Магнетизерка - Леонид Девятых

— Отойдите! — выдохнула она, не сводя взгляда с Евфросинии. Та уже молчала, не в силах более кричать, и только с дикой быстротой вращала глазами. В уголках ее рта розово пузырилась пена.

Турчанинова, раскинув в стороны руки, сделала несколько шагов назад, отодвигая руками и спиной Штраубе и Татищева. Затем подошла вплотную к Евфросинии и вонзила в нее пристально-напряженный взгляд. Не отводя его, она положила одну руку на голову Жучкиной, а другую прислонила ладонью к ее подгрудной ложечке. Подержав их так некоторое время, она сильно и резко дунула Евфросинии в лицо. Та ойкнула и ухватилась за спинку железной кровати. Ее стало мелко трясти. В то же мгновение Анна, как в прошлый раз, распростерла над ней руки, отдавая все силы тому, чтобы подчинить Жучкину своей воле. Ей это удалось после неимоверных усилий, и, почувствовав теплоту, испускаемую подушечками пальцев, она стала производить ладонями дугообразные движения снаружи внутрь и от ног к голове Евфросинии, как бы окутывая ее горячими жизненными токами, исходящими от ее ладоней. Это длилось около десяти, как казалось, бесконечных минут. Скоро Евфросиния шумно выдохнула, ее тело обмякло и приняло нормальное положение. Глаза ее приобрели осмысленное выражение.

— Благодарю вас. Вы подарили мне еще несколько минут, — медленно произнесла ясновидящая и попыталась улыбнуться.

Не вышло. Тогда она заговорила снова:

— Я желаю вам удачи. Это есть не подарок свыше, а определенное состояние души. Когда неотступно идешь к намеченной цели. Это состояние победителя. Вы же, господин подполковник, помните о том, что я вам сказала.

— А что вы пожелаете мне? — вдруг спросил доктор Штраубе.

— Вам надлежит немедля подать прошение в Синод о разводе с вашей супругой, — еле слышно произнесла ясновидящая. — И избавиться от ее присутствия как можно скорее. Иначе небольшая опухоль в левом полушарии вашего мозга станет стремительно расти и для вас… наступит конец света.

Евфросиния еще раз обвела всех взглядом, явно прощаясь, затем вздохнула и…

Выдоха не последовало.

В полуверсте от Обуховской клиники, в одной из меблирашек известного петербургского домовладельца Фанинберга, некий господин повыше среднего росту с ничем не примечательной внешностью, худощавый, но жилистый, записанный в домовой книге как надворный советник Николай Иванович Селуянов, тоже вздохнул и опустил руки. Лицо его было серым, и по нему и голому по пояс телу крупными каплями катил пот.

Черт возьми! Призвали бы его раньше, и тогда не было бы всех этих сложностей. Он бы просто вошел в дом Хранителя и принудил бы его отдать «Петицу».

И что в ней такого, в этой книге, что Верхняя Вента придает ей такое значение, что приходится убирать всех, кто даже не читал, а просто держал ее в руках? Хотя он ведь был занят в Берлине! И то, что его призвали сюда, пусть и поздно, говорит о том, что он — первый в своем деле, и равных ему нет. А стало быть, у него имеются полные основания диктовать им свои условия. Золота у них немеряно… Конечно, диктовать исподволь, ибо с такими людьми ссориться — что самому копать себе могилу. Да и люди ли они — еще вопрос. Но основания истребовать увеличения гонорара за исполняемые им поручения — есть. Плюс непредвиденные обстоятельства, связанные с этой блудницей. Мука невыносимая… Впрочем, в этом виноват он сам.

Надворный советник сделал шаг, другой. Затем натужно закашлялся, и его стошнило прямо на ковер.

«Турчанинова Анна Александровна, Татищев Павел Андреевич», — прошептал он посиневшими губами и, вдруг замерев, рухнул на пол без чувств, раскинув на стороны руки.

Его судорожно скрюченные пальцы нервически подрагивали. Они были длинными и, как это ни странно, совершенно без ногтей.

Глава четырнадцатая

Вопросы подполковника Татищева. — Уже кое-что. — Если замагнетизировать ворону, то она выклюет вам глаз. — Как мадемуазель Турчанинова не хотела выходить из коляски, или баба с возу — кобыле легче? — «Золото, а не постоялец». — Точка Судьбы. — Размышления и деяния Павла Андреевича. — Большой перст действует паче…

— Я немного слышал о докторе Месмере, — сказал Татищев, когда они с Турчаниновой возвращались на извозчике из клиники. — Кажется, он открыл магнетизм?

— Не то чтобы открыл, — поправила его Анна Александровна. — Доктор Месмер обобщил познания в сей области и возвел их в научный оборот. А потом нашел своим знаниям практическое применение.

— Часть этого «практического применения» я видел, — сказал Павел Андреевич с некоторым сарказмом, уже скорее по инерции, нежели от недоверия. Потому как к увиденному и услышанному в Обуховской клинике человеку, находящемуся на службе в Тайной экспедиции, надлежало отнестись с самым серьезнейшим вниманием. Ежели он, конечно, настоящий профессионал, каковым Татищев несомненно являлся. К тому же, это напрямую касалось Магнетизера, ставшего в деле о скоропостижной кончине адмирала де Риваса, сиречь убийстве, в чем теперь Татищев нимало не сомневался, главным фигурантом.

Павел Андреевич немного помолчал, раздумывая, а затем спросил:

— А этими магнетическими практиками можно воздействовать, скажем, на животных?

— Весьма вероятно, — ответила Анна. — Можно замагнетизировать лошадь, и она понесет, можно собаку — и она бросится на вас и искусает, а ворона выклюет глаз.

— Да уж, — произнес подполковник, уставившись в спину возницы. — Серьезный господин этот Магнетизер.

— Магнетизирование требует огромных усилий и затрат всего организма и весьма скверно сказывается на общем здоровии магнетического оператора, особенно действующего на расстоянии. Посему смею предположить, что тот, кто убил несчастную Жучкину и адмирала де Риваса, человек скорее худой, нежели полный, жилистый, нежели мускулистый, и вид имеет вряд ли цветущий.

— Это уже кое-что. Значит, мне надлежит искать худого изможденного человека? — спросил он, обведя взглядом хрупкую фигурку Анны Турчаниновой.

— Скорее всего, так, — согласно кивнула та. — Но почему «вам», а не «нам»?

— Потому что ваша миссия выполнена.

— А как же книга?

— Теперь я имею полное право произвести досмотр квартиры покойного адмирала де Риваса, потому что с этого момента, считайте, начато производство уголовного дела по факту его убийства, — весомо ответил Павел Андреевич.

— А если этой книги у него уже нет?

— Буду искать, — спокойно ответил подполковник Тайной экспедиции. — Ваше дело лечить отца Андрея Борисовича, мадемуазель.

— Все-таки вы невыносимы, — заключила Турчанинова и обиженно отвернулась от Татищева.

— Да поймите вы, — с жаром произнес Павел Андреевич, и в тоне его послышались нотки оправдания, — как я могу взять вас в следствие по этому делу, когда оно подпадает под разряд секретных?

— Я умею молчать, — твердо произнесла Анна Александровна. — А потом, вы же сказали там, в клинике, что поскольку я помогаю следствию по делу особой государственной важности, то на время его ведения являюсь действующим сотрудником Тайной экспедиции.

— Вы являлись этим сотрудником, — поправил Турчанинову Павел Андреевич. — До настоящего момента. Теперь наше сотрудничество закончено.

Коляска остановилась. Татищев огляделся и с облегчением произнес:

— Вы, кажется, приехали.

— Я никуда не пойду, господин Татищев, — решительно заявила Анна и, демонстративно поерзав, устроилась в коляске поудобнее. — В конце концов, я же доказала, что адмирал де Ривас убит, а не умер собственной смертью, как вы думали.

— Когда мне стало известно, что у адмирала перед самой смертью был посетитель, версия, что смерть его, скажем так, не совсем естественна, была принята мной как рабочая совершенно без вашей помощи, — четко выговаривая каждое слово, произнес подполковник. — Теперь я хочу довести дело до конца. Это долг чести. И если мне будут мешать…

— А мне, стало быть, вы в чести отказываете? — с упреком спросила Анна Александровна.

— Господа хорошие, вы слазить-то будете али как? — обернулся к ним возница.

— Да, — ответил Татищев и приоткрыл дверцу экипажа, собираясь выйти и высадить Анну.

— Нет, — решительно произнесла Турчанинова.

— Ну, сударыня, это уже… не знаю, как и назвать…

— Без меня вы его не поймаете.

— Слазить-то будете али нет?

— Я задействую всех лучших агентов экспедиции. Поймаем!

— У вас ничего не выйдет. Вы не знаете всех его возможностей.

— Слазить-то…

— Замолчи, мерзавец! — гаркнул Татищев, и извозчик опасливо втянул голову в плечи.

Павел Андреевич в сердцах захлопнул дверцу и мрачно посмотрел на Турчанинову:

— Чего вы хотите?