Девочка и пёс - Евгений Викторович Донтфа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она перешла, как её учили, на поверхностное дыхание. Она забывала себя, свое тело, отрешалась от окружения и мысленно уносилась навстречу шуму прибоя и запаху моря, она знала что там Шивтак. И вдруг её сердце радостно забилось. Её сознание заполнил мягкий белый с оттенком синего и зеленого свет и вернулось такое знакомое и уже родное ощущение близости Ключа. Он был рядом, у неё в руке, у неё на груди, в кармане и совершенно определенно он вибрировал и дрожал, переживая счастье близости с хранительницей, так милый домашний пёс повизгивая от удовольствия и восторженно колотя хвостом, весело скачет вокруг любимого хозяина, вернувшегося после долгой разлуки. Но это длилось лишь короткие мгновения, ибо древний мудрый Шивтак всё же не был склонен к излишним сантиментам. Он тут же уловил любопытство своей хранительницы и понял что она хочет узнать где он и что его окружает. И он делал всё что в его силах, чтобы помочь ей в этом. Однако в полном объеме это не удавалось и хотя Шивтак тактично замалчивал причины несовершенства их связи, Минлу прекрасно понимала, что дело в ней и в её неспособности полностью сконцентрироваться на соединении. Тем не менее через минуту она поняла что находится в лесу. То ли она увидела это, то ли Ключ сказал ей что это так. Лес был темный, гнетущий, холодный и странно тихий. Впрочем, возможно Минлу просто не удавалось услышать его звуки. На ясном звездном небе светили половинки двух лун, Тии и самой большой — Арасель. В их голубом ледяном свете всё вокруг представлялось неестественно застывшим и сюрреалистичным. Двое. Девушка напряглась, хотя это было в корне неправильно, пытаясь не упустить и осознать новую информацию. Двое. И опять, то ли она увидела два неподвижных тела вокруг темно-алых углей умирающего костра, то ли услышала это от Шивтака. Мужчины. Вэлуоннцы. Один пожилой, дородный, с огромной лысиной в окружении смешных клочков редких грязно-седых волос, с раздробленным вдавленным носом, страдающий от отдышки и ревматизма. Второй гораздо моложе, очень высокий, сутулый, с пышной, широкой как лопата, рыжей бородой, склонный к меланхолии, любящий синий цвет, брюнеток, ковыряться палочкой в носу и ушах, а также страдающий от спорадических болей в крестце. Всё это Минлу осознала в одну секунду, мешанина знаний вспыхнула в её голове и тут же стала угасать, оставляя лишь какие-то разрозненные ускользающие куски, и ей пришлось напрячь память чтобы удержать хоть что-то.
В следующую минуту девушка увидела как в торбе, лежавшей возле пожилого вэлуоннца, что-то зашевелилось и из неё показался бело-синий свет, который она тут же узнала. Это был Ключ. Пожилой, чей сон видимо был чрезвычайно чуток, тут же проснулся. Он откинул одеяло и, несмотря на свои габариты, проворно отполз в сторону, выпучив глаза в сторону торбы.
— Борик, Борик, — хриплым шепотом позвал он своего товарища. — Да проснись ты, бейхор тебя сожри!
Рыжебородый приподнялся на своей лежанке из ветвей и длинных толстых листьев.
— Чего тебе? — Сонно спросил он.
— Глаза разуй, оглобля рыжая! Вишь проклятый камень опять светится.
Рыжебородый сел и поглядел на торбу, из которое пробивалось сияние. Выглядело действительно жутковато. Пожилой, тяжело дыша подполз ещё ближе к тому кого он назвал Бориком и горячо зашептал:
— Клянусь черной кровью рыцарей Абаура, это его дьявольский хозяин к нему тянется. Пусть тебя на кол посадят, если это не так.
Рыжебородый Борик неприязненно покосился на своего товарища.
— Почему это меня?
Но пожилой словно не услышал его и продолжал:
— Помнишь что Колтун говорил, прах его побери?
— Что?
— Ну ты балда беспамятная. Камень этот проклятущий какой-то хитрый черт у одного демона утащил. А демон тот живет в доме на дне глубокого темного озера, которое где-то в дебрях Кирма. Вот и прикидывай теперь, что у этого демона на душе сейчас, небось до потолка от радости не прыгает. Он бы уж всех нас порешил, да говорят он из под воды никак выбраться не может, освященное то озеро или что. Но до камня своего колдовским манером того и гляди дотянется. И тогда точно нас в ад утащит.
— Ада нет, — уверенно сказал рыжебородый.
— Как же нет! Где ж тогда всем грешникам раскаленной кочергой в заду вертят, если ада нет? Да для половины Вэлуонна там уже место заготовили. — Пожилой тяжко вздохнул. — И как только этот сморчок скользкий уговорил меня ввязаться во всё это. Слушай, Борик, ты же полтора года в церкви на подхвате у попов обретался, должен же какие-то молитвы знать. Прочитай хоть одну, может полегчает.
— Ага, сейчас начну псалмы в лесу посреди ночи петь, — раздраженно ответил молодой человек. — Успокойся, завтра уже будем у Гремучей горы и сбудем камень с рук долой. И ты лучше подумай о той груде золота, что герцог отвалит за него. Небось тогда сразу вспомнишь зачем ввязался в это. Да ты Колтуна благословлять должен, он тебя до конца жизни обеспечил. Тем более тебе уже не долго осталось.
Пожилой сердито поглядел на рыжебородого.
— Золото еще надо получить. Нас же его команда шангов будет встречать, того и гляди там же у горы и похоронят.
— Не похоронят. У брильянтового герцога золота столько, что он мог бы им мостить дороги в Агроне. Он не станет портить себе репутацию надежного покупателя, иначе ему просто перестанут привозить камни со всего света. Да к тому же хоть авры и считают шангов предателями своего народа, шанги по-прежнему полны понятий о чести и не станут резать честных ни в чем неповинных перевозчиков.
— Какая у ящериц может быть честь?!
Неожиданно где-то над лесом и над небом прозвучало:
— Что ты здесь делаешь?
Всё исчезло.
Минлу открыла глаза и увидела перед собой недовольного Громми Хага. Девушка, приходя в себя, хлопала ресницами и растерянно глядела на трактирщика. Тот хмуро сказал:
— Кругом ночь непроглядная, все добрые люди десятый сон видят, а ты сидишь тут, масло жжешь. А масло то небось не дождем с неба пролилось. — Он поглядел на разложенную на столе карту и имея некоторый опыт в перепродаже, а также и фальсификации библиографических редкостей, сразу же отметил с какой невероятной детализацией и мастерством она выполнена. И цену конечно имеет немалую. Тон его переменился.
— А это у тебя откуда? — Дружелюбно спросил он,
