Казанова в Петербурге - Галина Грушина

После этой встречи мысли кавалера приняли совсем другой оборот. Лето кончалось; пора было распрощаться с Петербургом. Он надумал съездить в Царское Село, добиться аудиенции и напрямик спросить у императрицы должность. В случае отказа он вознамерился тут же отрясти прах сих мест с ног своих.

ЦАРСКОЕ СЕЛО

Напрасно он два дня сряду разгуливал по царскосельскому парку, напрасно добивался быть принятым каким-нибудь вельможей, — поездка оказалась сплошным невезением. Екатерину он все-таки увидел, — уже решив уехать, потеряв всякую надежду. Случилось это на парадном дворе, когда императрица проводила смотр конногвардейцев. Заметив кавалера среди толпы зрителей, она сделала ему знак приблизиться. Это уже была не июльская Екатерина в светлом воздушном платье, мягкая и женственная; перед ним стояла монархиня в парадной форме полка; она даже стала выше ростом, должно быть, встав на высокие каблуки.

— Мне сказывали, вы ставите нам в вину, что у нас не растет виноград, — сказала с усмешкой она, снова щеголяя осведомленностью.

— Но ведь это правда, Ваше Величество, — поклонился он. Она громко, на слушателей, объявила:

— Зато у нас растет клюква. Свита зашелестела смехом.

— О, я видел эти роскошные деревья… — с готовностью закивал он.

Сдерживая улыбку, Екатерина осведомилась:

— Тогда, наверно, вы и гоноболь видели?

— Как, у вас и гоноболь растет? — смутился кавалер, не имея понятия о сем ботаническом чуде. — Я плохо знаю Россию.

— То-то и оно, — кивнула Екатерина. — Кстати, я забыла спросить, есть ли у вас возражения против моей календарной реформы?

Он что-то пробормотал, не совсем разумея, чего от него ждут, и тогда она менторским голосом во всеуслышанье прочла небольшую лекцию о летоисчислении. Должно быть, ради этого она и подозвала кавалера. Закончив ученый разговор, она вдруг заговорила о лотерее, и кавалер догадался, что ей стали известны его парижские подвиги.

— Я согласилась учредить лотерею в моем государстве, — сказала она, — но лишь при условии, чтобы ставка не была выше рубля и не разоряла бедняков. Азартных игр я не терплю. Говорят, венецианцы грешат ими?

Придворные посмеивались. Кавалеру не оставалась ничего, как низко кланяться.

НОВАЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ

По дороге домой он все обдумал и решил. В Петербурге ему больше нечего было делать. Оно и к лучшему, что кавалеру де Сенгальту не нашлось места в стране, бывшей ему не по душе. Он поедет в Вену навестить мать. По дороге можно завернуть в Варшаву, поглядеть на польского короля, прежнего фаворита Екатерины, благо Григория Орлова он хорошо рассмотрел.

Вернувшись в «Золотой якорь», он начертал записку м-ль Вальвиль: «Мне очень хотелось бы составить более близкое с вами знакомство, я посему прошу благосклонного разрешения приехать к вам запросто отужинать. Не знаю, насколько вы расположены разделить страсть, родившуюся во мне, но ежели вы не благоволите пролить бальзам на мои страдания, я буду обречен претерпевать ужасные муки. Рассчитывая через несколько дней отправиться в Варшаву, я могу предложить вам место в моем экипаже, за которое вы заплатите лишь скукой от моего общества. Кроме того, у меня есть способы востребовать для вас паспорт. Моему слуге приказано дожидаться вашего ответа, который, как я надеюсь, будет благоприятен».

Кавалер с удовольствием перечитал написанное: он гордился легкостью своего пера.

Вскоре гайдук принес ответ Вальвиль. Писала она хуже, чем говорила, коряво и со множеством ошибок. Актриса назначала время для ужина вдвоем, заверяя, что постарается облегчить любовные муки кавалера. Она была согласна и на совместное путешествие в Варшаву. Кавалер не ожидал другого ответа и тут же отправился дать объявление в газету об отъезде. Редкий случай: он покидал чужой город, не имея долгов, так что ему нечего было опасаться гласности. Затем он поехал по знакомым известить о своем скором отбытии.

Зиновьев, воодушевившись при этой новости, потребовал отвальную и обещал взять на себя все хлопоты. Мысль понравилась кавалеру: он жил в Петербурге почти год, вел себя благонравно, сыскал друзей и, кажется, единственную из столиц покидал без скандала и не тайком. Решили устроить пирушку в заведении Локателли. Генерал Мелиссимо, которого также посетил кавалер, выразил огорчение при известии об отъезде и энтузиазм при сообщении о прощальном ужине; он даже пообещал фейерверк, поскольку с маневров остались неиспользованные ракеты.

Следовало как можно скорее устроить Заиру. Кавалер не привык бросать своих любовниц на большой дороге: для этого он был слишком мягкосердечен. Он решил передать девушку г-ну Ринальди: старик был влюблен, богат и не похож на изверга. Придя к архитектору, он напрямик спросил:

— Не передумали ли вы, сударь, приобрести мою Заиру?

Тот заволновался: разумеется, он готов, но хочет ли девица. Заверив, что теперь это уже не имеет решающего значения, кавалер привел архитектора к себе в номер и позвал Заиру, попросив Ринальди объясниться с нею. Архитектор мялся и что-то мычал; Заира молча стояла, потупившись, простоволосая, с перекинутой на грудь косой. Не выдержав, кавалер вмешался:

— Заира, господин Ринальди спрашивает, не хочешь ли ты перейти к нему жить.

— Для позирования, — испуганно уточнил Ринальди. Кавалер с недоумением уставился на него:

— Почему только для позирования? И для сожительства тоже. Итак, Заира?

Не обращая внимания на архитектора, она вперила в кавалера сверкающие глаза; брови ее были грозно сдвинуты.

— Нет, не хочу!

— Да, забыл сказать, — спохватился кавалер, обращаясь к Ринальди. — Не хочу скрывать, сударь, вы покупаете двоих. Эта негодница, несмотря на крайнюю свою молодость, в тягости. Но ведь это не навсегда…

Ему надоело пережидать слезы одной, смущенный лепет другого, и, попросив их объясниться без него, он отправился на ужин к Вальвиль.

Актриса встретила его как старого знакомого. Истосковавшегося по изящным француженкам кавалера восхитили манеры истой парижанки, ее непринужденная веселость и неподражаемое легкомыслие. Поначалу они чинились, несмотря на то, что были вдвоем и им никто не мешал. Обсуждали совместную поездку: Вальвиль ждали в Берлине, так что, посетив Ригу и герцога Карла, они — в случае, если герцог не уговорит м-ль Вальвиль задержаться, — намеревались отправиться в Кенигсберг, откуда их пути должны были разойтись. Актрису беспокоило получение разрешения на выезд из Петербурга, но кавалер заверил, что сделать это очень просто, и тут же написал прошение на имя императрицы: «Умоляю Ваше Величество принять во внимание, что, пребывая здесь в праздности, я забуду свое ремесло актрисы быстрее, чем обучалась ему, и щедрость Вашего Величества окажется для меня скорее губительна, чем полезна. Если же мне будет дозволено уехать сейчас, я навсегда сохраню глубочайшее чувство признательности за