Черные сны - Андрей Лабин

– Юрий Анатольевич! – Егор заколотил кулаком по двери. – Откройте, я вам ничего не сделаю. Я извиниться пришел. – Тишина. Светлый глазок. Егор отвел руку для очередного удара, но передумал. Ему и не хотелось уходить, не договорившись с Сивковым, но и ломиться в запертую дверь было чревато. «Позвонить», – промелькнула мысль. Он полез в карман за телефоном, но вспомнил, что номер пенсионера ему не известен. Раз он набирал его под диктовку Изотовой по какой-то причине, но номера не сохранил. Егор развернулся и раздосадованный поплелся назад.

На душе было гадко. Все складывалось плохо. Повернув за угол булочной с железными решетками на маленьких низких окнах, уловил приятный аромат сдобы и корицы. Он спешил домой, поскорее напиться пива и закончить этот неудачный день.

Едва «приласкал» эту мысль, как вспомнил еще про одно очень неприятное дельце. Червяков ждет от него объяснительной. «Пошел он, – со злобой подумал Егор, – завтра принесу. – Но стоило вспомнить лицо Алексеева, как он сразу передумал. – Блин, как же крепко они меня держат, прямо не вздохнуть, не пошевелиться». Он устало провел ладонью по лицу, поколебался минуту, затем тяжко вздохнул и перешел улицу.

Казалось, серое небо навалилось на плечи. В ногах разлилась усталость и слабость. Побитый Сивков, сидящий на полу с мокрыми штанами не выходил из головы. Ему вдруг стало жалко пенсионера. Злости не осталось. Он сожалел, что не сдержался, хотя тот и заслуживал, чтобы его проучили. Почувствовал потребность оказаться рядом с пенсионером, подбодрить его, порадовать какой-нибудь безделушкой. Вспомнил, что ни разу не купил, ни карандаша, ни сырка, ни ластика, ни скрепок, ничего, что не входило в «лист заказов». Егор внутренне сжался от своей черствости, от мелочного жлобства в конце концов. И тем хуже себя чувствовал, чем сильнее осознавал, что уже ничего не исправить. Может, прямо сейчас старик набирает номер конторы. Немного утешила мысль, что в любом случае придет, извинится и накупит всякой ерунды, что тот у него клянчил. И даже что-то возьмет сверх того. Немного приободренный предвкушением завтрашнего исправления ошибок он ускорил шаг.

Ветер вырвался из переулка, словно из засады пес, подстерегающий одинокого путника, и набросился на брючины. Щека ощутила холодное прикосновение. Правый глаз заслезился. Егор отвернулся, подставляя ветру затылок. Пальцы замерзли, сунул руки в карманы. Пересек парк, где вчера вечером его преследовали призраки. Всматривался в кусты, в листья, ища следы невидимых соглядатаев. Остановился возле фонаря, где Сивков изображал крысу, потоптался, вглядываясь в мокрый асфальт не зная, что ищет и пошел дальше. Ветер шумел в голых ветвях, раскачивал кроны, редкие листья трепетали.

Через полчаса, как вышел из подъезда Сивкова, Егор открывал железную дверь в контору. Долго вытирал ботинки о тряпку, расстеленную у порога, и прислушивался к звукам. В «теточной» переговаривалась, судя по голосам Изотова и Данилкина. Голоса Паршина он не слышал. Не слышал и голоса Червякова. Робкая надежда, что возможно не придется пересекаться с замначальника, затеплилась и тут же погасла.

– Тамара Сергеевна, – послышался из-за двери приглушенный голос Червякова. – Зайдите.

– Секунду, – ответила секретарь из приемной начальника. Егор вздохнул, стянул шапку, сунул в карман и пошел в «теточную».

– Ирина Федоровна, вы не дадите мне листок?

– Сначала верни бумаги. Надеюсь, ты их не забыл у Сивкова? – Данилкина уловила во взгляде Егора растерянность.

– Забыл? – И не дождавшись ответа, запричитала.

– Так и знала, так и знала, – она хлопнула ладошкой по столешнице. – Прямо сердцем чувствовала, что что-то случиться.

– Татьяна Михайловна, может у вас найдется один листок. Мне надо Альберту Яковлевичу объяснительную написать.

Женщина смерила его тяжелым взглядом и отвернулась к монитору, где раскладывала пасьянс.

– На, – поджав губы, Данилкина достала из принтера листок и протянула Егору.

– Спасибо.

– И нечего на меня обижаться. Видите ли барышня кисейная. Делай все, как надо и никаких к тебе претензий не будет. Егор, ну как можно забыть документ. Вот скажи, как?

– Да принесу я вам его завтра.

– И принеси, – Данилкина устало вздохнула, – не принесешь, я Альберту Яковлевичу пожалуюсь.

Егор сел за пустующий стол статиста и принялся за сочинительский труд. Объяснительная не получалась. Мысли прыгали, нужные слова не вспоминались, порядок слов в предложении путался. Егор микроскопическим почерком вписал пропущенное слово между строчек. Смял с досады листок, хотел выкинуть в корзину, но передумал, оставил, как образец. Встал, подошел к Данилкиной.

– Еще один, – и сам вытянул из лотка принтера лист. Сел за стол, расправил черновик и написал по новой. Не вполне довольный конечным вариантом, он направился в кабинет к Червякову.

Памятуя об утреннем недоразумении, он тихо постучал в дверь, несколько секунд подождал. Не дождавшись ответа, надавил на ручку и открыл дверь.

– А, Нагибин? Явился.

Егор, молча подошел к столу и положил исписанный листок.

– Что же вы такое творите, Егор Владимирович? – Червяков прищурился.

«Все, мне конец. Сивков уже настучал», – подумал Егор. Сердце учащенно забилось.

– Без года неделя, а уже позволяете себе опаздывать. Как это называется по-вашему? – Червяков хмурил брови.

– Мало того, – он посмотрел Егору прямо в глаза. – От вас еще спиртным разит за километр. Не алкоголик ли вы, братец? – с минуту Червяков ждал ответ, взирая на равнодушно – тупое лицо Егора, на котором читалось: «Мне все равно, что ты говоришь, давай уже завязывай с этой болтовней». Червякова это задело.

– Чего это мы физиономией крутим, Егор Владимирович? Не нравится, пишите заявление. Задерживать не будем. Я вам скажу, таким как вы здесь не место. Не умеете вы с людьми ладить. Не ваше это. На вас посмотришь, настроение портится. Эти старики и старухи, если заметили, люди и к тому же еще живые. Они настрадались за свою жизнь. Дороги, дома, Днепрогэс, БАМ. А Великая Отечественная? – Червяков дернулся. Егору показалось, что он сейчас перекрестится. Но тот только поднял руку и положил на стол.

– Ай-яй, а вы к ним с таким пренебрежением, с таким неуважением.

Он поцокал языком, покачал головой.

– Вам ведь за это деньги платят.

«Пошел ты», подумал Егор. Червяков наклонил голову влево, оценивающе окинул Егора взглядом. «Только не сорвись. Сивков еще не звонил. Хороший знак. Червяк только и ждет повода дать мне под зад. Не обращай внимание. Выйдешь через месяцок, тогда другой разговор. Отдубасишь в переулке от души, а сейчас терпи, тебе нужна работа», – успокаивал себя Егор.

Он представил себя, как выходит из темноты навстречу коротышке Червяку, который семенит по асфальту и все время озирается по сторонам, он же трус. Останавливается перед Егором, как вкопанный и от страха не может его узнать. Глаза вытаращил, губы трясутся. – Это ты? – шепчет он, – Нагибин??? – отступает назад и страх в его глазах еще больше, чувствует, пришла расплата. – Я, – грубо, по босяцки отвечает Егор.

– Помнишь, как