Нежизнеспособный - Yuri Lepichuri

Наевшись вдоволь его сестра провалилась в сон и возвращаться домой было решено лишь утром. Но на рассвете вернулся домой Кирей один.

– Ты не предупреждал, что придёшь лишь к утру.

– Извини. Я забыл позвонить, столько болтали.

– Не прощу. – раздосадовано прервал блондин – Искупи свою вину – Ний приобнял друга и положил голову на плечо – я потерял вдохновение не могу нарисовать лес, выхода из него не найти, побудь мне светом, и я тебя прощу.

– Кирей легко улыбнувшись ответил на объятия, а после, отстранившись, забрал волосы назад и прошёл в комнату.

– Нет, сядь на свету и возьми сирени из вазы – указывал художник, копошась в поисках тюбика нужного цвета в коробке.

– Откуда у нас цветы?

На столе, действительно, к превеликому удивлению были, словно свежесорванные, сияющие белизной даже в сумерках, цветы.

– Я искал вдохновение.

Кирей, забрав из вазы букет, просто разглядывал крохотные бутоны и не мог перестать думать о том, что соврал и сам себе и матери сегодня.

– Ну, что же ты! Сделай своё привычное выражение лица, сейчас ты слишком много думаешь.

– Я просто кое в чём виноват.

Ний набрал тёмно-зелёной краски и начал работать над тенями меж корней раскидистых деревьев. Он растягивал каждый мазок по времени и разрывал контакт инструмента с холстом с излишней задержкой. Томно вглядываясь в бездну этого мрачного цвета, он с интересом, но презрением к тьме в конце концов отворачивался.

– Что ты сделал?

– Соврал – сознался брюнет.

– Разве же это в первый раз? А мне вот кажется, что ты сегодня слишком гордый.

– Я? Парень оторвал взгляд от цветов.

– Да, обычно, ты недоволен собой. По глазам видно. Да и ты волосы не поправляешь.

– Ну, наверное, это из-за того, что я чувствую стыд.

– Гордыня отвратительна. Выглядит, конечно, со стороны неплохо. Но её следует презирать. Ложь по сравнению с ней мелочь.

– Прости. Видимо, тогда именно в этом и есть моя сегодняшняя вина.

– Ты стал чаще приходить с такими словами. – Ний перешёл к оттенку светлее, но он всё ещё был нелицеприятным. Болотный зелёный покрыл ствол дерева и землю вокруг.

– Сделав нечто плохое… как говорили раньше, покайся. Исправься, отслужи наказание.

– Мать не дала бы мне наказание за враньё. Я уже не ребёнок.

– Стыд.

– Что стыд?

– Стыд и есть наказание, а гордыня появляется, когда ты пытаешься этого наказания избежать. Сделав что-то помолчи и почувствуй себя, если в тебе зашевелился стыд, если он проснулся и начинает покрывать каждую клетку тела, заставляя прятаться или краснеть, значит ты сделал неправильно, и пришло наказание. Которое придётся вытерпеть. За всё своя плата. Но ни в коем случае не смей превращать стыд в гордость.

– … – Кирей промолчал, не утруждая себя найти ответ.

– Больше не создавай себе таких травм – дополнил Ний – Прими это за самый главный устой: «Не травмируй себя, ради Ния».

– Не всегда это легко… даже не так, скорее больно. Больно, стыдно, обидно.

– Я знаю, не то что бы меня такие дилеммы одолевали, я никогда не чувствовал мук совести – творец взял в руку свой любимый острый мастихин с длинной гравированной стальной рукоятью, которая блеснула на свету – но если тебе так тяжело… почему бы тебе не сбежать от всех этих бед?

– Ний… – Кирей напрягся в теле и метнул настороженный взгляд на друга. Доля секунды. Испуг в глазах немного осел – почему твоё предложение уехать жить отшельниками каждый раз звучит жутковато?

– Прости, прости – художник по-доброму усмехнулся и продолжил работу добавляя светлый бирюзовый, и тёплый жёлтый.

– Не могу же я бросить семью и друзей.

– Верно. Может я в следующий раз я пойду с тобой?

– Не стоит, я запомнил твои слова, да и мать мою ты знаешь, она добрая, понимающая, вечно хвалит по поводу и без.

– Ты слишком много подстраиваешься под людей…

– А разве должно быть не так? Легче подойти к морде слона, чем заставлять его повернуться. Зачем усложнять жизнь?

– Да верно, но это не в твоём случае, кто угодно, но не ты…

– Чем же я отличаюсь от всех?

– Знаешь, люди меняются, когда перенимают на себя черты других, тебе не понравится то, каким ты станешь.

– Мы все части одного механизма. Путь планет, эволюция, работа экосистем. Если из ста людей все будут работать на благо окружающих, то только подумай на помощь каждому будут работать девяносто девять человек. Или ты боишься, что я не справлюсь с работой на благо окружающих?

– Это прекрасно, но ты не учёл, что люди не будут работать на тебя, найдутся те, кто станут этим пользоваться и ещё… ты уже такой, ты уже работаешь на благо людей.

– Не важно, что будут делать они. Это на их совести, мои правила жизни относятся только ко мне.

– Верно. Однако ты не можешь. Ты не способен вынести то, что хочешь на себя возложить.

– Вообще, я просто хочу стать как все, так легче и им, и мне. Я знаю, что доставляю неудобства.

Кирей, улыбнулся искренне, впервые опустив эти его привычные напугано изогнутые брови. Ний было уже собирался приняться за чистейший белый, как рука дёрнулась и инструмент глухо упал на пол.

– Ты, хм… как давно уже думаешь об этом?

– Где-то пару лет. – задумчиво пустил брюнет – Я замечал ещё прежде, что что-то не так, но сейчас, когда мне часто приходиться проявлять ответственность, я заметил, как отличаюсь от Рыжего и Виктора. Я обратил внимание, что они легче относятся к своим проблемам и не втягивают посторонних, а я плачусь тебе по каждому пустяку. Они сильные и способны идти своей дорогой, кажется иногда, что все вокруг знают, как жить, знают, что делать. А я…

– Ты это ты. – Ний взял уже на половину пустой от прежних работ тюбик краски и выдавил почти всё на ладонь, а затем пальцами развязно, закрыл половину леса белым залил чащу лучами солнца так, как если бы свет бил в глаза путнику, когда тот вышел на дорогу из ночи, прямо в новый мир. Он развернул мольберт к другу и ушёл мыть руки. Ний промолчал и не знал, что сказать ещё. Собирая осторожные, нет, чёткие, нет. Какие же слова ему сказать сейчас?

Кирей же изумился тому, как талантливо его друг смог изобразить жизненный подъём, он не мог и представить, что нечто подобное было возможно изобличить без кисти и нанеся всего лишь один оттенок белого… а ведь даже не самого белого