Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3 - Александр Солженицын

И хотя тут Шляпников сделал невинный вид, пошёл звонить-проверять, а ясно, что знал, и даже скорей всего этой грабиловкой оружия и руководил тайно. И вернулся с таким объяснением: ничего не может поделать, никакого разграбления не происходит, рабочие в большой дружбе живут с солдатами Петропавловки, и те им от себя дарят часть своего оружия. И ничего плохого нет в вооружении рабочих: Совет же и будет более обезпечен защитой.

А из Белого зала тем временем доносились, при открываемых дверях, всё крики и приветствия, всё крики и приветствия.

Наконец вот теперь обязан был и мог Исполнительный Комитет упорядочить свою работу. До сих пор раздирали его противоречивые распоряжения членов, – что все заведывали всеми вопросами и, не зная или зная, отменяли один распоряжения другого. Сегодня, пока и солдат нет, разделились они на 11 комиссий и секретарём своим избрали аккуратного вежливого Капелинского, так что теперь появятся у них и протоколы.

Впрочем, недолгие часы они тут спокойно позаседали: уже проведали их новое пребывание, и уже сюда стали пробиваться искатели со внеочередными и экстренными заявлениями.

А у них зависали свои вопросы. Цензовики подняли большой шум о Приказе № 1, и Военная комиссия требовала: как понимать и чего держаться? И действительно, сам чёрт не поймёт, чего там наприказали, не все в Исполкоме и знали об этом приказе (и хорошо хоть успели снять выборность офицерства). И – кому приказали? Одному петроградскому гарнизону? А покатилось на всю Действующую армию, этого не учли.

Теперь большинство, кто и знал, стали отгораживаться, что они об этом приказе не знали. Хорошо: поручить Военной комиссии издать разъяснения к Приказу № 1.

Но тем более тогда в упор вопрос: как же они все относятся к продолжению войны? Всё недосуг об этом поговорить.

А из большого зала гудели.

Да товарищи! Да закройте же дверь, невозможно нам их слушать, у нас свои дела!

Своё главное дело было вот какое. Полная победа революции состояла бы в возобновлении нормальной жизни Петрограда. Пока там решится с заводами, – а самое видное и самое всем нужное дело – это пустить трамвай. Это было бы и облегчение для революционных жителей, и символ восстановления порядка при революционном строе. Но одно дело, что за дни революции трамвайные пути изрядно занесло снегом, и втопталось, и вмёрзло в лёд, и чистить предстояло ломами, даже в воскресенье, – а людей на работу теперь и в будни не найдёшь, кого брать? Городская управа находилась в полной растерянности и просила помощи Исполнительного Комитета. (Никому и в голову бы не пришло ждать помощи от Временного правительства.)

Но расчистить пути – ещё как-нибудь расчистят, а самый острый вопрос: как быть с солдатами? Ведь теперь, пользуясь завоеваниями революции, они все попрут в трамваи, да не на задние площадки, а внутрь, наряду с обывателями, – но платить гривенник конечно не захотят, а полезут безплатно, хоть одну-две остановки подъехать, – и так забьют трамваи, что уже ни старые, ни малые, ни женщины не сядут, и даже к трамваю не дотиснутся. И трамвай прогорит, и будет служить не жителям, а возить только солдат – а их в гарнизоне полтораста тысяч, это саранча!

Вопрос из технического вырастал в высоко политический! Разумно было заставить солдат платить хотя бы половину проездной платы – пятак. Но Исполнительный Комитет не мог опубликовать такого заявления, не теряя революционного лица! Масса вырвалась из рабства, завоевала свободу – и хотела пользоваться ею! Обращаться с гарнизоном надо до крайности деликатно.

И решили оставить солдатский проезд безплатным.

А ещё просила городская управа – призвать население возвратить трамвайные ручки и другие детали. В острый момент уличных волнений это была дерзкая находка, это был ключ Революции – отбирать у вагоновожатых трамвайные ручки.

А сейчас эти же ручки становились ключом к возврату в мирное положение.

Из протокола 3 марта:

ПОСТАНОВЛЕНО:

1) …арестовать династию Романовых…

2) По отношению к Михаилу произвести фактический арест, но формально объявить его лишь подвергнутым фактическому надзору революционной армии.

3) По отношению к Николаю Николаевичу, ввиду опасности арестовать его на Кавказе, предварительно вызвать его в Петроград и установить в пути строгое над ним наблюдение.

Арест женщин из дома Романовых производить постепенно…

386

Герб государства Российского.

Оркестр играет воинский марш «Гренадер» – какой украшенный! сколько венков, сколько лавров!

Ближе —

Сколько острого во все стороны! Острые перья на сильных орлиных крылах.

Ещё приближаясь —

Верхние перья от силы и напряжения даже загнуты как когти. И две сращённых орлиных головы, с острой чешуёю грив.

Ещё крупней —

И языки, высунутые как жала.

И крючковатые клювы.

Это рисовалось в тёмной древности, напугать соседей насмерть. Это – царственные византийские орлы, и через свирепые глаза их, по одному на каждом, нам не проникнуть в их невиданные замыслы.

Две головы – две половины Великой Римской империи.

Марш «Гренадер»! Какой он праздничный, какой красовитый, гирляндный. Звуки любуются сами собою.

А с тех пор – меняли, меняли этот герб, то опускали крылья, то поднимали и вытягивали, то собирали хвост, то растопыривали. Сколько занимались этими орлами от Петра! – лепили их на знамёна всех частей, в навершья знамённых древков, на поясные бляхи, на каждую шинельную пуговицу.

А бывают марши – ноги еле касаются земли. Вот – Парижский

марш 1815 года, марш всемирных и безкорыстных победителей: ах, ничего этого нам не надо, посмотрим и уйдём.

На чёрно-зелёное тело орла, на распластанные крылья набросаны, посветлей, восемь гербов царств, а спаянный центр покрыт большим щитом

Георгия Победоносца, поражающего змея с белого коня.

А с двух венчанных орлиных голов – две малых короны несут – ничем, лёгкой лентой, – несут над собой одну большую корону, объединяющую.

Она реет над гербом – ни на чём, на ленте.

Полки, полки, полки проходят где-то там внизу, под этим гербом, висящим в небе.

Отдаляясь —

Опять – весь герб целиком. И теперь мы видим его внутренние скрепы. Через шеи и спаянное двойное тело усилия переданы на лапы, вся сила в этих лапах,

и держит одна лапа скипетр, другая лапа – державу, —

для той, верхней, короны.

Не являет нам природа такого. Но это – крепко сочленено.

А в каждом марше есть и своя печаль.

Кому как. Не залюбуешься – а страшно.

А крепко. Это может держаться, держаться…

Но – вошёл в кадр молот на ручке, от рук невидимых,

навис сверху сбоку —

Удар!

Удар! – и —

и – нет короны! И – нет одной головы!

Римская ли, Византийская, Российская —

Удар!

под молоток!

под молоток!

И – нет державы, отбита!

Удар!

Удар! И – нет второй головы с крылом, отбиты по изломанной линии!

И осталось – спаянное тело, прикрытое Георгиевым щитом, да в одинокой лапе одинокий скипетр,

протянутый теперь неизвестно кому.

Ещё это держится неизвестно на чём —

но ещё одним ударом разбивается вбрызг!

= И мы смотрим, как летят осколки

мимо молотобойца, ставшего на лесенке, —

мимо вывески «Аптека» —

вниз на тротуар,

где уже лежат и прежние деревянные ощепья.

= И кучка народа с красными лоскутами на грудях, на шапках

стоит и смотрит.

Громкий марш – «Радость победы»! Под этот марш мы побеждали, под этот марш мы шагали, не зная пределов. Какие были веселья раньше! – ах, и вот оно опять!

= И – ещё орёл, выступающий из вывески,

и – ещё его молотком!

«Радость победы»! – над проклятым прошлым. Как поют и обещают трубы!

= Невский проспект, одна сторона.

Да сколько ж этих орлов, не замечали, как изувешан ими проспект, не только на аптеках —

на вывесках присутственных мест,

дворцовых поставщиков,

других торговцев…

= Не ленятся люди высокие лестницы изыскивать, приставляют,

а то на грузовике въезжают на тротуар: удобно бить с платформы.

И – молотком его, проклятого!

= Или – ружейным прикладом!

= Или чёрной кистью замазывать, нарисованного.

«Радость победы»! Нельзя было веселей, чем раньше, а вот веселей! Нельзя было подхватистей, а вот…

= Навалено осколков. И целых орлов.

Прикладами их добивают на снежном тротуаре.

Ногами ломают и топчут.

Хохот толпы и возгласы – а ну, поддай!

= А дворники метлами подметают, подметают…

Живо подметают, может и не весело, но поворачивайся.

В перемеси под метлой – орлиные головы, короны, державы, скипетры.