Греческая смоковница (Ягода созрела) - Памела Васп

Патриция в танце поравнялась с глазами фотографа, взгляды их встретились. Патриция улыбнулась ему своей загадочной улыбкой, которая не оставляет мужчин равнодушными. Он не смутился, не вскинулся с дивана, затянулся лишь глубоко и выпустил синеватый в волшебном свете свечей дым. Патриция почувствовала, что в нем нарастает желание, что его заводит то, что она милуется с Айменгой.

— Ты права, — почти не шевеля губами, шепнула она блондинке, — это заводит его!

Айменга демонстративно, чтобы фотограф видел, провела рукой по ягодицам Патриции, залезла снизу под ткань шорт, другой рукой жадно погладила спину девушки. Страстно вздохнула и закрыла глаза.

Фотограф смотрел на них и курил, выпуская дым кольцами. Айменга, входя в раж, чуть отстранилась от партнерши и забралась ей в ворот полупрозрачной белой кофточки Патриции, и обхватила жадно пальцами плотный холмик груди. Соблазнительные ягодицы Патриции, плотно обтянутые красной материей шорт, находились прямо перед глазами фотографа.

Девушки повернулись и посмотрели обе на него такими глазами, что и полный импотент немедленно возжелал бы сбросить напряжение. И умело повели телами в едином движении… Патриция снова встретилась взглядом с ним и вновь улыбнулась.

Фотограф резко встал и вышел из комнаты, в дверях кинув на них пристальный взгляд.

— У меня такое впечатление, — сказала Айменга, проводив его глазами, — что он готов.

Патриция улыбнулась, сняла руки с талии Айменги и пошла вслед за фотографом.

Айменга подошла к танцующий паре.

Бородатый здоровяк в футболке с черепом, посмотрев в сторону Патриции, заявил, не прерывая танца:

— Если она думает, что у нее что-нибудь получится, то пусть она себя не обманывает. С ним еще ни у одной бабы не получалось!

Фотограф сидел в коридоре на высокой тумбочке и курил, задумчиво глядя в стену.

Патриция подошла, взяла у него из рук сигарету, затянулась и сунула ее ему обратно меж пальцев. Он лениво повернул голову в ее сторону.

— А ты знаешь, чего тебе на самом деле хочется? — медленно спросил он. — Сначала у тебя был некий Том, потом какой-то галантерейщик… А может, ты лесбиянка?

— Ну и что? — спросила Патриция. — Мне нужна любовь. В любом виде!

— Так если ты думаешь, что у тебя с Айменгой будет любовь — иди к ней. Зачем ты пошла за мной?

— А почему нет? Я бы пошла и с тобой, Бернард, но тебя, кажется, это не очень интересует.

— Тебе так кажется? — Он взял ее за руку и повел в павильон для съемок, сейчас погруженный в кромешную темноту.

Остановился, обнял ее и поцеловал. Поцеловал нежно, не стараясь высосать из нее все и не кусая больно губы. Рука его волнующе пробежала по ее спине.

Том открыл Патриции вкус к любви. Сейчас она старалась забыть Тома и внушила себе, что ей очень нравится ласка фотографа.

Белокурый фотограф, прекрасно ориентируясь в темноте, подвел девушку к кожаной тахте, уложил. Лаская ее грудь, левой рукой стал расстегивать пуговицы на ширинке ее шорт. Не очень ловко, впрочем. Наконец справился с поставленной задачей, склонился над ее животом и начал стаскивать шорты.

Она чуть приподнялась, чтобы ему это удалось и, стараясь завести его и себя, застонала.

Он выпрямился и снял брюки. Лег на нее. Патриция обняла его двумя руками и потянулась к нему губами. Он ласкал ее, она стонала с закрытыми глазами, думая про себя когда же он овладеет ею, и не зная хочет ли она этого на самом деле или ей только кажется, что хочет.

Он протянул руку с тахты куда-то вбок и нащупал пульт на длинном тонком шнуре. Нажал на кнопку и все помещение наполнили блики световспышек и щелканье расставленных вокруг тахты на треногах фотоаппаратов.

— Что?! — встрепенулась Патриция и попыталась вырваться. — Что ты делаешь?

И тут он вошел в нее, она ощутила живую, горячую плоть в себе. Ей стало мерзко, противно и страшно — яркие, слепящие вспышки выводили ее из себя.

Она стала бить его кулачками в грудь, стараясь освободиться от его объятий.

— Хорошо, хорошо! — воскликнул он. — Давай еще! Прекрасно! — Он не переставая, в такт движению, нажимал на кнопку к которой были присоединены все вспышки и фотоаппараты.

— Прекрати! Перестань! — кричала Патриция, в тщетных попытках освободиться.

Движения его были грубы, сильны и резки. Он не прекращал садистских перемигиваний вспышек.

Он обжег внутренности Патриции горячим извержением и расхохотался, словно восставший из ада Люцифер.

Так мерзко Патриции еще не было никогда.

Он растянулся на тахте рядом с ней, она почувствовав, что ее больше не сдерживают мускулистые руки, слетела с холодной кожи тахты. Слезы отвращения текли из глаз, размывая косметику. Она судорожно запахнула блузку и нашарила в темноте шорты. Она могла бы уйти и без шорт, но не желала оставлять ему на память подобные презенты.

Он ни сделал ни малейшего движения, чтобы остановить ее.

Патриция задержалась в доме фотографа еще на одну минуту, чтобы забежать в гримерную и забрать сумку.

Долго шла в темноте по высокой траве, по луне ориентируясь, где может проходить дорога в город. Наконец нашла ее и побрела по асфальту. Прошла около километра, ее шатало от усталости и отвращения. Том себе никогда ничего подобного не позволил бы. Она свернула с дороги, нащупала в сумке джинсы, переоделась, завернулась в куртку и легла на мягкую траву около раскидистого кустарника.

Карьера фотомодели для Патриции завершилась, едва начавшись.

Проснулась Патриция поздно и лишь к полудню добралась до Саламина.

Лелея надежду прошла к знакомому пирсу.

Яхты Тома не было. На ее месте стоял старый пошарпанный катер.

Патриция позавтракала на скорую руку в маленьком кафетерии и стала планомерно обходить все причалы. Безрезультатно. То есть отрицательный результат — тоже результат. Больше ей здесь делать было нечего.

На борту скоростного катера, мчавшегося к Пирею по зеленоватым волнам залива, Патриция достала свой магнитофон, на котором запечетлевалась история ее одиссеи. Или история поисков любви. Находок и утрат, курьезов и ударов.

Ветер развевал ее красивые темные волосы, но она не отворачивалась, смотрела неприятностям в лицо.

— Гнусь какая! Извращенец — может, только когда вокруг вспышки! — сказала она в магнитофон со встроенным микрофоном. — Том был — настоящий! А этот — черте что… Том, зачем ты уехал от меня? Ты единственный, с кем мне было хорошо. Зачем ты сделал такую глупость? Наверное, я тоже тебе помогла в этом. Почему бы мне не бросить всю эту ерунду и не вернуться к тебе? Но нельзя же быть столь малодушной! Нужно попытаться еще один раз найти кого-нибудь такого же достойного. Или забыть все в суете путешествий.