Журнал Наш Современник №10 (2003) - Журнал Наш Современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[...] О положении наших военнопленных в Польше писалось в своё время очень много, но РУД ввиду исключительно кошмарных условий плена не может обойти их положение молчанием.
Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим экономическим и политическим причинам военнопленные в Польше не рассматривались как обезоруженные солдаты противника, а как бесправные рабы. Жили военнопленные в построенных германцами старых деревянных бараках. Пища выдавалась негодная для потребления и ниже всякого прожиточного минимума. При попадании в плен с военнопленного снимали всё годное к носке обмундирование, и военнопленный оставался очень часто в одном лишь нижнем белье, в каком и жил за лагерной проволокой. Что эта картина не преувеличена, явствует из копии протокола заседания Смешанной комиссии. Так, в протоколе XI заседания от 28 июля 1921 г. чёрным по белому написано: “Обмундирование военнопленного плохое, нередки случаи, что красноармейцы находятся в лагере буквально без всякой одежды и обуви и даже нижнее бельё почти отсутствует [...]
Чтобы не создавалось впечатления, что приводятся только документы заинтересованной российской стороны, сошлёмся также и на нейтральный источник.
Делегация Ассоциации христианской молодёжи (сейчас ассоциированный член ООН — YMKA), посетившая Польшу в октябре 1920 г., свидетельствовала в своём отчёте, что советские пленные содержались в помещениях, непригодных для жилья, с окнами без стёкол и сквозными щелями в стенах, без мебели и спальных приспособлений, размещались на полу, без матрацев и одеял. К тому же, подчёркивалось в американском отчёте, в польской армии вошло в систему при пленении отбирать у сложивших оружие одежду и обувь. Так, в лагере при штабе 18-й дивизии, который довелось посетить американцам, пленные были босыми и вообще без одежды. В рабочих командах 40—60% людей не имели белья и одежды. Раненых в лагере Тухоля не перевязывали по 2 недели. Смертность от ран, болезней и отмораживания была такова, что, по заключению американских представителей, через 5—6 месяцев в нем не останется никого*.
Много аналогичного содержания документов хранится и в Центральном военном архиве в Варшаве. Приведём некоторые из них.
Рапорт представительства
военного министерства
в IV отдел министерства,
секция пленных
Полевая почта 53, 2 декабря 1920 г.
№ 145292/сан.
Вышеозначенная копия документа иллюстрирует порядки, царящие в отделах и распределительных пунктах пленных, находящихся на территории, бывшей ареной военных действий.
Вследствие недостаточного питания, отсутствия одежды и плохих ниже всяких требований гигиены помещений пленные обладают настолько малой сопротивляемостью к всякого рода инфекционным заболеваниям, что подвергаются ими в массовом порядке, особенно они в высокой степени подвержены инфекции в тёмных и грязных помещениях при непосредственных взаимных контактах.
Сейчас постоянно усиливаются эпидемии возвратного и сыпного тифа. Очаги холеры остаются постоянными и по причине плохих условий не могут быть ликвидированы (распределительный пункт Брест-Литовск).
Вышеуказанное положение угрожает переполнением военных госпиталей. Следует считаться с тем, что все пленные (почти без исключения) подвергнутся указанным выше эпидемиям, а смертность среди них может достичь очень высокого уровня [...]
В целях предотвращения такого положения необходимо:
1. Обеспечить всех пленных на территории, бывшей ареной военных действий, полной солдатской нормой питания по списку “В”.
2.Строгий хозяйственный контроль [...] в целях исключения злоупотреблений.
3. Обеспечить пленных тёплой одеждой.
4.Обеспечить все рабочие отряды пленных соответствующими отапливаемыми помещениями, матерчатыми матрацами, сенниками и т. п.
Если вышеизложенные требования не будут выполнены, то следует считаться с фактом, что все пленные, находящиеся на территории, бывшей ареной военных действий, подвергнутся эпидемическим заболеваниям.
Подпоручик-врач
Рогульский*
И ещё один весьма характерный документ.
Ротмистр Тадеуш Томашевский. Варшава,
12 ноября 1920 г.
Командованию 1 дивизиона
военной жандармерии в Варшаве
Докладываю, что, будучи направленным по приказу командования военной жандармерии в Пулавы для участия в комиссии по проверке эскадрона 2 военного дивизиона, обнаружил следующее: большевистские пленные распределительной станции в Пулавах, барак которых находится рядом с бараками эскадрона […] жестоко голодают, что заставляет их собирать на помойке гнилой картофель и очистки.
По словам командира эскадрона, эти пленные с большой жадностью поедают крошки хлеба в помойке, которым кормят домашнюю птицу, и даже отнимают у собак обглоданные кости, что свидетельствует о последней стадии голода.
По мнению командира эскадрона поручика Метцгера, это является следствием халатных и неумелых действий руководства распределительной станции.
Одновременно среди пленных наблюдается большая смертность.
О вышеизложенном докладываю в порядке информации и получения дальнейших указаний.
Томашевский,
ротмистр**
Выжить в подобных условиях было крайне сложно. Смертность пленных была чрезвычайно высокой***, особенно в первую зиму пленения — в 1920/1921 гг. Особой жестокостью обращения и особо тяжёлыми условиями отличались лагеря в Стшалково (около Познани) и Тухоле (около Быдгощи)****. Причём за последним закрепилось название “лагеря смерти”. Именно об этом лагере информировал руководство военного министерства 1 февраля 1922 года начальник 2-го отдела генштаба польской армии полковник И. Матушевский. “Эти побеги, писал он, вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание выезда в Россию). Особенно прославился лагерь в Тухоле, который интернированные называют “лагерем смерти” (в этом лагере умерло около 22 000 пленных красноармейцев)” *****.
Обратите внимание на приводимую в этом донесении цифру — “около 22 000 пленных”, и это в одном только лагере, хотя нынешние польские исследователи утверждают, что во всех лагерях в то время умерло не более 18—20 тыс. пленных. Таким образом, данная информация начальника 2-го разведывательного отдела генерального штаба польской армии, позднейшего министра, полностью разрушает нынешнюю польскую концепцию о числе погибших пленных. В публикуемых сейчас в Польше сборниках материалов данный документ не приводится*.
3. Несколько слов о расстрелах поляками российских пленных. Подобные факты действительно имели место, их одностороннее отрицание уже не может никого убедить. О таких случаях имеются показания самих поляков. Так, А. Велёвейский в популярной польской “Газете выборчей”** сообщил о приказе генерала В. Сикорского, премьера в годы Второй мировой войны, расстрелять из пулемётов 300 российских пленных, а также приказе будущего генерала Пясецкого не брать живыми в плен красноармейцев. В нашей печати неоднократно помещалась информация, основанная на заявлениях отдельных лиц о том, что во время этой войны пленные часто использовались в качестве мишеней для стрельбы***. Ради объективности скажем, что факты расстрела пленных имели место с обеих сторон.
4. И, наконец, самый важный вопрос сегодняшнего дня — вопрос об ответственности. В подавляющем большинстве польских публикаций о войне 1919—1920 гг. хотя и не отрицается сам факт гибели в лагерях российских военнопленных, но категорически отметается какая-либо ответственность польской стороны за их смерть. При этом обычно ссылаются на объективные обстоятельства: польская государственность только складывалась, страна с 1914 года была театром военных действий, экономика находилась в разрухе, ощущался большой недостаток одежды и обуви, приспособленных для жилья помещений, продовольствия, медицинского персонала и лекарств, топлива и т. д. Эти объяснения, конечно, должны приниматься во внимание, перечисленные обстоятельства способствовали возникновению в лагерях эпидемий с большим смертельным исходом. Всё это так, хотя в России в то время условия были не менее тяжёлые, однако санитарное состояние российских лагерей, где содержались польские пленные, было в основном сносным****. И ещё одно замечание: в Польше голода не было, а в России — был. Но вся эта бесспорно сложная обстановка в Польше не может освободить её от вины за высокую смертность красноармейцев в лагерях. Суть проблемы лежит в иной плоскости. По обычаям войны, закреплённым Гаагскими международными конвенциями о законах и обычаях сухопутной войны 1899 и 1907 годов (Россия была участницей этих конвенций, они, следовательно, автоматически распространялись и на Польшу, как в то время часть России), с момента пленения красноармейцев за их дальнейшую судьбу, по духу конвенции, отвечало правительство, во власти которого они находились, т. е. Польша. Поэтому ответственность за смерть российских солдат в плену, сейчас, наверное, больше моральная, невзирая ни на какие смягчающие объективные обстоятельства, сохраняется и всецело лежит на польской стороне. Варшава, конечно, обязана чётко заявить об этом, в том числе и потому, что ею в своё время было официально объявлено, что нынешняя Польша является законной правопреемницей Польской Республики 1918—1939 гг.
