Прикосновение к будущему - Сергей Лазарев

Перед тем как начать спуск, со мной произошло что-то странное. В голове была звенящая пустота, ни одной мысли. Ни сожаления о прошлом, ни планов на будущее. Движения из судорожных стали плавными и точными. Когда я спустился метров на пятьдесят, то понял, что ошибся, и принял левее. Тот путь, которым я поднимался, шел по диагонали правее. Посмотрел наверх. Шансов подняться у меня не было. Внимательно осмотрел стену, идущую вниз, шансов спуститься тоже не было. Стена была отвесной. Висеть долго в таком положении я бы не смог. Начал внимательно осматриваться по сторонам. Метрах в тридцати правее и ниже я увидел заросли рододендрона, небольшие кустики с ветками длиной около метра. Я понял, что это единственный мой шанс. Очень плавно, не делая резких движений, стал смещаться вправо. Когда пытаешься уцепиться за какой-то выступ, нужно нажать на него три раза. Первый очень мягко, чтобы не развалить свою балансировку, проверяя, не упадет ли камень сразу. Второй жестче и коротко, чтобы не упасть вместе с ним, если он отвалится. А третий очень плавно и мягко, постепенно перемещая опору на камень.

Ни на одну опору нельзя надеяться стопроцентно, даже чисто психологически. Тогда легче успеть уцепиться за другие, если эта все-таки подведет. Несколько десятков метров я преодолел.

Под рододендроном тоже была отвесная стена. Но здесь уже можно было спускаться комфортно, не цепляясь кончиками пальцев и спортивных тапочек как раньше.

Я подполз к зарослям рододендрона, отдохнул, затем взял в руки несколько крепких веток, чтобы дальше спускаться на одних руках. На всякий случай дернул. И легко их вырвал. Смотрел на ветки в своей руке и понимал, что шансов выбраться теперь у меня нет никаких.

Но попробовать все равно нужно было. Я сжал ладонью максимальное количество веток, дернул и увидел, что они более или менее держатся. Плавно и осторожно, захватывая в руки пучки веток, начал спускаться. Метров пятьдесят я спускался только на руках.

Потом стена стала более пологой, и я стал находить какую-то опору под ногами. Спускался я четыре часа. Три с половиной часа молчал. Чувствовал, что если отвечу своим друзьям, то мое сознание начнет работать, и я погибну. Когда подошел к группе, все начали меня ругать, поскольку я сорвал весь график перехода. Показал им то место, откуда спустился. Меня еще раз переспросили. Я снова показал путь, по которому полз. Издали мой маршрут казался еще более впечатляющим. Больше вопросов мне никто не задавал.

Там теоретически невозможно спуститься, сказал, правда, один из членов нашей группы.

Как-то один армянин рассказал мне странную историю: У нас в небольшом армянском городке жила девочка, и мы, мальчишки, которые привыкли лазить по горам, каждый раз разевали рот, видя, как она развлекается. Она подходила к краю скалы, закрывала глаза и шагала вниз. И вдруг, неожиданно, ее падение замедлялось, и она начинала, как бабочка, перепархивать с одного уступа на другой. И так несколько сотен метров, пока не опускалась на землю. Потом она разбилась. После первой брачной ночи она решила испытать привычное ощущение полета, подошла к краю пропасти и шагнула в нее. Но ее подсознание, наверное, сильно привязалось к человеческим ценностям, не смогло их отпустить и стало зависеть от них. И, наверное, мелькнуло чувство испуга, когда она шагнула в пропасть. Похоже, с ней произошло то же самое, что и с Апостолом Петром, который шел по воде до тех пор, пока не испугался. Когда страх, сожаление, обиды ставят нас в зависимость от окружающего мира, чувство полета уходит не только из души, но и из тела.

Не удержусь и расскажу читателям еще один случай о резервах человека в критической ситуации, когда ему свойственно не отчаяние, а оптимизм.

Несколько друзей поехали на рыбалку. Остановились возле озера, взяли снасти и пошли на лед. Отошли от берега метров на сто, началась поземка, а потом пурга. Пошли назад другой дорогой. Вышли на тонкий лед, который вдруг треснул. Трое человек оказалось в воде. Двоих сумели вытащить, а одного найти не смогли, его затянуло под лед. "Минут пятнадцать мы его искали, рассказывал мне знакомый, но все было бесполезно.

Мы вернулись на берег, сели в машину и уехали. Проехали метров двести. Метет пурга. А я говорю: "Ребята, я слышу его голос, давайте возвращаться". Мне отвечают. "Успокойся, это ветер свистит, ты слишком переволновался". А я им повторяю: "Я четко слышу его голос, поехали назад"." Все решили, что у меня с психикой не в порядке, махнули рукой и двинулись назад.

Вернулись обратно к берегу.

Ну что, успокоился, можно ехать дальше?

Нет, берите топор, пойдемте со мной. Он из-подо льда кричит, будем лед рубить.

Решили не спорить и отправились с ним.

Прошли несколько десятков метров по льду, и вдруг у всех волосы дыбом встали. Все отчетливо услышали голос своего товарища, которого полчаса назад затянуло под лед. Голос был искаженным, но, тем не менее, его.

Подошли к тому месту, откуда раздавались звуки. Начали рубить лед топором и через минуту вытащили друга.

А получилось следующее. Когда его затянуло под лед, он пытался вынырнуть, но натыкался повсюду только на ледяной потолок. Случайно его рука зацепила какой-то предмет. Это был кусок раскладушки, вмерзший в воду. Парень сначала через эту трубку кричал, а потом стал дышать. Вообще-то я подумал, что в трубке тоже должна быть вода и она должна была замерзнуть. То ли он сумел выдуть этот лед, то ли там было какое-то пространство, я не знаю. Но передо мной сидел человек, который слышал его голос, вытаскивал его, я видел, что это правда.

Меня потом неделю на руках носили, рассказывает мой собеседник. Такой пир закатили, что до сих пор соседи вспоминают.

Выдерживает испытание тот, кто правильно относится к жизни, подумал я.

На жизнь можно смотреть как на цепочку постоянных потерь. И в конечном счете, все человеческие ценности, которые мы имеем, мы обязаны потерять.

Но это поверхностный взгляд. В каждой ситуации и в каждой жизни у нас есть то, что никогда не уменьшается, а только увеличивается. Это любовь к Богу и соединение с ним. С высшей точки зрения, мы никогда не теряем, а только приобретаем.

Если была любовь, то от нее в душе должна остаться радость встреч, а не горечь разлук.

Как мне стать счастливой? спросила меня одна американка.

Вы всегда были счастливы, только не понимали этого, сказал я ей. Когда все вокруг становится поводом для накопления любви в душе и излучения ее, тогда мы по-настоящему чувствуем иллюзорность нашего бытия и реальность Божественного в нашей душе.

Я раньше не понимал, откуда у меня неистребимое желание рисковать жизнью.

Когда в начале 1970-х годов я работал экскурсоводом на Кавказе, обычно я оставлял группу на Рице и пешком спускался вниз по дороге. А примерно через два часа группа собиралась, и меня подбирали на обратном пути. Мне очень нравилось в одиночестве идти по ущельям. Ощущение единства с природой было больше. Моим любимым занятием было хождение по перилам мостов.

Я знал, что если я упаду, то инвалидом уже не останусь. А ощущение близкой смерти радовало душу и совсем по-другому окрашивало внешний мир. Люди, которые часто рискуют жизнью, становятся добродушней. Я потом понял почему. Ведь человеческие ценности и начинаются с жизни. Перед близкой смертью «стрелки» нашей души автоматически сдвигаются в сторону любви. Это саму жизнь наполняет новым смыслом. Огромное количество людей в мире рискует жизнью, вроде бы, из-за пустяков. Обычной логикой это не объяснить. А это, оказывается, один из механизмов, снимающих зацепки за человеческие ценности. И в пограничных, близких к смерти состояниях вспышка устремления к Богу и к любви может изменить человека качественно и вывести его на совершенно новое восприятие мира.

В критических ситуациях со мной часто происходило что-то необычное. И когда пациенты говорят, что врачи подписали им приговор, я объясняю им, что врачи делают заключения, исходя из статистики. А когда человек обращается к Богу и к любви, статистика часто перестает работать. Врачи долго убеждали Валентина Дикуля, что с переломанным позвоночником он ходить не должен и не будет. Но добродушие и упорство не только поставили его на ноги, но и позволили ему помогать другим, успешно преодолевая тот же недуг. Человек озлобленный в критической ситуации быстро «гаснет». Оказывается, в значительной степени изменить свое тело и свой дух может тот, у кого происходит постоянная подпитка энергией. Человеческие ценности имеют определенную емкость энергетическую. Но для совершения не сиюминутного, а протяженного во времени подвига человеческих ценностей не хватает. Неиссякаемым источником энергии в этом случае является чувство любви. Если человек в безвыходной ситуации выключает ориентацию на человеческие ценности и ориентируется на чувство безграничной сияющей любви, его волевой импульс становится сколь угодно высоким. И добиться может очень многого, и совершить любые чудеса. И здесь физическое выздоровление является только малой, крохотной частью тех возможностей, которые открываются перед человеком.