Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Пошли скорей! — возбуждённо позвал я. — Ну?! Что же вы?!

Я проснулся от того, что в джунглях ухнуло и затрещало. Это вполне могла быть одна из тех чудовищных плюющих ядом тварей, с которыми мы близко свели знакомство в последнее время.

Кожа в паху и под мышками зудела. Я провёл ладонью по телу и, ощутив на бедре скользкий нарост, сквозь зубы выругался. Как ни старайся, а всё равно добираются. Внутренне вздрагивая от омерзения, я завозился, нашаривая кисет с мокрой солью, ощупью посыпал нарост. Подождал с полминуты, тронул — пальцы попали в кровь, но пиявки уже не было. Тварь… Помнится, когда я первый раз нашёл на себе такую, я даже не заорал — завизжал. Круче был эффект только от пауков величиной с суповую тарелку (без лап!), от которых я при первом знакомстве бросился бежать…

…Нашарив штаны, я влез в них, а потом и в сапоги, не выбираясь из гамака. Одежда, сделанная из кожи, стала нашим уязвимым местом — она осклизала, плесневела и воняла. Но хорошо защищала от большинства неприятностей, так что приходилось мириться…

Лёгкие с натугой прокачивали воздух с влажностью больше ста процентов. Ночью было не менее душно, чем днём. И я ощущал, что скоро мне так и так заступать часовым.

Вокруг в гамаках спали ещё семь мальчишек. Шумно спали. Кто-то тянул воздух открытым ртом, кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то чесался изо всех сил. Мелкая мошкара, слабо фосфоресцируя, вилась над лагерем. Стояла угрожающая тишина, лишь кто-то скрипел в джунглях. Потом снова послышались уханье и треск…

…За пять месяцев странствий по джунглям мы не видели ни негров, ни белых, ни каких-либо следов их пребывания здесь. Но путешествие было тяжёлым чисто по природным причинам.

На нас ополчились сырость, духота и бездорожье. Какая-то мерзейшая плесень зелёного цвета возникала на теле. Кожа между пальцами ног трескалась и кровоточила, а кое-где — отслаивалась лоскутами. Оказалось неожиданно плохо с водой — мы как-то пару раз налетели на роднички, хлебнув из которых, по нескольку суток мучились поносом. С продуктами тоже было не слишком. Джунгли кишели жизнью, но эта жизнь была либо совершено неуловимой, либо смертельно опасной — ядовитые огромные слизни, чудовищные водяные змеи, крокодилы, гигантские паучищи, существа вроде носорогов, протаптывавшие в джунглях бетонно-твёрдые тропы и мгновенно впадавшие в ярость, чёрт-те-что ещё… Туманный, душный мир таил в себе настоящий заповедник невероятной нечисти, словно вышедшей из ночных кошмаров или белогорячечного бреда.

За эти месяцы мы не видели солнца и чистого неба ни разу. Разжечь огонь вечером тоже было нелегко, да и вообще не всегда удавалось. Я время от времени начинал опасаться, что кто-то сорвётся со вполне естественным вопросом: «На кой чёрт ты нас сюда затащил, Олег?!»

Если бы я знал…

…Видов торчал за толстенным деревом, прислушиваясь к темноте. Поведя плечом, он дал мне понять, что ощущает моё приближение.

— Что там? — тихо спросил я.

— Вроде ничего, — так же шёпотом отозвался серб. — Они далеко, если это вообще они… Ты чего встал?

— Всё равно менять пора… Где Димка?

— На другой стороне…

— Иди, поднимай Раде. Потом можете с Димкой идти спать.

Он бесшумно канул в полосатый мрак.

Я провёл ладонью по кобуре. У меня оставалось одиннадцать патрон к «нагану», у Кольки — восемь последних к автомату. За это время мы не стреляли ни разу. Но меня не оставляло ощущение, что эти патроны нам ещё понадобятся.

Меня беспокоило одно. За все пять месяцев с нами не произошло ничего такого. Как ни крути — ничего, что могло бы оказаться «выходящим за рамки». А я ведь помнил рассказы о Пацифиде.

И я пошёл сюда за этим. Вот и ответ на незаданный вопрос, зачем я «их» сюда затащил.

Но пока ничего нет. И это меня беспокоило.

Если где-то нет кого-то —Значит, кто-то где-то есть…

Мы вышли к речке около десяти утра. Последние полчаса были очень тяжёлыми — лианы словно бы сговорились нас не пропускать. Да и сама река не слишком радовала — над ней всё тем же пологом смыкались ветви деревьев, ровная, казавшаяся неподвижной, вода отливала воронёной сталью.

— Сонной, зловонной реки Лимпопо… — пробормотал Ромка.

— А? — не понял Йенс, пробовавший воду веткой.

— Это у Киплинга, — пояснил Ромка. Нам было так тяжело, что его перестали чуждаться уже в конце второй недели, но он по-прежнему был стеснительно-зажатым и редко что-то говорил сверх деловых бесед. — Про Слонёнка… «Откуда у слона хобот?»…

— А, — безразлично отозвался Йенс и сказал мне: — А река-то течёт на запад, или мой «компас» отказал… Чувствуешь? — я кивнул. Река в самом деле текла на запад, я это ощущал тоже. — Если это и не один из притоков Гьёлля, то почему бы нам хоть немного не сплавиться?

— На чём? — хмуро спросил Ясо. — Здешние деревяшки тонут, как железо.

— Сын мой, — Йенс бросил ветку в воду (она и правда утонула), — вон там, у излучины, я вижу бамбук. Мы свяжем плот лианами и устроим себе хотя бы сутки курорта.

— А если повезёт — то и больше, — Олегу идея Йенса явно понравилась. — Пошли строить плот!..

…Сухие (относительно) бамбуковые палки — а точнее, стволы толщиной в ногу — отлично держались на воде, да и вязать из них плот было легче, чем из деревьев средней полосы, а уж с ними-то у нас опыт был. Короче говоря, ближе к часу дня мы уже сплавлялись по течению, временами отпихиваясь шестами от довольно близкого — метра три, не больше — дна. Настроение поднялось. Перспективы заиграли в несколько цветов радуги. Даже воздух тут вроде бы был посвежей. Мы разулись, потом сбросили и одежду — кусачая гнусь тут почти не попадалась, а залётных одиночек можно было просто бить, как европейских комаров. Зашёл разговор о девчонках, но, когда у всех повставало уже совершенно откровенно, я объявил мораторий на воспоминания.

— Ты бы хоть онанизм декретом разрешил, — тоскливо сказал Игорь. Ясо, сидевший на носу, оглянулся через плечо:

— Лично мне официального разрешения не требуется.

— О-о-о! — протянул Раде с ироничным уважением. — А я вот читал, что у древних греков гомосексуализм был в порядке вещей… Ты как, Ясо?

— Пошёл ты.

— Ясно. Надо бы поосторожней.

— Давайте природой любоваться, — предложил Димка, вытягиваясь на животе.

— Олег, проснись!

— Уди.

— Олег, проснись, я говорю!

— Уди н'х.

— Да Олег же!

— Н'х!!!