Факторизация человечности - Роберт Сойер

Шикамацу выглядела разочарованной.

— А вторая причина?

Кайл опят вскинул брови.

— Вторая причина, миз Шикамацу, в том, что я не преступник.

— Я… прошу прощения?

— Есть лишь одно практическое приложение для факторизации больших чисел, — сказал он, крутя в пальцах карточку памяти, — а именно — взлом криптографических схем. Я не знаю, к чьим данным вы пытаетесь получить доступ, но я не хакер. Найдите себе другого умненького мальчика.

— Это просто случайное число, — сказала Шикамацу.

— Ой, да бросьте! Если бы вы попросили меня факторизовать число, чей размер не попадает в диапазон, скажем, от пятисот до шестисот цифр, и если бы вы не пришли с уже готовым числом, я бы вам поверил. Но сейчас, чёрт возьми, совершенно очевидно, что вы пытаетесь взломать чей-то код.

Кайл хотел было отдать карточку назад, но теперь наверху оказалась другая её сторона. Он всмотрелся в неё и увидел наклейку с единственным словом, написанным на ней: «Ханекер».

— Ханекер! — воскликнул Кайл. — Не Джошуа Ханекер?

Шикамацу потянулась за карточкой.

— Кто? — спросила она с деланным непониманием, хотя выглядела явно встревожено.

Кайл сжал куру в кулак, пряча карточку.

— В какие игры вы здесь играете? — спросил он. — Какое это имеет отношение к Ханекеру?

Шикамацу опустила взгляд.

— Я не думала, что вам известно это имя.

— У моей жены был с ним роман до того, как мы встретились.

Миндалевидные глаза Шикамацу удивлённо распахнулись.

— Правда?

— Да, правда. А теперь скажите мне, что за ерунда здесь творится.

Шикамацу подумала.

— Я… э-э… сначала я должна проконсультироваться с моими партнёрами.

— Сколько угодно. Вам нужен телефон?

Она достала телефон из своей модной сумочки.

— Нет.

Она поднялась, перешла на другой край помещения и начала тихим голосом разговаривать с кем-то, переключаясь между японским языком и ещё каким-то, напоминающим русский; можно было понять лишь некоторое слова, в том числе «Торонто», «Могилл», «Ханекер» и «квантовый». Несколько раз она вздрогнула; похоже, ей устраивали королевских размеров выволочку.

Через какое-то время она сложила телефон и вернула его в сумочку.

— Мои коллеги недовольны, — сказала она, — но нам нужна ваша помощь, и наши цели абсолютно законны.

— Вам придётся убедить меня в этом.

Она сжала губы и шумно выдохнула через нос.

— Вы знаете, как умер Джош Ханекер?

— Жена говорила, покончил с собой.

Шикамацу кивнула.

— У вас тут есть веб-терминал?

— Конечно.

— Вы позволите?

Кайл указал ей на устройство широким жестом руки.

Шикамацу уселась перед ним и заговорила в микрофон:

— «Торонто Стар», — произнесла она. Потом: — Поиск по архиву старых номеров. Слова в тексте статьи: «Ханекер», «Алгонкин». — Она продиктовала их по буквам.

— Поиск, — ответил терминал своим бесполым голосом. Потом: — Найдено.

Нашлось только одно упоминание. Статья появилась на экране монитора.

Шикамацу встала.

— Ознакомьтесь, — сказала она.

Кайл сел на стул, который она освободила. Статья была за 28 февраля 1994 года. Слова «Алгонкин» и «Ханекер» были подсвечены везде, где они встречались, соответственно красным и зелёным цветом. Он прочитал весь текст до конца, велев компьютеру медленно прокручивать его на экране:

Астроном покончил с собой

Джошуа Ханекер, 24, был вчера обнаружен мёртвым в расположении принадлежащего Канадскому Национальному Исследовательскому Совету радиотелескопа в Алгонкин-Парке, провинциальном парке в Северном Онтарио. Он совершил самоубийство путём поедания покрытого мышьяком яблока.

Ханекер, аспирант в Университете Торонто, находился в радиообсерватории в одиночестве в течение шести дней вследствие снежных заносов.

В Алгонкин-Парке он работал над проектом Программы поиска инопланетного разума (SETI), производя сканирование неба в поисках радиосообщений инопланетных цивилизаций. Поскольку Алгонкин-Парк находится вдали от городов, здесь гораздо меньше помех, и потому он идеально подходит для поиска слабых сигналов.

Тело Ханекера было найдено Дональдом Чонгом, 39, ещё одним радиоастрономом, который приехал в обсерваторию, чтобы сменить Ханекера.

— Это большая трагедия, — заявила спикер КНИС Эллисон Норткотт в Оттаве. — Джош был одним из наших самых многообещающих молодых учёных; также он был настоящим гуманистом и принимал активное участие в работе «Гринпис» и других организаций. Однако, судя по его посмертной записке, у него, по-видимому, были проблемы личного характера, связанные с его романтическими отношениями с другим мужчиной. Нам будет его очень не хватать.

Закончив чтение, Кайл развернулся на крутящемся кресле к Шикомацу. Раньше он не знал подробностей смерти Джоша; вся эта история была довольно грустной.

— Его история напомнила вам историю другого человека? — спросила Шикомацу.

— Да. Алана Тьюринга. — Тьюринг, отец современной информатики, совершил самоубийство в 1954 году тем же способом и по той же причине.

Она мрачно кивнула.

— Именно. Тьюринг был идолом Ханекера. Но чего спикер КНИС не упомянула, так это того, что Джош оставил две посмертные записки, а не одну. В первой действительно говорилось о его личных проблемах, но во второй…

— Да?

— Во второй речь шла о том, что он нашёл.

— Прошу прощения?

— С помощью радиотелескопа. — Шикамацу закрыла глаза, словно в последний момент усомнившись, стоит ли говорить дальше. Потом она открыла глаза и тихо произнесла: — Центавряне были не первыми инопланетянами, с которыми вы вошли в контакт; они были вторыми.

Кайл скептически наморщил лоб.

— Да ладно!

— Это правда, — сказала Шикамацу. — В тысяча девятьсот девяносто четвёртом Алгонкинская обсерватория приняла сигнал. Разумеется, он пришёл не с Альфа Центавра — эта звезда не видна из Канады. Ханекер зафиксировал сигнал откуда-то ещё, по-видимому, без труда его декодировал и был потрясён тем, что там говорилось. Он сжёг все оригинальные компьютерные ленты, зашифровал единственную оставшуюся копию сообщения, а потом убил себя. До сего дня никто не знает, о чём говорилось в инопланетном послании. Алгонкинскую обсерваторию закрыли сразу же после этого, сославшись на урезание бюджета. На самом деле они хотели разобрать всё в попытке определить, с какой звезды пришёл сигнал; по плану Ханекер должен был наблюдать более сорока звёзд в ту неделю, что он оставался в обсерватории один. Они разнесли обсерваторию по кирпичику, но так ничего и не нашли.