Избранные произведения в двух томах: том I - Нина Артюхова

— А там сейчас потолковее никого. Там сейчас одна Верка. Ее бабушка с моей мамой в Мосторг уехала.

— Ладно, — сказал капитан, — не пойду я стучаться в чужие квартиры и доказывать, что я — это я. Я нашей мамы дождусь. Уж она-то за меня заступится и вам всем покажет, как не впускать домой папу!

Эта угроза обидела Марусю.

— Вы совсем и не их папа. Папа у них старший лейтенант.

— А мне одну звездочку прибавили.

— Вы на каком были фронте? — спросил Митя.

— На первом Украинском. То есть я…

— Не совпадает, — сказала Маруся. — Их папа на Белорусском.

— А меня перевели. Я после госпиталя в свою часть не вернулся.

Сколько раз вы были ранены? — спросила Маруся, посмотрев на его нашивки.

— Четыре раза. Но я…

— Не совпадает. Их папа только два.

Так я же про те два раза не писал. Что же писать о пустяках — это было совсем немножко.

— Вот видите, вы сами про себя нетвердо знаете. Сколько у вас орденов?

— Считай!

— Я уж вижу, что не совпадает. Потому и спросила.

— Так это же… я не успел написать.

Маруся вздохнула.

— Что-то вы все путаете.

Саша Смирнов ласково посмотрел на капитана:

— Вы, должно быть, свой однофамилец!..

Капитан сказал: «Фу!» — опять раздраженно забегал по площадке.

— Как же можно его впустить? — шептала Маруся ребятам. — Совсем другой человек: на их папу непохожий, ничего не совпадает и от Сашки сам отказался.

— Женя, не подходи к двери! — крикнул Саша Черкасов.

— А мне хочется на него в щелочку посмотреть!

Капитан взволнованно застучал опять:

— И Женечка там? Женя Черкасова? Она дома? Да покажите мне ее! Маруся, покажите мне Женю хоть через цепочку! Хоть на одну минуточку покажи! Ведь я же уехал, когда ей всего два месяца было!

Маруся осторожно приоткрыла дверь и подвела Женю:

— Смотрите.

Женя приветливо улыбалась и была вся такая беленькая, пушистая, в белом фартучке с крылышками. Капитан присел на корточки перед дверью и говорил, задыхаясь:

— Ух ты, дочка! Мамины глаза! Дай сюда твои лапки… Женечка! Ты своего старого и некрасивого папку узнала?

— Узнала, — ответила Женя.

— Женечка, если бы не эта противная Маруся, которая не позволяет, ты бы своего папку в дом впустила бы?

— Впустила бы.

— Женюрочка моя! Дочка! Беленькая! Ну покажи мне ножку, просунь ее сюда!

— Отец! — сказал Саша Смирнов. — Смотри, как нацеловывает. Не станет чужой дядька чужой девчонкин башмак целовать.

— А ты видел когда-нибудь, как папы дочкам башмаки целуют? — спросил Митя. — Вот то-то! Просто притворяется.

Обе Женины руки и правая ножка были уже по ту сторону щели, на площадке лестницы. На левой ноге стоять было неудобно и непрочно. Девочка не удержалась, шлепнулась на пол и большим белым пушистым комком откатилась в глубину передней. Капитан вскочил, затряс и задергал дверь:

— Откройте!

Маруся испугалась, что он сорвет цепочку, и захлопнула дверь. Капитан стучал кулаками и кричал:

— Откройте!

Если бы во втором этаже был кто-нибудь потолковее маленькой Верки, обязательно высунулся бы посмотреть, хотя бы из любопытства.

— Женечка, ты ушиблась?

— Нет, — ответила Женя тоненьким голоском.

— Женечка, ты на своего глупого папку не сердишься?

— Нет.

— Умница!

Он помолчал и попросил совсем смирным голосом:

— Ребята, откройте хоть на цепочку. Что же это вы от меня спрятались?

— Не откроем, — ответила за всех Маруся. — Мы вас боимся.

И в передней и на лестнице стало тихо. Было любопытно и страшно — и немного жалко человека, стоящего за дверью и по непонятным причинам называвшего себя отцом Жени и Саши.

— Давайте посмотрим в это окошечко, что он делает, — шепотом предложил Митя.

Притащили стремянку. Митя, стараясь не шуметь, поднялся на самую верхнюю ступеньку и посмотрел в маленькое окошечко над дверью.

— Ушел? — спросила Маруся.

— Нет. Стоит. На перила облокотился.

— Ну как? — через минуту опять спросила Маруся.

На ступеньку сел. Платок вынул. Глаза вытирает.

— Плачет? — прошептала Женя.

Не знаю, может быть, просто что-нибудь в глаз попало.

Саша Смирнов сказал дрогнувшим голосом:

— Заплачешь, если родные дети в дом с фронта не пускают!

Саша Черкасов неожиданно вылез из-под столика и, раньше, чем его успели остановить, приоткрыл дверь, насколько позволяла цепочка.

— Послушайте: если вы наш настоящий папа, я могу оттолкнуть эту девочку, Марусю, и открою вам дверь.

— Не нужно, не устраивай драку. Уж и без того Женечка из-за меня пострадала. Женечка, ты как — ничего?

— Ничего.

— Умница. Ты, дочка, умнее их всех. Ну и вредная же у вас, ребята, эта ваша главная соседка Маруся! Я бы от такой соседки сбежал!

— Товарищ капитан, — начала Маруся дрожащим от обиды голосом, — если бы вам ваши генералы поручили охранять какую-нибудь вашу военную крепость и не впускать незнакомых!.. Наши мамы ушли сегодня и мне поручили квартиру и этих маленьких… И чтоб с незнакомыми через цепочку… Могу я вас впустить, когда вы совсем на их папу непохожий и незнакомый?

— Она права, — сказал капитан, — дисциплина прежде всего. Беру все свои обидные слова назад. В конце концов никаких доказательств того, что я — это именно я, кроме документов, у меня нет. Товарищ старший сержант!

— Вы это кому говорите? — спросила Маруся.

— Как кому? Тебе говорю. Если ваши мамы генералы, ты, я думаю, что-то вроде старшего сержанта или младшего лейтенанта. Правильно?

Он встал, выпрямился и вежливо приложил руку к фуражке:

— Товарищ младший лейтенант, разрешите дочке меня поцеловать, не открывая двери, в эту щелочку.

— Хорошо. Если только она сама захочет. И если вы не будете ее опять к себе втягивать.

— Давайте поцелую, — охотно согласилась Женя.

— Женечка, говори мне «ты». Ведь я же твой папа.

Он подставил щеку, Женя звонко чмокнула. Капитан даже зажмурился от удовольствия.

— Ух ты!.. До чего ж хорошо!

— Если нужно, я могу еще. — Женя потерла губы. — Вы — колкий!

— Виноват, дочка, побриться не успел!

— Я тоже хочу вас поцеловать, — сказал Саша Черкасов.

— Только не «вас», пожалуйста. Говори мне «ты», Сашка. Вот теперь я вижу, что ты действительно как будто мой Сашка. И глаза у тебя тоже мамины. Но как же это ты так потемнел, до неузнаваемости?

Саша застенчиво улыбнулся:

— А вы на фотографии были темный, а теперь белый.

Капитан посмотрел на него огорченно:

— Ты что же, так и не будешь меня на «ты» называть? Ты не веришь, что я твой папа? Сашка! Женя! Если вы не будете меня называть на «ты», я начну обижаться!

— А вы не обижайтесь, — сказал Саша.

— Мы вас будем на «ты» называть, — докончила Женя.

— Вот что, ребята, если меня сейчас, сию минуту, никто не назовет на «ты», я уезжаю обратно на фронт.

— Фронта нет, — сказала Маруся.

— Неважно… Заплачу и уйду от вас куда глаза глядят, насовсем!

— Мы вам скажем! Вы не уходите куда глаза глядят! — крикнули в один голос Саша и Женя.

Капитан схватился за голову и опять сел на верхнюю ступеньку.

— Плачет? — испуганно спросила Женя.

— Да говорите ему скорее что-нибудь на «ты!» — волновалась Маруся.

— Вы… что здесь делаете? — послышался удивленный голос откуда-то снизу.

По ступенькам лестницы медленно поднималась Женина и Сашина мама, с портфелем и пакетами в руках. Капитан поднял голову.

— Андрюша, это ты! — крикнула мама, роняя пакеты.

Маруся, охваченная раскаянием, хотела поскорее открыть дверь. Но всем хотелось смотреть на папу и на маму. Дверь захлопывалась и открывалась сейчас же опять. Маруся не успевала откинуть цепочку. Татьяна Александровна смеялась и сердилась.

— Да откройте же, ребята! Почему вы нас не впускаете? — Потом поворачивалась к мужу: — Андрюша, это ты!

Капитан собирал пакеты на ступеньках лестницы и говорил растерянным голосом:

— Я сам не знаю, Танечка, я это или не я! Может быть, я — не я, а мой собственный дедушка!

Цепочка звякнула в последний раз, дверь широко распахнулась.

— Открывается! Открывается насовсем!

— Ура! — закричал капитан. — Все в порядке! Я это я! И я уже дома!

Воробей

Воробей ударился о стекло на лестнице и, трепыхая крылышками, опустился на каменный пол.

Посидел, удивленный, — и уже собирался взлететь, чтобы снова со всего размаха помчаться в это странное, твердое небо, которое не пускает…

— Постой, глупенький! Разобьешься! — крикнула Галя, сбежала со ступенек и обеими руками схватила птичку. Воробей не больно зацарапал и защекотал ладони тонкими лапками.