Черепаха Тарази - Тимур Пулатов

— Он был женат? Никогда бы не подумал, — усмехнулась черепаха, но тут же смягчилась, прониклась жалостью к Тарази.

Мысль снова начерталась в ее мозгу прерывистыми пунктирами: чего он ищет? Одинокий… Что тревожит? Что режет его на части? И даже она своим куриным умом понимала, как несчастен Тарази, несмотря на свой нормальный человеческий облик.

Но наш тестудолог был по-прежнему безжалостен, не позволял черепахе расслабиться, ибо, услышав о приступах блуждающей боли в теле Бессаза, сразу сообразил, что рассказ подошел к важному месту.

Но до того как начался очередной, более продолжительный приступ, Бессаз успел засунуть в руку прикованному трубку и, приглядевшись внимательно, понял по его позе, что трубка была насильно втиснута ему в кулак уже после того, как несчастного приковали. Видно, убийцам было мало того, что они заковали его в цепи, для впечатляющей картины посрамления не хватало этой трубки.

Пока Бессазу казалось, что он так умно догадывается об этих тонкостях казни, пары снова покрыли трубку слоем соли, и Бессаз уже не мог ее вынуть обратно. Жаль, лопатку, которую так настойчиво всовывал ему в руку староста, он не взял.

Бессазу ничего не оставалось делать, как поспешить на площадку, ибо почувствовал вдруг приближение нового приступа. Он только успел отвязать веревку с ноги, и боль, на сей раз резкая, нестерпимая, пронзила его всего.

В дурном настроении Бессаз спустился с холма, и староста, ждавший его внизу, в беспокойстве спросил:

— Что-нибудь случилось? Вы бледны…

Бессаз решил скрыть свое недомогание, ибо заболевший судья мог вызвать у всех лишь иронию. Он поспешил успокоить старика:

— Просто устал. Спуск сегодня был трудным. Но зато я сделал важное наблюдение. Так что через денька два я смогу возвращаться в город…

— Нет, не так скоро. Я не отпущу вас, — сказал староста, дружески взяв Бессаза под руку. — Вам надо будет отдохнуть в наших краях после столь сложного дела. Ведь кроме деревни и этого холма, один вид которого удручает человека, у нас есть прекрасное место для охоты. Совсем недалеко, у озера, там много дичи, а в камышах — тигры. Нет, нет! Если потребуется, я напишу вашему начальству, чтобы оно разрешило вам остаться… Они не откажут, зная мое одиночество и тоску по общению с образованными людьми. Могут же они хоть раз понять чувства бедного имама?..

— Разумеется, поймуг, — сказал Бессаз рассеянно, боясь, как бы не повторился приступ еще до того, как они зайдут в дом.

Прислушиваясь к каждому своему движению, он поспешил к себе в комнату, извинившись перед стариком.

— Вы не против, если я немного прилягу? А через часик-другой расскажу вам о своих выводах…

— Ради бога! — засуетился старик, поправляя Бессазу постель; — А я пока попрошу Майру приготовить что-нибудь вкусненькое…

Но Бессаз конечно же не мог уснуть — лежал и со страхом прислушивался к тому, что творится в его теле, и если поначалу ему казалось, что боль в спине — от неосторожного движения на холме, то сейчас Бессазу было ясно, что все гораздо серьезнее.

Во время каждого приступа, все чаще мучившего его, будто что-то менялось у него внутри — обрывалось, свертывалось, завязывалось в тугие узлы в самых неожиданных местах, где все, наоборот, должно быть гладко, расслаблено…

Боль, пробегая по телу, бросала его в холодный пот, заставляя пределывать такие немыслимые движения, так корчиться… Он уже не чувствовал своих мускулов, помимо своей воли прижимался, например, животом к жесткой постели и отбрасывал руки и ноги в нелепой позе, похожей на черепашью.

Ему хотелось куда-нибудь спрятать голову от боли, и он закрывал ее рукой, старался просунуть под грудь, поражаясь, как это ему удаются такие сложные, немыслимые движения, которым позавидовал бы любой акробат.

С трудом ему удалось немного успокоиться. И, закрывшись одеялом, Бессаз решил потереть свою спину, но вдруг с ужасом нащупал длинную опухоль — от ягодицы до самой лопатки через все тело.

— Кстати, — добавила черепаха, — у меня с самого рождения был небольшой нарост, что-то вроде копчика. И помню, как отец, купавший меня, частенько посмеивался, щелкая пальцем по этому наросту, и называл меня «хвостатым мальчиком».

Вспомнив тогда в постели о своей кличке, Бессаз успокоился, решил, что поранил свой копчик, поскользнувшись на холме, опухоль от грязи на-it гноилась и расползлась по всему телу.

«Отлежусь несколько дней в постели и уеду из этой проклятой деревни», — подумал Бессаз. И постарался забыть о своих неприятностях, ибо живо представил, как будет ухаживать за ним старик, приятно и преданно суетясь и молясь за его выздоровление.

«Союз превратится в нежную дружбу. Я ведь так устал, так истосковался по людскому участию…»

Да, дело, за которое он взялся с напористой упрямостью, сделало его одиноким в атмосфере всеобщей лени и равнодушия… И в глубине души он даже был доволен тем, что слег, — впереди у него несколько дней домашнего уюта, тепла, сочувствия, хотя временами его нет-нет да и тревожила вся эта оказия с воспаленным копчиком.

«Как мне, молодому и сильному, показаться теперь перед старостой и Майрой таким немощным, беспомощным, иигущим сочувствия? — грустил Бессаз. Не исказит ли это в их сознании мой образ? Человека, так смело проведшего трудное, почти неразрешимое дело?»

— А то, что расследование мною уже закончено блестяще, в этом я не сомневался, — сказала черепаха. — Оставалось лишь узнать о хитром старосте. А о своей болезни я решил рассказать ему после нашей откровенной беседы. Так сказать, с обоюдного согласия сторон… Раненый, я еще больше поднимусь в их глазах как человек пострадавший, выполняя свой долг…

Но, боясь, как бы ему не стало еще хуже, Бессаз решил позвать старосту, чтобы рассказать ему о своем последнем восхождении на холм.

Как всегда бродивший где-то за его дверью, старик тут же явился на зов Бессаза и, сделав полушутовской реверанс, объявил:

— Прошу на ужин… в теплом семейном кругу.

— Уже? — Бессаз от неожиданности досадливо поморщился, но не от боли — староста перебил ход его мыслей.

— Нас ждет тушеная баранина… с таким ароматом… словом — эмирское блюдо, — не сказал, а пропел старик и беспечно и дурашливо, в унисон своему наигранному настроению, послал в сторону кузни воздушный поцелуй, видимо предназначенный искусной поварихе Майре.

Бессаз не сдержался, и вдруг захохотал, и чуть не свалился на кровать, где снова, уже на глазах изумленного старика, проделал бы невольно движения в позе черепахи.

«Потеха, — думал он в ужасе, — старик со своими дурацкими выходками и я, готовый ерзать по кровати, как черепаха…» И его снова пробрал нервный смех.

— Мужчины, стол накрыт! — услышали они голос Майры и оба застыли в нелепых позах напуганных шутов.

Первым опомнился развеселившийся старик и стал толкать Бессаза в сторону двери, а Бессаз в страхе вертелся и так и сяк, как бы тот не задел его больную спину.

Бессаз сел за стол, но продолжал улыбаться и подмигивать Майре, чтобы поддержать веселье ее отца.

— Ну, довольно, папа, — с укором глянула Майра на отца, и тот кашлянул, сел и стал серьезным.

— Славно же мы побаловались, — заключил он.

Бессаз принялся за еду, но староста все не мог прийти в себя после столь неожиданного веселья. То ли оправдываясь, то ли сожалея, старик добавил:

— Ко мне часто теперь возвращается детство. И я думаю: не прощание ли это?..

— Да полно! — сказал Бессаз ничего не значащую фразу. Старик, грустный, наклонился, но не ел, а ковырялся в тарелке. Майра сидела рядом с Бессазом и поглядывала на него — ласково, хотя и с укором. В последние дни они почти не виделись, и сейчас, за вкусным ужином, несмотря на недомогание, Бессаз решил быть к ней внимательным. Ему не терпелось поделиться своими наблюдениями на холме, но, чтобы не отягощать обстановку такого дружеского вечера серьезной беседой, Бессаз решил начать как бы между прочим, делая вид, что сказал просто для поддержания разговора…

— Видите ли, — пробормотал Бессаз, разрезая ломтиками баранину, — наши наблюдения насчет его тростинки оказались верными. Представляю, что бы делал сейчас этот человек, окажись он за нашим столом?! Он набил бы свою трубку гашишем и предложил бы покурить с ним за компанию, уверяя, что это еще более обострит ощущение от вкусного ужина. Мы, есте-, ственно, отказались бы, но он по-хамски тыкал бы нам под нос свою трубку, г упрашивал, хохотал, ведя себя отвратительно. — Поймав на себе удивленный взгляд Майры, Бессаз пояснил: — Я говорю, Майра, о прикованном…

— Да, это был бы не очень желанный сотрапезник, — согласился староста и умолк, чтобы пожевать, шамкая, мясо.

— Гашиш? — переспросила Майра наивным тоном. — Я слышала об этом, но никогда не пробовала…