Ватага «Семь ветров» - Симон Соловейчик

Карты, выигрыш СКА и последнее гаданье на физика Лося — все предвещало Пашино счастье.

«Ларисочка, ты спросишь, — писал Паша вечером, — зачем я все это делаю? Просто если сходится гаданье, то я больше надеюсь и еще сильнее люблю тебя. А если не сходится, то все равно надеюсь и люблю тебя по-прежнему».

Паша покусал губы, перевернул страницу, исписанную ровным и надежным, как его походка, почерком, и понял, что сейчас он завопит, закричит — и где-то далеко Лариса услышит его горестный вопль… «Лариса, — написал он почти сердито, — ну хватит, на самом деле! Ну что я тебе плохого сделал? Разве я виноват, что влюбился в тебя?

Я не могу так! И ты это знаешь. Пора бы уже! Я верю, на следующей неделе случится серьезное событие, с которого начнется твоя любовь».

Самое удивительное во всей этой истории: событие, ожидаемое Пашей, произошло!

Произошло оно на втором коммунарском дне, который ребята назвали «шамонь-2». Опять ходили на завод и работали там сноровистее и оттого еще веселее; опять весь оставшийся день проводили в «творческих делах», как говорил Каштанов. Устроили «пресс-конференцию», потом «бой ораторов»; потом час поэзии, потом был «вечер горячих сердец» — рассказывали о выдающихся революционерах.

А когда дошла очередь до серьезных разговоров о жизни, то заспорили о благородстве: имеет ли какой-нибудь смысл это слово в наши дни? Что такое благородство?

Каштанов сказал, что это слово будет легче понять, если вспомнить, что противоположное понятие — низкий. Благородные поступки и низкие…

Миша Логинов долго молчал, потом сказал:

— Есть какая-то черта: это нормальный поступок. Все, что ниже, низкое, все, что выше, — высокое, благородное.

Елена Васильевна сказала:

— Низкий человек добивается того, что ему не принадлежит, а благородный уступает и то, на что имеет право. Низкий уступает сильному, благородный — слабому.

Миша даже хлопнул в ладоши от удовольствия и сказал, что если Елена Васильевна еще немного подучится, то он уступит ей свое место лорда-толкователя.

— А если… если два благородных человека столкнулись, тогда как? — спросила Наташа Лаптева, не глядя ни на Ларису, ни на Пашу.

— Тогда идет состязание в благородстве: кто кому уступит? — сразу ответила Елена Васильевна, польщенная Мишиной похвалой.

И это потрясло Пашу Медведева, уже привыкшего к потрясениям последнего времени.

Ночью он написал:

«Я понял, Ларисочка, как я виноват перед тобой. Так что теперь я уверен, что ты эти письма никогда не прочитаешь. Я решил больше не писать тебе, чтобы даже на расстоянии не тревожить тебя. Я постараюсь забыть тебя, как ты просила. Прости за всё! Не поминай лихом! До свидания и прощай, моя милая, моя любимая Ларисочка…»

Но ведь и Ларисе Аракеловой хотелось быть благородной! К тому же она очень изменилась во время коммунарских дней: кто не изменится, если его так тормошить, если он вдруг попадет в совершенно новую атмосферу всеобщего благожелательства, если все время идут разговоры о духе, о строительстве жизни, об отношении человека к человеку, о высоких и низких желаниях и о том, что человек должен чего-то хотеть, обязательно должен хотеть!

Лариса Аракелова почти не принимала участия в этих разговорах, но ей, как и другим, поневоле приходилось что-то придумывать в очередной куче мале, и ставить отметки за день, и дежурить в своей ватажке. Постепенно и разговоры серьезные перестали быть для нее чем-то посторонним: все стало касаться и ее лично.

На следующий день после «шамони-2», когда Паша уже расстался со своей надеждой и начал с утра новую, суровую жизнь, Лариса остановила его на перемене.

— Паша… Что-то я хотела тебе сказать… Ах, вот… Ты говорил тетрадка… Что ж ты не даешь?

На счастье, тетрадка была у Паши с собой, в школе.

Лариса читала тетрадь тайком, держа наготове раскрытую книгу — на случай, если кто-нибудь войдет в комнату.

Читать Пашины письма почему-то казалось ей делом запретным, и не захотелось бы ей объясняться, если бы мама или папа увидели тетрадь.

Лариса была уверена, что читать ей будет скучно. Но постепенно до нее стало доходить, что все эти слова про девочку-одуванчик, про бессонные ночи, все эти бесконечные «милая, милая, милая» — это не про кого-то, а про нее. Это она — милая, и слово звучит совсем не так, как у дедушек и бабушек, и означает оно, это слово, что-то совсем другое.

«По дороге домой, — читала она, — я встретил Наташу Лаптеву. И знаешь, что она мне сказала? Что ты любишь меня, но скрываешь свою любовь. Зачем, Ларисочка?

О, если бы так! — читала с удивлением Лариса. — Как бы мы были счастливы! Мне самому иногда кажется, что ты любишь меня, но не хочешь этого, не знаю почему».

Все удивляло Ларису. И то, что Паша так складно пишет, прямо как писатель. Кто бы мог подумать! А начнет говорить — двух слов связать не может… И то ее удивляло, что Паша пишет так откровенно, не щадит себя и свою гордость.

И то, что он так свободно пишет слово «любовь», говорит о свадьбе и, видно, чувствует себя совсем взрослым. А он казался ей таким маленьким! И эта пылкость, и эта вера… Да ведь и гаданья сходятся… А что, если Паша Медведев ее судьба?

«Я все время мечтаю, — читала Лариса, — как мы с тобой будем гулять вечерами, даже целоваться. Я не умею ждать худшего, я все время жду только хорошее, только о хорошем и думаю… Ларисочка, если бы ты догадывалась, что ты для меня значишь!

Я люблю тебя! Давай подружимся! Да так подружимся, чтобы нам было хорошо, когда мы вместе! Ну давай! Я же люблю тебя!»

Пробился, пробился через туманную полудрему, в которой жила Лариса, голос Паши Медведева! Не зря писал он свои письма в общей тетради! Ларисе стало казаться, что все это уже было на самом деле — и вправду гуляла она с Пашей по улицам и целовалась в подъезде. И совсем не противно!

А если не противно, то что же? Значит, Наташа Лаптева права, значит, Лариса любит Пашу Медведева, только сама о том не знает — судя по книгам, это случается довольно часто.

На первом же уроке все заметили: Лариса и Паша сидят за одним столом. Паша сиял! Он, если признаться, и про Ларису-то в этот день немножко забыл, настолько счастлив был он от своей победы, от того, что правда и справедливость восторжествовали. Есть в мире справедливость!

Клавдия Петровна диктовала задачу:

— Два равнобедренных треугольника имеют общее основание, а плоскости их наклонены под углом шестьдесят градусов…

«Наклонены друг к другу!» — ликуя, писал Паша.

— Общее основание равно шестнадцати сантиметрам, боковые стороны первого треугольника…

— Завтра воскресенье, поедем в Москву? — шептал Паша.

Как все просто! Как легко сбывается самое несбыточное! Вчера он и подойти к Ларисе не мог, а сегодня он разговаривает с ней, в Москву зовет, и она не отказывается, не ссылается на занятость, нет! Все так же прямо держась и чуть наклонив набок голову, она почти в полный голос говорит Паше:

— Ну, поедем…

Но кто был в этот день самый счастливый человек в классе?

Ну конечно же, Наташа Лаптева. Ей ничего для себя не надо, ей только чтобы все были дружные.

Дети! Любите активистов!

На радость Паше день был прекрасный, солнечный, теплый. Лариса пришла, как и мечталось Паше, без шапочки.

Длинные волосы ее разлетались, и она то и дело поднимала руки и поправляла прическу.

Паша с Ларисой доехали до Москвы в уютной, почти домашней электричке, где было столько знакомых, и отправились по испытанному маршруту всех электрозаводских ребят — на ВДНХ, покататься на «Баварских поворотах», а потом на Красную площадь, посмотреть смену караула у Мавзолея Ленина словом, по полной программе людей, которые часто бывают в Москве и умеют в Москве гулять.

Домой вернулись к вечеру — Лариса торопилась. Паша проводил ее, вошел в подъезд и хотел ее поцеловать; он с утра думал о заслуженной им награде. Но Лариса наотрез отказалась целоваться.

За этот воскресный день Паша Медведев надоел ей смертельно.

Она видеть больше не могла его маленькие острые глазки, его неуклюжую походку, не могла слышать его уверенный голос. Никогда в жизни не знала она, что такое скука, и мама всегда говорила ей, что человек не смеет скучать ни при каких обстоятельствах, — а вот же, прямо выть хотелось от тоски!

Утром в понедельник был урок биологии. Раиса Федоровна повторяла:

— Работайте! Работайте! В девятом классе пора научиться работать самостоятельно!

— Что случилось? Что? — шептала встревоженная Наташа Лаптева. Но Лариса не отвечала ей. Она сидела так прямо, что выгнула спину и откинула голову назад.

На перемене Паша подошел к ней. Он тоже не понимал, что случилось, почему Лариса отказалась сидеть с ним и не глядит на него — чем он виноват?

Лариса ему и словом не ответила. Только достала из портфеля и протянула тетрадь.