Эхо тайги - Владислав Михайлович Ляхницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яким не врал Гореву, что он осознал ошибку, славя Советскую власть. Страх перед шомполами заставил выкрикнуть то, что едва зародилось в сознании. Но потом, лежа на животе, в амбаре, Яким рассуждал о том, что все существующее разумно. История развивается по восходящей спирали. Временное правительство прогрессивнее самодержавия. Славя его, Яким не подозревал, что может быть какая-то другая, более прогрессивная власть. Пришла Октябрьская революция и у Якима даже дух захватило от чувства свободы. И вдруг новое правительство. Колчак обещает свободу автономной Сибири. А автономия Сибири – это автономия сибирской поэзии. И Яким снова признал новую власть.
– Ваше высокоблагородие, Николай Михайлович, – говорил он позже, используйте меня как агитатора. Я могу…
– Не суйся. Нужно будет, я сам тебя позову, а пока помогай нашему писарю…
И верно, пришло время, вспомнил о нем Горев.
Думы о прошлом, пусть не всегда приятные, отвлекли Якима от мыслей о смерти. И Яким начал объяснять Ванюшке, что все существующей разумно. Под конец спросил:
– Ты понимаешь меня?
– Не-е. Я жениться хочу…
– На ком?
– Тут недалеко есть хутор…
Теперь Ванюшка рассказывал о том, как он увидел девушку со светлой косой и ямочками под коленями. Как ездит к хутору, тайком подкарауливает ее, но никак не может увидеть.
Яким восхищенно пощелкивал языком.
– ; Ваня, да ты настоящий поэт, если можешь так тонко чувствовать красоту в обыденной жизни… Ах, мы за разговорами уже и к селу подъехали, а я, извини, в неглиже, – и, показал на свою одежду.
– А где у тебя верхнее?
– Видишь ли, позавчера на постоялом дворе я встретил славных парней и девочка с ними… бутончик. – Яким, прищурившись, чмокнул. – Я не виню ни их, ни милую девочку. Высший смысл жизни в наслаждении жизнью. Им были нужны мой костюм и мой кошелек. Они их получили, но могли ж они дать мне краюху хлеба… Слушай, Ваня, тут есть отряд Вавилы Уралова. Мне надо найти его.
– К Вавиле я тебя сведу запросто. Неделю назад отряд пришел в село, а Вавила живет недалеко, в проулке.
4
Ванюшка еле доплелся до двора и остановился, решая, что легче в такую жару: открывать тяжелые скрипучие ворота, и потом закрывать их или лезть прямо через забор? Потоптавшись, вздохнул и полез через жердяной заплот. Попав во двор, попытался шмыгнуть в амбарушку, да наткнулся на мать. Она вышла из избы на крылечко, взглянуть, куда запропастилась посланная за квасом батрачка, и увидела сына.
– Приперся, варнак? Где гулеванил?
Ванюшка сделал вид, будто не слышит матери. Но Матрена окликнула громче:
– Ванька, подленыш, я кого зову! Тебе Семка наказывал на дальнем покосе с батраками сено ставить, а ты… Иди-кось сюды… Иди…
Так мать обычно звала, когда надо было дать оплеуху.
– Живот схватило, мочи нет. Погодь, – схитрил Ванюшка и, пригнувшись, прижав к животу ладони, поспешил в амбарушку. В дверях столкнулся с батрачкой.
– Агашка, подлая, сызнова к мужику сигала? – кричала Матрена.
В амбарушке прохладно. Направо от двери, на топчане, заложив под голову руки, лежал Яким. Услышав шаги Ванюшки, он повернул голову.
– Видал? Говорил?
– Вавилу-то? Не-е. Я Журу видал. Он не против, штоб тебя зачислить в отряд, да Верка против. Нашли кого слухать! В командиры прет. Слышь, Яким, а пошто ты сперва хвалил колчаков, а теперь к Вавиле в отряд втираться? Собираться воевать за Советску власть?
Яким резко сел на топчан.
– Пей, да ума не пропивай. Когда я хвалил Колчака?
– А когда на дороге мне встретился.
– Это я, Ваня, шутил… Ты про конспирацию что-нибудь слышал?
– Не-е.
– Так вот, милый Ваня, по конспирации надо думать одно, говорить другое, а делать третье. Понял? Вот и помалкивай. Давай лучше обедать, время пришло. А потом поищи все же тропинку в Вавилов отряд. Поговори с самой Верой. Вторая неделя на исходе…
– Поищи! Видал, как мать строжится. Слышь, опять меня кличут. Никого без меня в этом доме не могут… Семша вроде идет? – прилег на топчан напротив Якима и сразу просвет в проеме двери закрыл Симеон.
– Ва-анька, я тебя на покос посылал, а ты куда позатерялся? Вожжи видал? – в проеме двери, на фоне яркого неба, вожжи двигались в руке, как ожившие черные змеи, вызывая у Ванюшки болезненный зуд в спине. – Тятька устал твою шкуру гладить, кулаки об тебя поотбил, а мои еще целы,- и, шагнув в амбарушку, опоясал Ванюшкину спину вожжами. – Пшел на покос.
Ванюшка выскочил из амбарушки на зеленую траву двора, передернул плечами. «Не шибко и больно. Вот тятька, бывало, как вытянет с оттяжкой, дак до вечера зудится, а этот…» Но все же когда Симеон вышел из амбарушки, отступил шагов на пять.
– Дай щей похлебать. С утра, чать, не ели. И Яким ишо не хлебал.
– Хлебайте живо да на покос. Вон у заплота лошадь, седлай и пошел.
– Я с Якимом поеду, в ходок запрягу.
– С Якимом? Гм… гм… – Как чирей на носу этот Яким. Увези ты заради Христа этого дармоеда с глаз долой.
– Но-но, дармоед. Ему позавчера отвалил кто-то денег целу махину, а он мамке за харч отдал.
…Похлебав щей, Ванюшка с Якимом выехал в ходке со двора.
Дремотная пыльная сельская улица. На завалинках изб – овечки да куры. Тарахтели колеса ходка и дрема овладевала Ванюшкой. Всегда так. Стоило сесть в ходок, развалиться в коробке и веки начинали смыкаться. И задремал бы Ванюшка, да, склонив голову набок, внезапно увидел Ксюшу. «Откуда она? Отряд пришел без нее».
Ксюша сидела на бревнах, возле старого сруба. Еще до войны задумал ставить новую избу хозяин. Успел только сруб поставить, и сложил голову где-то под Перемышлем. Рядом с Ксюшей на бревнах сидели Егор, Жура, Вавила.
– Мы муку, соль, припасы утащили в Ральджерас. Если Горев теперь загонит нас в тайгу, так не страшно. Лабазы поставили у горелой кедры… у голого камня… у трех сушин… – Ксюша называла приметы, где расположены лабазы с продуктами, Вера записывала в тетрадь, а Вавила, положив на колено полевую сумку, снятую с колчаковского офицера, пытался по местным приметам составить план, где расположены лабазы.
Ванюшка не слышал слов Ксюши, но ему захотелось сесть
