Инструктор по экстриму - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С опозданием наступила немая сцена. У Эллы отлегло на душе, она сразу обессилела и стала соответствовать своему возрасту. Опустив руки и ссутулившись, она медленно повернулась, сделала шаг в сторону Брагина, но тотчас передумала и поплелась к поваленной сосне, на которой верхом восседала Вера Авдеевна.
Брагин смотрел то на Марину, то на Эллу и не только не скрывал, но даже демонстрировал всем полное непонимание происходящего, очень смешно кривя нос и губы. Шубин напоминал попугая, который топчется по жердочке и двигает сложенными крылышками, так он ритмично переступал с ноги на ногу и пожимал плечами. Вера Авдеевна задумчиво курила и при этом выглядела монументально и величественно – этакий памятник Серьезному Человеку.
«Так это ее дочь!» – вдруг поняли все, причем почти одномоментно, и странная ситуация засверкала новыми гранями.
Брагин сделал нелепую попытку отойти от Эллы как можно дальше, направился к своей палатке и там, в густой тени, застрял – неподвижный и немой. Вера прикурила от окурка новую сигарету, что делала очень редко, в минуты особого душевного подъема. Шубин, правдоподобно заикаясь, предложил Марине добрать из кастрюли лисички, но настолько невнятно, что девушка приняла его слова за храп. Мира и Гера как-то незаметно оказались рядом и, поскольку центр внимания переместился с них на Эллу и ее дочь, принялись нашептывать друг другу нечто малозначимое и несерьезное.
– Какая неожиданная встреча! – ожила наконец Вера Авдеевна, нечеловеческими усилиями сдерживаясь, чтобы не кинуться в пляс. – Мы очень рады, очень! Подсаживайтесь в наш тесный и дружный кружок!
– Марина, так все же почему ты здесь? – глухим голосом спросила Элла. Стоя к костру боком, она смотрела в темный лес и обнимала себя за плечи.
– Соскучилась! – призналась девушка и посмотрела на маму влюбленными глазами. – А ты разве не рада?
Лицо Эллы окаменело. Пока она нервно жевала губы, продолжая удерживать себя в собственных объятиях, Марина, будучи девушкой воспитанной, сделала круг почета, представляясь каждому лично и при этом протягивая расслабленную ручку, словно крылышко.
– Марина Викторовна, – говорила она.
Брагина она не нашла в тени палатки, где он стоял еще минуту назад, постучала камешком по колышку.
– Але-о-о! Извините, я не знаю, как вас зовут!
– Хватит паясничать! – сердито крикнула Элла.
Марина, сотворив на своем лице любимое и, по всей видимости, наиболее доступное выражение («А что случилось? А я тут вовсе ни при чем!»), медленно приблизилась к матери.
– Почему ты на меня рассердилась, мамуль? – спросила она, не сводя своих наивных глаз с лица матери.
– Как ты узнала, что я здесь? – едва разжимая губы, спросила Элла. Она по-прежнему избегала смотреть дочери в глаза.
– Сердце подсказало… – И, нарочно сбиваясь и путаясь в словах, быстро заговорила: – А папа передает тебе привой большет. Он говорит, что очень тебя любит, что верит тебе, что ждет, и каждую минуту думает о тебе, и охапками покупает тебе цветы…
Звонкая пощечина заставила Марину замолчать. Опустив руку, Элла нервно дернула головой, повернулась к Вере Авдеевне и отрывисто, словно выкидывая из карманов камни, выкрикнула:
– У вас есть сигареты? Ну дайте же мне сигарету!
Марина застыла на сцене, коснувшись ладонью пылающей щеки.
– Теперь хватит, – шепотом произнесла она. – Она свое дело сделает… Приходи завтра, и ты найдешь меня вполне успокоенной. Финита ля комедия.
Теперь Элла, яростно раскуривая сигарету, смотрела на дочь в упор, и на ее губах, кажется, билась в агонии усмешка.
– Ну? – произнесла она. – Что ты выставляешь себя на посмешище? Кого ты из себя корчишь? Что ты этим хочешь сказать?
– Никак не могу понять, – попыталась разрядить обстановку Вера Авдеевна. – На кого Мариночка больше похожа – на маму или на папу?
– На обезьяну! – крикнула Элла.
– На маму, – поправила Марина, и лицо ее стало жестоким.
Неожиданно из темноты материализовался Брагин. Он подошел к Марине с улыбкой опытного взяточника и попытался обнять ее одной рукой, но девушка быстро отступила на шаг.
– Уберите свою поганую лапу!
– Но-но! – вскинул голову Брагин. – Потише на поворотах, малявка!
– Закрой рот! – прикрикнула на него Элла. – Я сама с ней разберусь.
Брагин поморщился и только собрался сказать, что решать сложные проблемы – прерогатива сильного пола, как вдруг Марина схватила его за локоть и сказала:
– Подождите! Я даю вам шанс спасти честь моей матери. То, что было между вами и моей мамой сегодня днем на берегу реки, отснято на видеопленку. Предлагаю вам пойти завтра в милицию и сознаться в изнасиловании. Вы сядете в тюрьму, зато моя мама с честными глазами вернется к мужу.
– Что?! – опешил Брагин.
– Марина, – произнесла Элла, – если ты сейчас же не закроешь рот…
– Ну что? Что тогда? – весело воскликнула Марина. – Ударишь меня еще раз?
– Нет, – покачала головой Элла. – Нет… Давай не здесь и не сейчас.
– А почему? Ты стыдишься этих людей? А почему раньше тебе было наплевать на то, что они о тебе думают? Ведь все прекрасно знали, что у тебя есть муж, что ты ему изменяешь. Почему только сейчас стало стыдно?
– Марина, – еще тише произнесла Элла, пытаясь поймать руку Марины. Мать проигрывала дочери уже явно. – Я не узнаю тебя… Ты… ты в своем уме? Я ведь тебе не подружка, не сокурсница…
– А я, кроме всего прочего, еще и дочь очень знакомого тебе человека.
– Да не любит она его больше! – снова вмешался Брагин. – Теперь она любит меня!
– Заткнись! – попросила его Элла.
– Нет-нет! – Марина приподняла руки и развернула ладони, будто намеревалась удержать мать, если та вдруг упадет на нее. – Пусть говорит. Это очень интересно! Значит, теперь ты любишь вот этого типа?
– Марина! Это мое личное дело!
– И все же – да или нет?
– Я тебе отвечу! – никак не мог заткнуться Брагин. – У нее с твоим отцом все кончено. Она любит меня!
– Значит, это правда? – требовала уточнения Марина, глядя на мать.
– Нет, – после мучительной паузы произнесла Элла.
Брагин немедленно обиделся.
– Как это понимать, Элла? Я хочу разъяснений!
– Ты можешь отстать от меня хотя бы на полчаса! – с мукой выдавила из себя Элла.
– Как скажешь, – пожал плечами Брагин.
– Так вы отказываетесь от моего предложения? – напомнила ему о себе Марина.
Брагин, уже сделавший два шага, круто развернулся.
– Я сейчас как сниму с тебя трусы и ремнем…
– Неужели руки еще не устали снимать трусы? – улыбнулась Марина.
– Господи! – прошептала Элла и прижала ладонь ко лбу. – Я сейчас сойду с ума… Скажи, зачем ты это делаешь? Что ты от меня хочешь?
– Морального удовлетворения! – не задумываясь, ответила Марина. – И материальной компенсации…
Мира, которая все это время безотрывно наблюдала за происходящим, повернула лицо к Гере, коснулась его уха губами и шепнула:
– Мне стыдно смотреть на все это.
– И мне.
Они одновременно встали и незаметно ушли в ночь, словно нырнули под теплое черное одеяло.
3
– Когда я увидела их на обрыве, – сказала Мира, подойдя к воде, – то сразу подумала, что они за кем-то следят. Теперь понятно за кем.
Река в темноте казалась потоком нефти, лишь перья волн и брызги в свете луны напоминали россыпь жемчуга.
– Первый раз я веду такую интересную группу, – признался Гера. Конечно, уместнее было бы сказать «идиотскую».
– Тебе не кажется, что Вера за всеми следит? – спросила Мира. Она опустилась перед рекой на корточки, зачерпнула воды и умылась.
– По-моему, она не столько следит, сколько называет вещи своими именами. Она говорит то, что думает. Получается довольно грубо, ее слова всем режут слух.
– Выходит, никто из нас не хочет слушать правду?
– Все делают вид, что не понимают сути происходящего, – поправил Гера. – И потому ее правда выглядит как бредни… Но мне кажется, что нас с тобой она любит.
Она выпрямилась, подошла к нему.
– Ты тоже делаешь вид, что ничего не понимаешь?
– Иногда.
– А сейчас?.. Что ты думаешь обо мне?
Она стояла совсем близко. Гера мог различить тонкую мокрую прядь, прилипшую к ее лбу.
– Что я думаю? – переспросил Гера. – Я думаю, что хочу тебя поцеловать, только не знаю, как сообщить тебе об этом.
– Об этом не надо сообщать… Но ты говоришь не то.
– А что я должен сказать?
– О том, что тебе не дают покоя мысли о Некрасове. О наших с ним отношениях.
Мира выжидающе замолчала.
– Я что-то должен сказать? – поинтересовался Гера.
– Конечно! Ты должен схватиться за голову и мученическим тоном произнести: «Да! Он не дает мне покоя, и я не знаю, как вытряхнуть этого кабана из своей головы!»
– А ты?
– А я тебе отвечу: ничего плохого Некрасову я не сделала. Он рядом, жив и здоров. Наберись терпения, не позднее завтрашнего вечера он будет в лагере… Но самое главное не это. Самое главное то, что он меня совершенно не интересует.