Умеющая слушать - Туве Марика Янссон

Когда они вышли, ветер ударил дверь о стену. Снаружи было светлее, серый мрак сгущался рядом с ними. Мальчик последовал за мужчинами вниз к берегу и ждал, пока они вытаскивали волокушу.

Они забрались на судно, а он устроился на скамье, втянул голову в плечи и замер в ожидании. Мотор стартовал медленно, он пыхтел и делал разбег; тяжело дыша, судно пустилось в ход и круто вывернулось из залива. Как только нос суденышка оказался за мысом, на них обрушилось все это серое море; оно стремительно и своевольно катило волны… движение, которое было пугающе беспомощным, пока суденышко и море привыкали друг к другу.

Нурдман и Векстрём сидели каждый на своей стороне у края рядом с Хольгером, они были крепки, как горный утес, и от них пахло мокрой шерстью. Постепенно судно начало следовать за волнами. Море плыло им навстречу, и бурлящие волны отступали назад. Волны, возвышаясь и образуя свод, проплывали мимо, а порой суденышко на какое-то время застывало, содрогаясь от носа до кормы, но потом мотор упрямо начинал работать снова. Проблески света над морем стали заметнее. Судно приблизилось к шхере с каменным утесом, что был береговым знаком, вехой по пути на восток.

Он прибывает, чтобы взорвать утес. Он зажигает бикфордов шнур, и огонь ползет вперед, ползет быстро. Нурдман стоит, и смотрит на него, и поворачивается, и бежит! Берегового знака больше нет! Небо и земля рушатся – в разные стороны, каждое само по себе. А позднее на шхеру являются люди, и качают головой, и говорят:

– Это было здесь!

Судно пришвартовалось не очень удачно у входа в гавань, но где-то же оно должно было причалить. Во всяком случае, здесь был напротив стальной трос, и кормовой фалинь должен был выдержать. Нурдман привязал кошку[17] к стальному тросу, что опустился вниз и слегка дернулся в такт мелкой зыби. Затем он сказал сыну:

– Ты можешь приглядеть за кошкой! Коли она начнет вертеться, это худо! А коли взметнется прямо вверх, нам надобно плыть обратно.

Они взяли вагу[18] и ящик со взрывчатыми веществами и пошли вглубь шхеры. Хольгер сел у подножия горы и стал сторожить кошку. Встречное течение толкало моторную лодку с подветренной стороны вперед, и увлекало обратно, и било по фалиню; кошка поднималась и снова окуналась глубоко в воду, но вверх она не взметалась. Хольгер все время приглядывал за ней.

Каменный утес отсюда снизу не был виден. «Они позовут или попросту убегут? Откуда мне знать, когда это будет».

Теперь пустили в ход бур. Он заглушал шум ветра и волн, он работал как бешеный вместе с Нурдманом. Тот держал тяжелый, наполовину поднятый бур, косо приставленный к горе, лицо его было сковано напряжением, и он скалил зубы. Каменная пыль летала перед глазами, а бур отскакивал и искал себе опору, он подвывал меж его руками. Нурдман точно знал, что бур мог, а что он терпел.

Векстрём сидел, сплетая вместе взрывные заряды.

Может статься, что все это, вместе взятое, было одной-единственной глупой ошибкой. Если огромнейший в мире камень лежит далеко в глубине моря, то, вероятно, Бог в своем непостижимом добросердии положил его там. «А потом, – думал мальчик, – потом является Нурдман. Ему плевать на то, что решил Бог, он глядит на камень и говорит: „Его надо убрать!“»

Стало спокойнее, кошка все меньше и меньше металась из стороны в сторону, но он все время не спускал с нее глаз.

После восьми Нурдман забрал с собой мальчика на другую сторону шхеры и указал ему на часть нависающей скалы, где он должен стоять.

– Залезешь туда, – сказал он. – И не шевелись. У нас – другое место. Понял теперь?

Мальчик кивнул, закрыв рот рукой. Он забрался под нависающую часть скалы и стал ждать.

«Он не понимает, он думает, что я боюсь. Дело вовсе не в том, что тебя самого разорвет на клочки взрыв или ты упадешь в глубокую серую воду. Это касается того, кого ты ждешь и кто никогда не вернется домой».

Звук был краток и приглушен: казалось, огромное животное ворчит во сне.

Мальчик громко закричал и взбежал прямо на склон горы; там он и ждал камнепада после взрыва. И камни стали падать… вокруг него низвергались осколки, наяву все было точь-в-точь так же, как он себе представлял. Там летали они, зазубренные и острые, тяжелые куски древней горы докембрийской породы и узкие, будто дротики, осколки, но они имели отношение к нему, касались его – его, и никого другого. Невозмутимо рассматривал он камни, что ложились на покой вокруг него в том порядке, какой определил им Нурдман.

Друзья Лучо

Собственно говоря, нет в нем иного недостатка, кроме того, что он так ужасающе добр. Возможно, это