Беременна от мажора (СИ) - Мельникова Надежда Сергеевна "Хомяк_story"

Бабы у меня, конечно, были, но особо не трогали. Уже и физически не вставляли. Все стало неинтересно.

Мне передали через знакомых отца, что он в открытую насмехался над моими теплицами, но позже, когда мы решили замутить все это на родине, рот свой закрыл и смирился.

А я хотел добиться чего-то в другой отрасли, без него. Приволок своих англичан и сразу же к Каругову. Потому что, вернувшись на родину, первым делом узнал про Иванку. Это было чудом, что она работала в компании, сотрудничество с которой мне было необходимо как воздух. Как будто сама судьба сводила нас.

Иванович пригласил меня на открытие какой-то дурацкой выставки, но мне было все равно, что и как там висит на стенах. Лишь бы увидеть ее, поговорить, узнать, как я могу познакомиться с пацаном. Умом понимал, что ничего хорошего меня не ждет, но не мог не прийти.

Нет мне прощения, я бы и сам себя не простил. Я ее бросил на произвол судьбы.

Хоть три года прошло, но я, услышав, как в микрофоне раздается ее голос, сразу же застыл, безошибочно узнав его.

Сердце коротко дернулось. И все вокруг исчезло. Иванка стала еще красивее. Умная, интересная, повзрослевшая, но при этом юная и эффектная. Вся будто светилась и было в ней что-то такое, непохожее на всех остальных. Она не сделала аборт: в отличие от меня, боролась за нашего сына. За это я уважал ее еще сильнее. Несколько секунд я тупо смотрел на нее. А ведь думал, что сейчас главное — ребенок. От своих пацанов, ходивших за ней по пятам, я узнал, что у нее есть парень.

Мне это сразу не понравилось, но столько времени прошло…

Думал, что все уже в прошлом: умерло и остыло. Главное, разобраться с ребенком, помочь с бабками, еще что-то. Я пока не слишком представлял, что значит иметь детей. Но понимал: я должен выйти на свет.

Смирился с тем, что у нее есть мужик. Не должен был мешать, может, она с ним счастлива, влюбилась. Какая мне разница? Надо было раньше думать, когда все похерил.

Но смотрел на нее: как красиво она работает, с каким уважением к ней Каругов, как улыбаются ей иностранные шишки — и сердце бухало в груди как молот. От гордости, восторга и непонятного притяжения. Не было у меня такого с женщинами сто лет. Вернее, последний раз и было, когда мы с Иванкой гонку выиграли, и я затащил ее в отель, где мы и заделали Ваську. Я улыбнулся, представляя малого.

Имя-то какое она выбрала, старомодное, но мне почему-то нравилось.

На миг я задержал дыхание и шагнул вперед, чтобы она меня увидела.

Не сводя с нее глаз, с удовольствием отметил ее реакцию. Иванке было не все равно, она занервничала.

А потом к ней подошел этот урод. ДоХтур! И она обняла его, прижалась, стала гладить, будто действительно испытывала чувства, и меня понесло…

И так очень сильно злило, что в этой истории я был главной скотиной и выглядел полным идиотом, так теперь еще, оказывается, хотел не только сына узнать, но и хотел ее саму, адски.

Запсиховал. Так ревновал и бесился, что аж в глазах темнело. Злость накатывала бурными волнами, не мог себя контролировать. Не отпускало. Я всегда любил скорость, экстрим, адреналин, а еще не умел проигрывать. У меня несколько тачек, и я специально выбрал ту, на которой мы с ней катались, чтобы она вспомнила меня. Воскресила, как все у нас было. Недавно модернизировал свою канарейку, продать рука не поднялась. И вот я давил на газ, заставляя доктора пятиться, хотел раскрошить его «ладу» в щепки, чтобы отстал и заполз в свою нору обратно.

И как ни уговаривал себя, что надо прийти к ней с повинной, попросить прощения, расспросить о сыне, поговорить по-хорошему, все равно начал творить какую-то дичь.

Сегодня Васька плохо спал, и я несколько раз за ночь вставала, чтобы укачать его и уложить по новой. В итоге утром чувствовала себя полной развалиной. И чтобы как-то компенсировать недосып, до обеда выпила целых три чашки кофе. Напереводила всякой ереси и со спокойной душой отправилась на обед. Прихватив свой ланч-бокс, устроилась на лавке под раскидистым каштаном. Я люблю есть вот так: на свежем воздухе, чтобы не было лишних запахов и пустых разговоров. Но только я успела погрузить вилку в макароны с подливой, как свет загородили. И приятное дневное солнце сменилось густой тенью.

— Привет.

И хотя я уже была готова наткнуться на него где-нибудь в коридорах нашей фирмы, все равно сердце дернулось, а щеки слегка запылали.

— Здравствуйте, Дмитрий Егорович, чем обязана?

— Просто выходил из офиса, увидел тебя в сквере напротив здания и решил подойти, пожелать приятного аппетита.

— И заодно втереть, что я выбрала не того парня и встречаюсь с ним неправильно?

Дима смеется. Звонко и искренне, и я непроизвольно поднимаю на него глаза. И сразу же жалею об этом, потому что у него красивая улыбка. Вот только за ней ничего нет. И я моментально беру себя в руки, вспоминая каждую обиду и каждую каплю причиненной мне боли.

— Я могу сесть?

— Вы, Дмитрий Егорович, можете даже лечь, так как лавка находится в городской собственности, я не вправе решать, кто и когда будет на ней сидеть.

Он издает нервный смешок.

— Ты можешь завязать с этим Дмитрием Егоровичем? Чувствую себя пенсионером.

— Вы хозяин фирмы, с которой сотрудничает мое начальство. Я лишь соблюдаю субординацию, — пожимаю я плечами, сосредотачиваясь на макаронах и вилке.

— Иванка, — вздыхает Красинский и, усевшись рядом, упирается руками в свои колени.

Он с шуршащим звуком потирает ладонью о ладонь, двигает челюстью. Я ощущаю его напряжение. Сейчас он как будто другой. Не наглый и дерганый богач, каким казался в конференц-зале, а обычный молодой мужчина, пытающийся наладить со мной отношения. Именно таким Димой я прониклась в лесу, когда он спас меня. Но жизнь все расставила по местам. Мне неприятно даже думать, какой дурой я была той ночью, когда доверилась ему. Он — пройденный этап. Счастье ведь не в том, чтобы встретить идеально накачанного парня с красивой гладкой кожей и шоколадными глазами. Это гораздо более обширное понятие. Вот, например, Васька давно не болел простудными, и это уже счастье.

— Иванка. — Поворачивается он ко мне, и я щекой ощущаю его дыхание. — Ты прости меня. Явился как снег на голову и начал права качать. Извини, что пропустил эти годы.

Я боюсь вздохнуть. Мне не нравится этот заход. Плевать мне на его извинения. Он как будто знает о Ваське!? И вот это действительно страшно.

Раньше я мечтала о прекрасном принце, теперь он у меня есть: я сама его родила. И если этот скот или его папаша попытаются украсть его у меня, я перегрызу им глотки.

— Вот. — Он роется во внутреннем кармане пиджака и достает оттуда цветную фотографию. Она не такая качественная и четкая, как делают сейчас, немного размытая и на старой бумаге, но на ней прекрасно видно совсем еще маленького мальчика в черном костюмчике с бабочкой.

Если не знать, что этому снимку много лет, можно подумать, что это фото моего Василия. Зачем это? Мне становится плохо. Сейчас то ли от страха, то ли от недосыпа кружится голова.

— У нас не те отношения, чтобы обмениваться детскими фоточками. Вы прощены, Дмитрий Егорович, а теперь я просто доем свой обед.

— Я знаю про него, Иванка, и он моя копия. Прости, что не поверил.

Вот так просто. Раз и все, как будто в туалет сходил, а потом руки вымыл. Пульс остервенело коротит в ушах. Ну да, что тут такого? Он же не был со мной рядом, когда мне одна очумелая врачиха в роддоме заявила, что у новорожденного Васеньки как-то не так сердце бьется, что нам срочно надо сделать ему в грудь укол и пустить по венам какую-то краску, чтобы потом следить за ней целые сутки. Слава богу, в тот день дежурила заведующая, которая угомонила активистку и просто назначила малышу УЗИ, ЭКГ и подключила на день к датчикам. В тот момент я постарела на несколько лет. В итоге это оказалось ложной тревогой. И вот сейчас я должна принять его с распростертыми объятиями? И просто простить за то, что он все не так понял?