Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт

В Проповеднике обязательно существует некий порок, который мы отыщем. Я направлю шпионов по его следам, мы будем следить за ним каждую минуту и дискредитируем его, как только представится такая возможность.

~ ~ ~

Я не стану спорить с утверждениями фрименов о том, что они вдохновлены Богом для передачи религиозного откровения. На самом деле это утверждение касается чисто идеологического откровения, что вдохновляет меня на то, чтобы осыпать этих людей насмешками. Конечно, они ставят себе такие двойственные цели в надежде, что они укрепят их деспотию и помогут распространиться по Вселенной, которая находит их обычными угнетателями. От имени всех угнетенных народов я хочу предупредить фрименов: кратковременная выгода никогда не становится долговременной.

Вместе со Стилгаром Лето поднялся ночью на узкий выступ низкого скалистого отрога, который в сиетче Табр называли Спутником. В неверном свете ущербной Второй Луны с уступа открывалась широкая панорама: Защитный Вал с горой Айдахо на севере, Великая Равнина на юге и простирающиеся на восток до самого Хаббанийского хребта. Вьющаяся пыль, не осевшая после бури, скрывала южный горизонт. В лунном свете Защитный Вал казался покрытым инеем.

Стилгар пришел сюда против своей воли, движимый лишь любопытством, которое Лето возбудил в нем своим таинственным предприятием. Зачем надо было рисковать переходом по пескам? Но парень пригрозил, что в случае отказа Стилгара он пойдет один, а это было чревато большими опасностями — мальчик мог заблудиться и пропасть в Пустыне. Однако ночное путешествие всерьез беспокоило старого воина. Ночью, одни, они с Лето были прекрасными и очень желанными кое для кого мишенями.

Лето вскарабкался на уступ и стал смотреть на южную равнину. Словно в растерянности, он стукнул себя ладонью по колену.

Стилгар ждал. Он очень хорошо умел молча ждать. Вот и сейчас он безмолвно стоял в двух шагах от своего подопечного, скрестив руки на груди. Легкий ночной бриз шевелил накидку.

Для Лето переход по пескам был ответом на внутреннее побуждение, необходимость поиска новых связей в жизни в ходе подспудного конфликта, в который он не стал втягивать Ганиму, не желая подвергать ее ненужному риску. Стилгара он уговорил участвовать в походе вместе с ним, поскольку воин знал, что надо приготовить для длительного путешествия.

Лето снова хлопнул себя по колену. Как трудно дается любое начало! Иногда он чувствовал бесчисленные чужие жизни, которые были в нем, как свои собственные. Течение этих чужих жизней отличалось одной особенностью — у них не было конца, свершения — они представляли собой бесконечное начало. Они могли стать гомонящей, неуправляемой толпой, которая вела себя так, словно он был единственным окном, сквозь которое они могли выглянуть в реальный мир. В них таилось зло, которое поразило Алию.

Лунный свет серебрил пейзаж после бури. По равнине змеились бесчисленные, прихотливо извивающиеся дюны; ветры словно просеивали осколки силикатной породы: пыль, песок, галька. Сейчас, прямо перед рассветом, Лето снова почувствовал, как его охватывает нерешительность. Время давило на плечи тяжким грузом. Уже стоял месяц Аккад, а позади было бесконечное ожидание: долгие жаркие дни и иссушающие душные ночи, такие, как эта, — они несли в себе тревожный аромат и дух знойных земель Хокбледа. Лето оглянулся через плечо и посмотрел на Защитный Вал, зубчатые гребни которого четко вырисовывались на фоне ярких звезд. За хребтом, в южной котловине, находилось средоточие мучившей его проблемы.

Лето снова вгляделся в Пустыню. Пока он глядел в темноту, занялся рассвет, солнце, взошедшее среди шлейфов пыли, высветило красноватые полоски песка, прихотливо вившиеся по земле после ночной бури. Мальчик прикрыл глаза, стараясь представить себе, как выглядит начинающийся день из Арракина. Город лежал позади в полном сознании своего могущества, похожий на коробки, разбросанные между светом и новыми тенями. Пустыня… коробки… Пустыня… коробки.

Когда Лето открыл глаза, Пустыня осталась на месте: выбеленный солнцем бескрайний песок. Маслянисто поблескивавшие тени у основания каждой дюны протягивались по земле, словно отметины только что прошедшей ночи. Эти отметины связывали одно время с другим. Он подумал о ночи, о том, что он пробирается по Пустыне с верным Стилгаром, который торопливо идет сзади, обеспокоенный тишиной и необъяснимыми причинами, толкнувшими Лето на это путешествие. Кто-кто, а Стилгар очень хорошо знает этот путь — он не раз проделывал его со своим любимым Муад'Дибом. Вот и сейчас старый воин шел по песку, настороженно оглядывая окрестности, остерегаясь опасности. Стилгар не любил дневной свет, в этом он был истинным фрименом.

Умом Лето не желал, чтобы кончились ночь и чистые тяготы перехода по пескам. Только в скалах еще оставались черные остатки ночи. Лето разделял страх Стилгара перед дневным светом. Чернота цельна, даже если кипит ужасом. Свет же многолик. Ночь страшна запахами и летучими неуловимыми звуками. Измерения в ночи распадаются, все становится преувеличенным — шипы более колючими, листья — острее. Но ужас дня может быть намного хуже.

Стилгар покашлял, чтобы привлечь внимание.

— У меня очень серьезная проблема, Стил, — сказал Лето, не оборачиваясь.

— Я так и думал, — голос был глух, в нем сквозила тревога. Ребенок слишком разительно напоминает своего отца. Это беспокоило Стилгара. Сама мысль о запретной магии вызывала у него спазм отвращения. Фримены хорошо понимали ужас одержимости. Тех, кто ею страдал, по праву убивали, а воду выливали в песок, чтобы она не загрязняла племенную цистерну. Мертвые должны оставаться мертвыми. Конечно, нет ничего предосудительного в том, чтобы отцы сохраняли свое бессмертие в детях, но дети не имеют права слишком верно следовать формам прошлого.

— Моя проблема заключается в том, что отец не успел завершить многих дел, — заговорил Лето. — В особенности это касается средоточия наших жизней. Империя не может дальше существовать без надлежащего внимания к человеческой жизни. Я говорю о жизни, Стил, ты понимаешь меня? О жизни, а не о смерти.

— Однажды, встревоженный своим видением, ваш отец точно так же говорил со мной, — отозвался Стилгар.

Лето испытывал большое искушение сменить тему страха каким-нибудь легким ответом, например, предложить позавтракать. Он только теперь понял, насколько он голоден. Они со Стилгаром в последний раз ели в прошлый полдень и по настоянию Лето голодали всю ночь. Но теперь Лето мучил и другой голод.