Соучастие постфактум - Вивиан Э. Чарльз

– А теперь ты должен уйти? Правда?

– Уже почти полночь. До завтра, дорогая?

– Да, до завтра. Хью, ты говорил об ужине в Карден-Армс. Мы сможем сходить туда завтра? У тебя найдется время?

– Да, – кивнул он. – Допустим, я приеду в половине четвертого. Затем, если хочешь, мы можем выпить чая и отправиться туда, чтобы до наступления темноты успеть полюбоваться видом с холма. А во сколько мы вернемся оттуда – уже не так уж важно.

– Да, чай здесь, у меня. Но поедем на моей машине – в ней теплее, да и на дороге мы будем не так заметны. Я имею в виду, если мы остановимся, чтобы полюбоваться обзором, или еще за чем-нибудь.

– Вполне вероятно, что я захочу полюбоваться той красотой, которую я вижу прямо сейчас, – рассмеялся Хью. – Такие милые, нежные глаза, в которых отражается любовь. Да, Маргерит, поедем на твоей машине. Бугатти немного быстрее, зато твоя – теплее.

– Быстрее? – недовольно переспросила она. – Моя разгоняется до семидесяти.

– Да? А моя – до семидесяти пяти, но на такой скорости она становится не очень комфортной. Как бы то ни было, поедем на твоей. Я буду у тебя в половине четвертого. А теперь, дорогая, мне пора идти.

Маргерит провела его к прихожей и подала ему лежавшие на испанском сундуке пальто и шляпу. Надевая пальто, Денхэм нагнулся, чтобы рассмотреть изящную металлическую обивку сундука.

– Ее выковал настоящий художник, – заметил он. – Дорогая, думаешь, когда у нас будет собственный дом…

– Все, что у меня есть, будет твоим, Хью. Как ты говорил о себе – о том, что я стала частичкой твоей жизни. А со вчерашнего дня ты стал не просто частичкой, а всей моей жизнью!

У калитки Хью оглянулся и увидел, как Маргерит стоит на пороге, стройная и высокая, в черном платье с красными оборками. В прощальном жесте она подняла руку, ее лицо пребывало в тени, и свет падал на ее темные, блестящие волосы. Прежде чем уснуть, Хью мысленно видел ее, сожалея, что не вернулся и не обнял ее еще раз. Ему казалось, что ее поднятая рука манила его обратно, хотя девушка вовсе не имела этого ввиду.

XIII. Опросы и допросы

– Упс! – хмыкнул Хед, откладывая телеграмму, которую передал ему Уодден; сообщение было зашифрованным, и Уодден перевел его на человеческий язык.

Связавшись с Балеарским консульством, тут же сообщу результат каблограммой.

– Очень результативно. А каков шифр, на случай, если в следующий раз мне будет нужно быстро и самостоятельно расшифровать послание?

– Бентли, – сказал Уодден. – Книга в сейфе.

– Хорошо. Шеф, какие великие деяния запланированы на сегодня? Я не понимаю, как нам подступиться к делу Картера, пока мы не исключим Питера Вески или же, напротив, не установим его причастность.

– Заняться чем-то другим вы не сможете – больше никаких дел нет, – заметил Уодден. – Малые сессии[18] будут в следующий вторник, у нас только те двое пьяниц: дело о жестоком обращении с детьми да Пенли, ощипавший уток миссис Платтс. Я подумываю о том, чтобы вызвать вас в качестве эксперта, готового присягнуть, что это были именно утиные перья, а не, скажем, страусиные.

– Плохо дело, шеф – страуса я никогда не ощипывал. Если этим утром я вам не нужен, то я хочу еще раз обойти свидетелей по делу Картера. Не хочу его бросать, и вдруг удастся на что-то выйти.

– Хорошо, дерзайте. Но никогда не признавайтесь, что не разбираетесь в чем-то, даже если это всего лишь утиные перья. Стоит сказать слово, и несведущая толпа поверит вам. А теперь отправляйтесь восвояси, а потом сообщите результат.

Выходя из участка, Хед задержался и обвел взглядом Маркет-стрит. У входа в «Герцога Йоркского» он увидел лондонского журналиста, прибывшего освещать дело об убийстве в усадьбе – тот остался в поселке, питая надежды на развитие событий. Инспектор пошел другой дорогой, неторопливо удаляясь от центра поселка, к месту, где улица становилась проселочной дорогой с редкими строениями по обочинам.

Дойдя до конца дорожки, Хед замер. Где-то поблизости убийца Картера остановился, чтобы надеть старые башмаки перед тем, как идти к калитке-вертушке. Всевозможная обувь продолжала прибывать в полицейский участок, но Хед знал, что не стоит питать надежды, будто нужная пара попадет к ним – тот, кто придумал такое преступление, не стал бы допускать ошибки, оставляя башмаки там, где их смогут найти энергичные скауты или кто-то еще. После недолгих раздумий Хед медленно прогулялся по переулку, представляя, как убийца шел через тьму, дошел до калитки, вошел через нее, подошел к усадьбе… Картер открыл для него дверь – открыл дверь собственной смерти!

Затем – обратно. Назад к калитке: Хед снова остановился и поднял взгляд на ясень, одна из ветвей которого простиралась над калиткой, а другая – над дорогой. Да, должно быть, убийца очень хорошо управляется с веревкой, если может с первого раза перекинуть веревку через ветку в темноте – если бы первая попытка была неудачной, то на снегу остался бы след. Но Хед знал: на снегу не было отпечатков ни веревки, ни ног. Последние прекращались у калитки.

Расположение и форма дерева, вероятно, подали убийце мысль, когда тот впервые осматривал место будущего преступления. Если бы не выпал снег, то он оставил бы следы на мягкой почве тропинки в усадьбу, а у калитки они бы прекратились – вдали от жесткого щебня дороги. Веревка была бы использована тем же самым образом – она была частью первоначального плана. А вот велосипед, использованный для скрытия следов, был добавлен после того, как выпал снег. Его было не так уж много, так что оставленный велосипедом след был не настолько глубоким, и вполне можно было подумать, что кто-то просто катил велосипед, идя рядом с ним. Будь снега чуть больше, и обман стал бы заметен.

Ловко, просто и аккуратно – следы ног возле отпечатка колеса могли принадлежать как небольшому мужчине, так и женщине. Хед основательно изучил фотографии, но не мог определить пол убийцы. У Питера Вески были аккуратные маленькие руки и ноги, Питер Вески умело обращался с веревкой – очень умело. Но Хед все еще сомневался в виновности Питера. Тот слишком хорошо подходил по всем параметрам и, на взгляд Хеда, был слишком очевидным подозреваемым. Он уже пытался убить Картера, он хотел ему отомстить, и его темперамент подходил для реализации данного преступления так же хорошо, как и физические способности. Был ли он убийцей Картера? Если нет, то кто?

Задумавшись над гостями вечеринки накануне убийства, Хед мысленно исключил чету Квэйд из возможных подозреваемых. Даже если не думать о мотиве, одно только расстояние до их дома (на другом конце Вестингборо) вычеркивало их из списка: ни Квэйд, ни его жена не успели бы проехать круг на велосипеде, а потом совершить убийство. Или даже сделать что-то одно из этого. Затем Хед вычеркнул Фреда Поллена и Бетти Хэрдер – это просто нелепо, они просто развлекались, а они любили делать это, особенно за чужой счет. Итак, остались Денхэм, Мортимер и сестры Перри. Денхэм что-то знал, Хед был в этом убежден. Точно так же он был почти убежден, что Мортимер также что-то знает: он внушал доверие и хорошо владел собой, но когда Хед опрашивал его, он слишком уж хорошо владел собой, словно готовясь предоставить инспектору тщательно отобранные крупицы информации и тем самым заслужить доверие. С первого взгляда было видно, что он не годится для метания веревок и лазания по деревьям – он был слишком корпулентным и малоподвижным человеком. Но он что-то знал.

Далее сестры Перри. Этель была медсестрой, а Хед чувствовал: замеченная Борроу личность в униформе медсестры как-то связана с преступлением. Это могла быть женщина или маленький мужчина, но если верно последнее предположение, то при чем тут Этель? Могла ли она одолжить свои форму и чепчик, и если да, то кому?

Лилиан. Далее он подумал о ней. Она могла нечаянно сказать Мортимеру что-то такое, что заставило его насторожиться, когда Хед пришел опрашивать его. Например, о том, что ее сестра кому-то одолжила форму и чепец. Или о чем угодно! Возможно, ее следует расспросить более тщательно, нежели Мортимера.