Багамарама - Боб Моррис

— Я же местный, островитянин. В старших классах переехал к тетке в Майами. Играл в «Корал Гейблз». Оттуда — в Гейнсвилл. Защитился, три года пропахал на управление Майами. Ну и измаялся же я там. А потом кто-то слушок пустил, что здешний инспектор увольняется. Я и возомнил черт-те что — тоже мне, первый кандидат на тепленькое местечко. Уж пятнадцать лет как здесь кукую.

Педерсон обвел комнату взглядом.

— Чем богат, кроме джина с шампанским? — спросил он.

— Есть лед, вода, — ответил я.

— Охлажусь, пожалуй.

Я приготовил нам обоим по бокалу воды со льдом и спросил:

— Есть предположения, кто у нас тут главный забивала?

— Да имеется парочка. А наши знакомые сказали, какой был у похитителя голос?

— И словом не обмолвились. А я и не спросил, — сказал я. — Эх, не додумался.

— Да уж, стоило бы поинтересоваться. На самом деле надо было с самого начала позвонить мне и все рассказать, я бы к ним подъехал и все, что надо, разузнал.

— Так давай сейчас туда и смотаемся, что время-то терять.

— Да нет, отложим до утра. У меня на вечер кое-какие планы.

— Думаешь, это свои, с острова?

— Не-е, вряд ли. Сомневаюсь, чтобы наши на такое пошли. Знаю я местный люд. Не того они склада, чтобы так заморачиваться, — сказал он. — А вот на Французском Бухле — там пожалуй… Ладно, после расскажу.

— Что за Бухло такое?

— Да есть тут один островок, на той стороне Битер-Чэннел. Отсюда тридцать минут на парусах. Верноподданные до мозга костей.

— В смысле?

— В смысле не слишком большие приверженцы идеи об этническом разнообразии. Там не то что темнокожих, мулатов не встретишь. Да и белым не слишком-то сладко. Чтобы тебя приняли, ты должен восходить корнями к первым поселенцам.

— И ветвей у семейного древа, надо думать, тоже раз-два и обчелся?

— Почему же, есть там кое-какие ветви. Даже целых четыре. Хейлы, Кроу, Блантсы и Сноу. Сами между собой живут, дела делают и детей заводят. Если ты не их породы, тебе на Бухле не прижиться.

— Никого не пускают на остров?

— Ну что ты, можно приехать, пошляться по окрестностям. Там и гавань своя, и ресторан с баром, кое-какие магазинчики. У них даже небольшой музей есть, по истории Французского Бухла. Тамошние жители-то не дураки, доллары с туристов тоже стричь любят. В наши времена этим заниматься сам Бог велел…

— Почему именно в наши?

— Они ведь испокон веку чем жили? Спиртным.

— Контрабандным, что ли?

— Контрабандой да наркотой. В стародавние годы каждый несчастный ловец лобстеров имел миллион в загашнике. А потом монополизировали это дело, появился хозяин, который принялся разруливать потоки, и вольным художникам тут делать стало нечего. Рыбаки со своими лодчонками остались с носом. Кто-то занялся извозом: гаитян катать. Да только на этом денег не заработаешь. Вот и крутятся, кто как может. Кто-то лобстерами промышляет — нужда заставила, — а другие и грязных делишек не гнушаются. Я пару раз отлавливал тамошний народец на краже лодок. Временами в дома вламываются. К местным, на Харбор-Айленд.

— Так, думаешь, кто-то с Французского Бухла пошаливает?

— Фактами я не располагаю и потому ничего утверждать не берусь. — Педерсон осушил стакан, вытряхнул кубик льда и принялся его рассасывать. — Есть один человек на примете; готов об заклад побиться, что это…

— Виктор Ортис?

— В яблочко, — сказал Педерсон. — Есть в твоих байках толика правды. Похоже на то, что Ортис тебя прищучил, решил развести на кое-что.

— Да и у меня такая мыслишка пробегала. Только вот непонятно, на что он меня разводить собрался.

— Видно, есть у тебя нечто, чем он рад бы поживиться.

— Совершенно точно это не деньги, — сказал я.

— Значит, догадываешься о чем-то нехорошем.

— Так-то оно так, да только если я располагаю вредной для него информацией, почему сразу меня не пришить? Возможностей было предостаточно, — сказал я. — Зачем-то весь дом перерыли…

— А догадаться слабо, что они там искали?

— Даже не представляю. Как я голову ни ломал — ничего на ум не идет.

Взгляд упал на бутылку. Да, выпить бы не помешало. Я, похоже, дозрел. Только вот Педерсон вряд ли составит мне компанию. Печально, потерпев отказ, напиваться в одиночку. Джин на коктейль, проснешься… Как там? Под дверью? Да ладно, с одного бокальчика вреда не будет.

Пока я плавал в подобных размышлениях, Педерсон сказал:

— Только есть тут одна неувязочка. Ну, с версией про Ортиса.

— Кажется, улавливаю. Если он меня решил прижать, при чем тут лорд Дауни? Взял бы Барбару — и делай ноги.

— Ага. Этого-то я и не пойму.

— А может, деньжатами решил разжиться? — предположил я. — И меня прижать, и ставки удвоить.

— Не исключено, — согласился мой новообретенный приятель.

— Эх, ни черта мы не знаем.

— Вот именно. — Инспектор встал, собираясь уходить. — Мило посидели, но мне еще надо допросить осведомителя.

— Клариссу?

— На допросах я очень хорош, — сказал он. — Осведомители всегда просят поработать с ними чуть-чуть подольше.

Инспектор открыл дверь, вышел за порог и направился прочь.

— А про зуботычину-то правда? — крикнул я ему вслед.

Педерсон не обернулся.

— Ты еще и плюхнулся на задницу, прямо в грязь.

Глава 32

После ухода инспектора я походил по номеру, прикидывая, не пропустить ли еще бокальчик «Бифитера». И тут меня осенило, что я так и не позвонил Штеффи Планк. Пока я шел в главный особняк, вспомнил, что не рассказал Педерсону про Тиффани Сен-Джеймс — совсем вылетело из головы. Может, и ничего особенного — ну прокатилась она с ними, что с того. Опять же не хотелось вновь упреки от инспектора выслушивать.

Когда я пришел, телефон был свободен — постояльцы разбрелись по столикам и ужинали. Штеффи оказалась дома, взяла трубку, мы наскоро обменялись любезностями, и я спросил, не может ли она связаться с поверенным Барбары.

На том конце провода повисла тяжелая пауза, и Штеффи проговорила:

— Что стряслось?

— Да ничего особенного.

— Не заливай, Зак. С какой это радости тебе понадобился юрист?

Пришлось все ей рассказать. Когда я умолк, Штеффи закричала, заплакала, но быстро взяла себя в руки и пообещала сегодня же вечером поговорить с юристом, если сумеет связаться. В крайнем случае — в понедельник утром. Как только что-нибудь узнает, тотчас же мне перезвонит.

В столовую я заходить не стал, хотя и успел оценить вывешенное неподалеку меню: эскалопы с розмарином на шампурах, креветки с салатом из белой фасоли, голубятина в медовой корочке под оливково-лимонным соусом, седло барашка и рагу с черным перцем. У Крисси с Чарли за столиком было свободное место — видимо, приберегли для меня. Поесть я, конечно, не отказался бы, а вот общаться мне что-то не хотелось.

Я вернулся в свой домик. Дверь почему-то оказалась открыта — не припомню, чтобы я ее так оставил. Заглянул и увидел, что на кровати кто-то сидит. Это была Тиффани Сен-Джеймс.

— А-а, вот и крепенький пожаловал, — сказала она.

Я осторожно зашел.

— Удивлен?

— Несказанно.

— Рад?

— С чего это мне радоваться?

Она вздернула носик.

— Мог бы сказать, что рад.

После нашей последней встречи она переоделась. Теперь это была не пляжная девочка, а королева бала. Черное облегающее платье, черные шпильки на тоненьких ремешках. Для Харбор-Айленда немного чересчур. Волей-неволей приходила мысль: разоделась, а пойти некуда.

— Тиффани, что ты здесь делаешь?

— Мне было скучно. Хотелось чем-нибудь заняться. — Она поигрывала локоном, намотав его на палец: сунула в рот, пососала, взглянула на меня в упор. В зеленых глазах пылал огонь — хорошо отрепетированный огонь. Жалкое зрелище.

— Хочешь, пройдемся и что-нибудь придумаем? — предложила она.

— Нет.

— Тогда можно заняться чем-нибудь прямо здесь.

— Неудачная мысль.

— А по мне, так очень даже неплохая. — Она скинула туфли и прилегла на постель. — Иди сюда, расслабься.

Возле кровати стоял комод с зеркалом. Я подошел к нему и стал себя рассматривать. Потом обернулся к визитерше и говорю:

— Я похож на идиота?

Тиффани повернулась ко мне спиной. Протяжно вздохнула. Я уселся в кресло, рядом с которым стояло ведерко со льдом. Снял крышку. Взял бокал, плеснул джина, сыпанул пригоршню льда. В отличие от рома джин я пью только разбавленным. Пригубил.

Девица вскочила на постели и с лукавой веселостью отпрыгнула в сторону, словно приглашая меня поиграть.

— Что пьешь?

— Что нравится, то и пью. Спиртное.

— Ой, обожаю! Плесни и мне глоточек.

— Обойдешься.

— Почему?

— Молода еще.

— С чего ты взял?

— Тебе же девятнадцать.

— Кто проболтался?