Варшава - Владимир Козлов

Людка говорит Ксюхе:

– Мы вот собираемся попробовать в инвестиционный фонд – что, по телевизору не видела? Они берут у людей деньги, прокручивают и отдают потом с процентами. Можно очень хорошо заработать.

– Я своему говорила – он ни да, ни нет, такой у меня тяжелый на подъем. А ведь надо что-то предпринимать – не будешь же всю жизнь с родителями? А при таких зарплатах на квартиру за сто лет не накопить.

Серега говорит:

– Правильно твой делает – не надо в такую байду верить, деньги соберут – и свалят, потом ничего не докажешь.

– Да нет, не должны – там же сертификаты все есть, государственная регистрация…

– Ну, смотрите. Мой папашка года три назад тоже в игру сыграл – деньги там надо было кому-то посылать и найти дурных, кто пошлет тебе. Пирамида, короче, такая получалась, – кто первый влез, те поднялись, а остальные – сосали лапу.

– Ну видишь, хоть первые, да заработали. Вот и здесь надо стараться побыстрее.

– Ладно, старайтесь, флаг вам в руки. Мое дело предупредить, чтобы потом не плакали, что деньги пропали.

Захожу к Андрюхе. На кровати сидит Ира в вытертой джинсовой юбке и свитере крупной вязки.

Я говорю:

– Привет.

Она кивает.

Андрюха жмет мне руку, спрашивает:

– Пойдешь с нами на концерт?

– А кто играет?

– Новые группы, молодые. Здесь недалеко клуб открылся – около гостиницы «Беларусь». Вот, увидели афишу – «Концерт, посвященный группе Нирвана», хотим пойти посмотреть.

– А во сколько начало?

– Вроде, в семь… Что там было на афише, не помнишь?

Ира трясет головой.

– Ну, будем считать, что в семь.

Спускаемся по лестнице. В фойе три араба заводят мотоцикл «Минск», он трещит на всю общагу. Вахтерша затыкает уши.

Идем вдоль трамвайных рельсов, пьем из бутылок пиво «Немига». Лужи почти все высохли. Я расстегиваю «косуху».

Клуб – в трехэтажном ободранном здании. На крыльце курят три девушки лет по шестнадцать. Над дверью вывеска – «Молодежный центр». Мы ставим пустые бутылки у стены.

Бабка-кассирша просовывает в щель билеты. Ира рассматривает облезло-зеленые бумажки.

– Такие раньше были в кино – вот и цена, тридцать копеек. А какие сейчас в кино – не знаю, давно не была.

– И я тоже не был, – говорит Андрюха.

Волосатый чувак в костюме забирает у нас билеты. К стене прислонились два мента с дубинками. Мы проходим в зал.

Из колонок гремит «Нирвана». Десятка два чуваков и девушек болтают между собой, перекрикивая музыку. По сцене в углу ползает на коленях пацан, возится с проводами.

В углу толкутся малолетние панки. Все – в джинсовках с надписями «Sex Pistols», «Гражданская оборона», «Сектор Газа». Девушка в изрезанных джинсах хватает пацана с зеленым гребнем за шею, трясет. Он – ниже ее, худой, щуплый.

На сцене три чувака лет по семнадцать играют «Teen Spirit» «Нирваны». Панки прыгают перед сценой, некоторые подпевают. Мы прислоняемся к стене, рассматриваем толпу.

Песня заканчивается. Гитарист крутит ручки на усилителе. Колонки противно свистят, закладывает уши.

Три панка хватают друг друга за шмотки, все падают, размахивая ногами и руками.

Один орет:

– Ты хотел мне выбить зубы!

– Ничего я тебе не хотел.

– Ладно, ты мне не это…

Музыканты начинают «Lithium».

Ира говорит:

– Что мы будем стоять? Пошли прыгать!

Выходим на середину зала. Еще человек десять отлепляются от стен, начинают танцевать. По лицу мне хлещут чьи-то мокрые волосы. Две девушки с рюкзаками на спинах обнимаются, одна что-то шепчет другой. Бородатый мужик в очках крутится на одном месте, растопырив руки.

Стоим на крыльце. Андрюха и Ира курят. Рядом барабанщик из группы орет пацану в джинсовой куртке:

– Вы что – дебилы? У пацана сегодня день рождения, а вы доебались…

Он резко бьет пацану кулаком в нос. Подскакивают еще двое, начинается драка. Мы отходим в сторону.

Из клуба выскакивают два мента, молотят дерущихся дубинками.

Следующая группа играет песню «Polly». Публика сдвигается к стенам. Панк-девушка танцует с высоким, стриженным налысо чуваком, Андрюха – с Ирой. Он гладит рукой ее рыжие волосы. Они целуются. Я иду к выходу.

Грамматика. Влад дремлет, положив голову на руку.

Звенит звонок, заходит преподша, Елена Хашимовна.

Влад поднимает голову, шепчет:

– Вчера был день – просто высший. Ели ЛСД. Знаешь, что такое ЛСД?

– Так, слышал.

– Хорошее было вещество, голландское. Двадцать баксов за «марку». Мы с Фраем взяли одну на двоих. Артур сначала тоже с нами хотел, но тусанулся в последний момент. А так бы взяли три на двоих – была бы просто вышка. Но он тормознул – типа, в первый раз, никогда не пробовал. Все бегал, спрашивал: «А как это будет? А как подействует?» И что я мог ему ответить? ЛСД действует на каждого по-своему, что ты там почувствуешь – никто не знает. А он спрашивает: «А смогу я заниматься своим любимым онанизмом?» Я говорю: «Сможешь, только зачем? Тебе этого, скорее всего, и не захочется, тебе и так будет хорошо». – «А что люди будут думать – что я пьяный?» – «Нет, они будут думать, что ты ебанулся». Вообще, самый кайф, это есть ЛСД летом – куда-нибудь в лес, к речке. Кайфовать, соединяться с природой… А из-за дождя пришлось сидеть в квартире. Потом, правда, покатались на трамвае – в смысле, на крыше.

– Как – «на крыше»?

– Очень просто. Ты что, не замечал ни разу – там лесенка сзади, по ней можно залезть на крышу. Мы сначала вдвоем с Фраем залезли – ехали на лесенке, а Перец с Артуром – внутри, фотографировали нас через заднее стекло. А на следующей остановке они вышли и к нам перелезли, и мы все вместе поднялись на самую крышу. Вот это было – высшее. Как на мотоцикле.

– И что, водитель вас не заметил?

– Может, и не заметил.

– А менты?

– И менты – ничего. Мы, правда, ментов не видели – ну, мы и не катались долго, так, несколько остановок. До дома Фрая – и слезли. Перец с Артуром отвалились, им с нами стало скучно – трезвый пьяного не поймет, типа того.

Сидим с Олей на лавке у вокзала. Пьем по третьей бутылке пива.

Оля говорит:

– Мне здесь постоянно бухать хочется… Не могу после Германии на все это смотреть…

Я молчу, отпиваю из бутылки. -…Там такое все яркое, красочное, разноцветное. И люди нормальные – нету столько идиотов, сколько у нас… Водители всегда пропускают, в магазинах никто не толкается, не лезет без очереди… А здесь – одни угрюмые морды…

– Когда ты возвращаешься насовсем?

– Надеюсь, что никогда. Программа обмена закончится летом, но я поступила учиться дальше, до диплома.

– Ну, давай. За твою учебу…

Мы чокаемся бутылками.

Подходят два пацана в клетчатых фланелевых рубашках.

Один говорит:

– Вы это… вмазать хотите? Я поднимаю бутылку пива.

– У нас уже есть, спасибо…

– Не, не пива… Вот… – Он достает из сумки бутылку от водки «Smirnoff». В ней – мутная смесь коричневатого цвета.

Оля спрашивает:

– Что это?

– Как «что»? Ершило – водка с пивом…

– Не, мы такое не будем.

– Ваше дело. Ну ладно, мы пошли. Давайте.

– Пока.

Пацаны уходят.

Оля говорит:

– Пошли на дискотеку.

– На фига? Лучше еще по пиву.

– Нет, ты не понял, я не против и по пиву… Просто подумала – это по приколу: на дискотеку.

– Наверно. А куда на дискотеку?

– Можно в «Москву». Год назад там были дискотеки, может, и сейчас еще есть…

У входа в кинотеатр «Москва» – толпа молодежи. Орут, курят, пьют пиво из бутылок. Многие младше меня – наверно, еще школьники.

В фойе темно, моргает цветомузыка. Молотит однообразный ритм техно. Народ танцует. Над баром светится реклама «Winston».

Я говорю:

– Давай еще по пиву.

– Обязательно.

Танцуем в толпе подростков. В воздухе – запах пота, табака и дезодорантов. От алкоголя и мельканья стробоскопа уносит крышу.

Техно резко обрывается, начинается медляк: «Scorpions», песня «Time». Толпа танцующих редеет, люди тянутся к бару.

Я шепчу Оле в ухо:

– Я не умею танцевать медляки.

– И я не умею. Значит, будем танцевать!

Мы, обнявшись, топчемся на месте. Голова тяжелеет, я кладу ее Оле на плечо, слушаю блеющий голос Клауса Майне с акцентом.

Оля шепчет:

– Давай свалим.

Идем по проспекту. В ушах звенит. Шмыгают мимо машины. Блестят троллейбусные провода. Несколько мужиков толпятся у зарешеченного окна «ночника». Дед в пиджаке, с медалью, смотрит на нас. В руках – сетка пустых бутылок.

Оля говорит:

– Знаешь, чем еще Германия отличается от нас?

– Чем?

– Свободой!

– В смысле?

– Там люди свободные, раскрепощенные такие, что ли… Я видела ночью в Берлине двух молодых немцев-гомосексуалистов. Красивые такие мальчики. Стояли в центре города и целовались, и на все им было наплевать. У нас здесь разве такое возможно?

– Не-а. Люди не привыкли.

– Ну вот.

Площадь Победы. Выходим из перехода к вечному огню. На мраморной плите валяется букет завядших цветов. Оля выставляет руки над огнем, греется. Я – тоже. По проспекту проезжают редкие машины. Впереди начинается «стометровка» – на ней переминаются с ноги на ногу проститутки. Светится орден на верхушке монумента. Мы целуемся.