лучшим подтверждением действенности ее методов, поэтому бабушка считала свои контакты с внуком просто необходимыми для его дальнейшего развития. И вот – они два часа не могут уложить ребенка? Пришлось бабушке наступить себе на горло и признать собственную несостоятельность? Впрочем, скорее всего, Маркус позвонил без ее ведома, ему просто жаль стало Миху, который перевозбудился от собственных криков и теперь уже просто так не уснет.

В трубке послышались всхлипы и громкое сопение. Алина зажурчала мягким голоском, уговаривая малыша лечь и закрыть глазки, потом начала рассказывать привычную сказочку на русском языке. Может, и в этом причина капризов Михи? Он ведь привык на ночь слышать привычные слова по-русски. Не прошло и двух минут, как всхлипы прекратились и сопение стало тихим и ровным.

Маркус поднес трубку к своему уху и зашептал:

– Все, мне можешь сказочки не рассказывать, я и так усну. Тем более, что я почти ничего не понимаю по-русски. Ну ты и фокусница! Даже завидую, как тебе удается моментально уболтать ребенка заснуть?

– Сейчас его и убалтывать не надо было – он измотался до предела. Следующий раз возьмешь кассету с русскими сказами.

В это время Карстен Зильбербард, воспользовавшийся неожиданной паузой для восстановления потраченных усилий и заглатывающий полузасохший кекс, который Алина уже неделю забывала выбросить в мусор, вдруг закашлялся, поперхнувшись сухими крошками.

В трубке повисло напряженное молчание, после которого Маркус странным голосом поинтересовался:

– Ты что, не одна?

Алина застыла на мгновение, потом разразилась приглушенным смехом. Чего-чего, а приступов ревности за годы их знакомства еще не было. Хотя, с другой стороны – о чем может думать муж, застукав свою жену поздним вечером с мужчиной?

– Я тебе потом расскажу! – взяв себя в руки и прекратив приступ веселья, сказала она в трубку, после чего в ней послышались короткие гудки.

«Ну вот тебе, даже спокойной ночи не пожелал. Значит, нервничает. Или действительно подумал, что я, воспользовавшись случаем, привела домой любовника? Н-да, бывают моменты, когда в голове мужчины происходит такой ступор, что объясняясь или оправдываясь перед ним в это время, навлечешь еще больше подозрений и подогреешь его в уверенности, что здесь что-то нечисто. Но чтобы мой Маркус был способен на такое? Он ведь всегда сам смеялся над бешеными ревнивцами».

В одном из магазинов игрушек, принадлежащих фирме Маркуса, работает продавщица, муж которой чуть ли не с секундомером отслеживал ее передвижение по городу. После работы она не могла ни на секунду задержаться поболтать с коллегами или пойти с подружкой выпить кофе – иначе будет скандал. Звонки ей домой от мужчин или незамужних женщин исключены, подругами могли быть только одобренные мужем добропорядочные матери семейств. Маркус всегда подтрунивал над их семейными отношениями, конечно, не в ее присутствии. Она сама очень болезненно это все переживала, тем более что многолетний террор просто убил в ней все чувства к супругу, если они раньше и были.