Другая Я - Марика Крамор

Наверняка когда-нибудь каждый из нас встретит подходящую для себя пару. И будет рад тому, что наша последняя встреча состоится именно сейчас.

Уверена, он уже прочитал ответ в моём взгляде.

Глаза блестят от непролитых слов отчаяния, а внутрь заносит вещи мерзкая пустота и липкое чувство отчаяния.

И пусть я буду корить себя за свою слабость всю оставшуюся жизнь, но я всё равно сейчас это сделаю.

Поднимаю голову выше и придвигаюсь вплотную.

Кладу ладони ему на грудь и медленно (до боли медленно) веду ими вверх до плеч, впитывая каждую секунду, что он рядом. Прикасаюсь носом к его шее, вдыхая самый любимый запах… запах «моего» мужчины. Это моя личная сказка. И ей когда-то суждено закончиться. Пусть это случится поскорее, пока я ещё смогу обмотать изолентой своё покрытое глубокими трещинами сердце и наигранно счастливо делать вид, что оно было таким изначально.

Тянусь к его губам и приникаю к жёсткому рту, как к единственному источнику жизни, вкладывая в поцелуй всю свою искренность, всю силу своих чувств к этому человеку, с которым нам лучше бы никогда не встречаться. Вкладываю всю боль, которую он мне причинил.

Он не отвечает. Конечно, нет. Стоит, словно бездушная статуя.

Ни единой слезинке я не позволю пролиться под его тяжёлым взглядом. О том, что будет происходить со мной за дверью собственной спальни и какие черти будут рвать душу на части, пока никто не видит, я даже и думать не хочу.

Выпиваю до дна его дыхание, надеясь сохранить в себе частичку его тепла, без которой первое время мне будет невыносимо. Меня задушит безысходность, я знаю. Позже я утону в ненависти к нему. Окончательно меня добьёт его успешность и новости по телевизору, где он будет под руку с другой. Той, которая сможет его удержать. Той, которой он сможет найти место в своём сердце.

Сглатываю подступающий спазм и, стараясь выровнять голос, уверенно и как можно равнодушнее произношу:

– И не нужно, Костя.

– Мия… Ты можешь остаться на моих условиях. Можешь остаться, но только без балластов. Подумай, – кажется, моя душа всё же сгорела дотла. Только что.

– Разумеется, нет, – горестно мотаю головой. – Ты мне такой не нужен.

Моё дыхание дрожит на его щеке. Мне до смерти хочется, чтобы он возразил. Хоть что-то. Что угодно. Попробовал объяснить, уговорить, настоять на своём, сказать, что это какая-то ошибка, да что угодно, но… нет. Нет здесь ошибки.

И я для него никто.

Никем и останусь. Просто призрачным воспоминанием, которое растворится в суёте его сверхнасыщенного графика. Он даже имя моё скоро забудет.

И догонять он меня никогда не станет, потому что Константин Шахов намного выше всего этого. Всякие мелочи, осложняющие жизнь, тоже его не волнуют. Не это ли самые обличительные, обесценивающие и унизительные слова для женщины?

Он говорит, что на чужое мнение ему наплевать. Но всё как раз наоборот. Каждый шаг его, каждый вздох рассчитан на то, что скажут или подумают другие. Кто я такая, чтобы требовать его изменить своё отношение к жизни?

Правильно.

Никто.

– Скажи мне, Костя. Ночью… На яхте… Ты действительно считал звёзды в одиночестве или у тебя было что-то с той блондинкой?

В жёстком шелесте его губ я услышала очередной приговор. В твёрдом взгляде я увидела ответ ещё раньше, чем мужчина равнодушно произнёс:

– Было.

Я всё ещё касаюсь своим носом кончика его. И всё ещё могу коснуться его своими губами… Вот только в этом уже нет никакого смысла.

Прикрываю глаза всего на две секунды, надеясь, что этого времени мне хватит смыть горький привкус во рту. Но я ошиблась. Его не смыть ничем. Слышать правдивый ответ сейчас намного больнее, чем осознавать эту самую правду с самого начала. И всё же, не удержавшись, скольжу по его рту своим языком, всего на мгновение, но вкус такой же горький.

Отрываюсь от любимых губ, зная, что никогда не смогу надышаться, никогда больше не смогу насладиться родным запахом, не смогу урвать себе кусочек и сохранить его в памяти, как самое лучшее, что у меня было. Я просто постараюсь выбросить этот день из своей жизни. И Шахова. Навсегда.

Отодвигаюсь от его тела, и пусть пальцы ноют от того, что вновь хотят касаться упругих мышц и чувствовать колкость его щетины.

Я отдаляюсь на приемлемое расстояние, чтобы негромким шёпотом произнести:

– Прощай.

А мысленно добавить совершенно невозможную правду:

«Любимый».

Не дожидаясь ответа, прохожу мимо него, но всё же чуткий слух улавливает тихое:

– Неужели меня одного тебе было мало?

На секунду остановившись, распрямляю плечи, сжимая руки в кулаки, твёрдо отвечаю, набрав в грудь побольше воздуха:

– Мало. Прими это, – и, не допуская возможности нарваться на продолжение этого бессмысленного разговора, выхожу прочь, отчётливо слыша звук бьющегося стекла.

Прочь из его кабинета. Прочь из этого дома. Прочь из его мыслей. Прочь из его жизни. Навсегда.

И вряд ли я когда-нибудь ещё позволю кому-то так глубоко осесть внутри.

Никогда бы не подумала, что можно любить вот так. Искренне. Самозабвенно. Вопреки. Когда душа вдребезги и мозг в отключке, сердце в кровь и коленки содраны…

Никогда бы не подумала, что безответная любовь может быть настолько жестока и нетерпима… Никогда бы не подумала, что один день может вот так перечеркнуть разом все надежды, мечты и доверие. Никогда бы не подумала…

До боли в пальцах сжимаю подаренный когда-то кулончик, и на душе становится ещё тяжелее.

Аккуратно прикрываю за собой дверь и окунаюсь в прохладу вечернего летнего воздуха, наполненную свежестью и несбыточными мечтами. На улицу выхожу прямо так… в чём есть, не задумываясь над тем, что одежда промокает за считанные секунды. Суровый ливень, очевидно, только что начавшийся, бьёт меня тяжёлыми ледяными каплями, охлаждая горящее от унылой безнадёжности лицо.

Нет, я не плачу. Просто думаю над тем, как мне собрать осколки своей