Сердце на двоих - Ли Стаффорд

— Просто он любит добиваться своего и оскорбляется, если ему в чем-либо отказывают, — возразила Корделия. — И уверяю вас, не питаю я к нему каких-то особенных чувств.

— А он к вам?

Девчонка становилась чересчур навязчивой, подумала Корделия. — У меня хватает проблем с собственным бизнесом и крутить романы нет времени, обрезала она, надеясь, что этим положит конец неприятному разговору.

Как и уверяла Гайнор, обширная трапезная была полна гостей. Часть их, не найдя себе места, разместилась за столом в гостиной. Ни с кем из них Корделия не была знакома, однако узнала несколько лиц, чьи фотографии появлялись в местной газете. Здесь собрались сливки общества — те, кто владели землями, охотились с гончими и принимали участие в охотничьих балах, мужчины в твидовых пиджаках, чьи жены занимались благотворительностью, сыновья посещали лучшие школы, а дочери завершали образование во Франции.

Гиль взял Корделию за руку, протянул ей бокал и, наскоро представив ее окружающим, провел в трапезную, где стол ломился от блюд.

— Надеюсь, вы чувствуете себя естественно? — обратился он к ней не без иронии, и в ответ она ощерила зубы, что должно было означать улыбку.

— Я чувствую себя, как рыба, оставшаяся на песке после отлива! Я не знаю никого из этих людей. И, наверное, каждый из них недоумевает: "Кто эта женщина, и что она делает среди нас?"

— Оставьте, ерунда все это, — сказал он нетерпеливо. — Я тоже не знаком со многими из них. Все это друзья Эвелин. Ну и что, люди как люди. Все они смеются, плачут, занимаются любовью, делают детей. — Его взгляд одновременно подбадривал и дразнил ее. — Если уж я смог к ним приспособиться, значит, это доступно любому. Я могу быть на них непохожим, но ничто не заставит меня ощутить свою неполноценность перед этой публикой.

Она бросила взгляд на стол, где громоздились жареные окорока, холодная индейка, ветчина, а на большом блюде лежал целый лосось, украшенный ломтиками огурца и красного перца.

— Но вас никто не заманивал сюда под ложным предлогом и против вашей воли, — возвратилась она к разговору.

— Неужели? — он ответил ей вопросом, в котором звучал мягкий вызов. Она сердито встряхнула своими золотистыми кудрями.

— Вы же знаете, что я имею в виду. Вам не следовало так бесстыдно обманывать меня.

— Но способ сработал, а? — не скрыл он мальчишеского азарта. — И потом, я уже предупреждал вас, что всегда добиваюсь того, чего захочу!

— Не правда, я так и не приехала к вам на Рождество, — напомнила она.

— Ну тогда я не стал настаивать. У вас были серьезные причины для того, чтобы побыть одной. И я уважил их. Согласитесь, что и вчера я мог подбить Гайнор на этот трюк — и вы бы приехали, как миленькая. Благородство вашей натуры не позволило бы вам отказать сестре.

Он, не смутившись, выдержал ее разгневанный взгляд. Да и она не могла не признать силу его доводов. Ведь она твердо и в самой категорической форме отказалась посетить Морнингтон Холл — и вот она здесь, значит, он настоял на своем. Конечно, если бы Гайнор позвонила ей вчера, она бы приехала.

— Неужели ваша совесть не грызет вас за то, что вы сыграли на «благородстве» моей натуры? — вновь перешла она в нападение.

— Ничуть! Когда я чего-то добиваюсь, я пускаю в ход любое средство, которое окажется под рукой.

Вдруг она ощутила покорность, которая разлилась по всему ее телу и не давала отойти от него, как бы ей этого ни хотелось. Она снова ощущала над собой его власть, и ее душу посетило знакомое противоречие, впервые настигшее ее в Ла Веге, а теперь — в который раз! — испытываемое здесь. Две непримиримые, яростно воюющие силы сделали ее полем боя: одна хотела дать ему отпор, другая умоляла отдаться ему во власть.

— Боже, что же это со мной творится? — жалобно сказала она.

— Я объясню вам. Вы боретесь с поднимающимся приливом, — ответил он. Дайте мне знать, когда вы наконец поймете всю бесполезность этой борьбы.

Она была не в силах продолжать разговор. Поэтому она просто повернулась и, решившись бежать, стала вежливо, но настойчиво прокладывать себе дорогу через толпу оживленно разговаривающих гостей. Но, выходя из зала, ошиблась дверью и оказалась в оранжерее, наполненной деревьями в кадках, терракотовыми горшками с цветущими растениями, папоротниками и прочей зеленью. Здесь же стояло несколько диванов и кресел.

Приглушенный, хриплый смешок, донесшийся к ней из зарослей, дал ей понять, что здесь кто-то есть, и лишь затем она узнала голос Алисы. — Не валяйте дурака, Себастьян, — говорила та, — я уже сказала, что не пойду с вами на новогодний бал.

— Но вы же обещали! — голос молодого человека был полон горечи и разочарования. — Право, Алиса, это нечестно!

— Ничего я вам не обещала, — огрызнулась Алиса. — Так или иначе все решено. Я иду на бал с моим кузеном Гилем.

Услышав это, Корделия собралась немедленно исчезнуть из оранжереи, но в этот момент на нее едва не наскочил разъяренный Себастьян, что-то негодующе бормотавший.

Вслед за тем из-за пальмы появилась серебристо-белая головка Алисы, а затем и вся она, изящная и тонкая, в безупречном бархатном костюме, предстала перед Корделией.

— А, это всего лишь вы, Корделия, — сказала она, небрежно пожав плечами. Думаю, вы кое-что слышали, но мне все равно. Эти юнцы так надоедливы. Нет уж, я предпочитаю зрелых мужчин и думаю, вы со мной согласны.

Намек на сообщничество, прозвучавший в ее реплике, натянул и без того взвинченные нервы Корделии.

— У меня нет досужего времени размышлять над подобными вещами, — ответила она подчеркнуто холодно.

— Подразумевается, что у меня оно есть? — улыбка Алисы была злой. — Что же, таковы прелести жизни светского мотылька.

Она взяла в руку лист папоротника и начала безжалостно рвать его своими хищными пальчиками.

— Я на самом деле долго размышляю, когда… речь идет о мужчинах, проворковала она. — Что бы ни говорила на мой счет дорогая Гайнор… вы ведь понимаете, она слегка наивна. Так вот, я могу сколько угодно флиртовать, но на серьезные дела ни времени, ни сил не жалею.

— Думаю, что все это меня не касается, — заявила Корделия, чувствуя, как каменеет ее спина, и стремясь любой ценой прекратить этот разговор.

— Вот именно! — тон Алисы вдруг совершенно изменился. Теперь ее голос звучал холодно, резко, и в нем не было даже намека на расположение к собеседнице. — Представьте, каково мне было жить здесь бедной родственницей. У меня ведь нет собственных денег. Тетушка Эвелин выдает мне кое-что на содержание, но большая часть этих средств тратится на наряды: вы ведь знаете, сколько нужно выложить за приличную вещь.