Пока ночь - Яцек Дукай

- И что же?

- А ничего!

- Как это: ничего?

- Ничего! Я же тебе и говорю: ни-че-го. Пустота. Ноль.

- ???

- У него в средине ничего не было! Ни сердца, ни легких, ни кишок, вообще ничего. Так что вопрос уже не в том, как он умер, а каким образом жил. Ведь тяжело обвинить в умерщвлении трупа, даже если бы это обвинение и было липовым, а дело было заранее подстроено. Такие вещи даже в Генерал-Губернаторстве не пройдут. Фон Фаулнис мертв, потому что и не мог жить. Если бы не сотни свидетелей, я бы усомнился и в том, что он вообще приехал сюда самостоятельно. С медицинской точки зрения он с самого начала был ходячим трупом.

- Что ты из меня дурака делаешь?

- Ну знаешь!

- И все равно, что это за сказки...

- Никакие не сказки!

- Но я же с ним завтракал! При мне он слопал одного салата с полкило! Так куда он его запихивал? В рот, а потом оно прямо в задницу ему пролетало, или как? Или из него при вскрытии вылили бутылку бордо? А то, что он дышал, так я сам видел. Я же с ним разговаривал! Впрочем, и ты сам тоже! Вот Янош, прошу тебя, попробуй, издай хотя бы звучок, не набирая при этом воздуха в легкие!

И какого ты от меня хочешь?! Я тебе только пересказываю результаты вскрытия! Я в нем не копался! Специалисты отчет написали. Вот он лежит передо мной, и в нем, черным по белому написано...

- Ну хорошо, хорошо, извини.

- Ладно. Есть еще одно известие. Помнишь, ты расспрашивал про какого-нибудь еврея, на которого с полгода-год назад было бы особое распоряжение?

- Ну и?

- Тут у меня в списке несколько десятков человек. Как ты и хотел, я исключил тех, которые уже попадали на допросы и неграмотных, которые ни "бе", ни "ме". Осталось девять позиций; и на одну из них - имеется в виду некий Шимон Шниц - запрос был как раз со стороны Ahnenerbe, при посредстве берлинского гестапо. Я им позвонил, только же это страшная бюрократия начали меня отсылать от одного к другому, в конце же концов из этого всего вышла такая мура, что, якобы, Шница затребовали для их музея, или что там может быть, для какой-то никогда не существовавшей его секции. Печати имеются, подписи имеются, все имеется, вот только реального заказчика и нет. Только кучка цифр и букв: подотдел подотдела какого-то другого подотдела, который сам находится уже на совершенных задворках этого самого института. Ничего больше я не узнал, потому что вдруг в разговор влез какой-то бешеный генерал, о котором я в жизни не слышал, и начал допытываться, а чего это такого хочет от Ahnenerbe штандартенфюрер идентатуры войск СС из какого-то захолустья в Генерал-Губкрнии.

- Ну что же, хоть что-то уже есть. Ага, что касается тех неточностей в документах, которые...

- Так?

- Этим делом я уже занялся.

- Вот за это спасибо. Большое спасибо. Когда мы сможем встретиться?

- Тридцатого. Предварительно звякни на фирму. Ну ладно, мне уже пора.

Трудны прервал второй разговор, чтобы начать третий.

- Янек?

- Угу?

- Скажи мне.

- А если я дам тебе слово...

- Нет.

- Все это грязные дела; ты бы сама предпочла...

- На самом деле, не имеет ни малейшего значения, что бы я предпочла. Но я должна знать.

- Понятно.

- Так как?

- Здесь был один немец. Эсэсовец из Берлина. Шантажировал меня и Яноша. Он уже мертв.

- Неужели...

- Нет, нет.

- Но ведь я же чувствую, что ты уворачиваешься.

- Я тебе сказал правду.

- Верю. Только я имею в виду другое. Даже не тот день.

- Не понял.

- Ну, пожалуйста.

- О чем ты меня просишь?

- Чтобы ты отказался.

- От чего? От дел?

- Я... даже не знаю. Тут что-то такое... Думаешь, я не вижу? Пытаешься передо мной скрыть... Признайся!

- Ну что я пытаюсь скрыть? А?

- Не знаю!

- Успокойся.

- Я спокойна. А все из-за этого дома. Не надо было сюда переезжать.

- Возможно.

- Не возможно, а точно. Ты знаешь, что Конрад все еще шастает на чердаке? Не дай Бог, еще одного трупа найдет. Ну, чего ты смеешься? Это совсем не смешно.

- Не дадим свести себя с ума. Нельзя ведь в жизни руководствоваться только лишь предчувствиями и плохими снами. Так бы мы далеко не зашли.

- Вот, хорошо, что ты мне напомнил. Лея с Кристианом видели какой-то кошмарный сон. Утром буквально тряслись от страха. Кристиан до сих пор плачет.

- И что же такого им снилось?

- Они мне не рассказали. Хотели поговорить с тобой, только ты уже уехал. А ведь сейчас праздники... Янек, хоть сейчас ты бы мог побольше...

- Знаю, знаю, извини. Ведь все это не по собственному желанию, я такого не планировал. И разве это я придумал этого Гитлера? Разве это я придумал войну?

- Только не надо так.

- Эх, к чертовой матери все это...

Пришла Лея; Кристиан где-то спрятался, и никто его уже долгое время не видел. Минут с пятнадцать девочка ходила туда-сюда по всему кабинету, забиралась на кресла, постукивала по книжным корешкам и поглядывала на Яна Германа, когда он сам на нее не смотрел. Сам же он был занят проверкой квартальных отчетов. Лея постепенно приближалась к отцовскому столу, нервно теребя в пальцах подол юбки.

- Папа?

- Мгм?

- Я должна... должна тебе сказать, что мы уже не можем выходить из дома.

- Что?

- Нам нельзя.

- Кому?

- Мне и Кристиану.

- Что? Вам нельзя выходить? А ну-ка, иди сюда, присядь. Ну? Вам нельзя. И скажи-ка, кто это вам запретил? Мама?

- Не-е.

- Не мама?

- Нет. Они ни о чем не знает. Мы должны сказать про это тебе.

- То есть: ты и Кристиан.

- Ага. Только он трусишка и боится.

- Чего боится? Меня?

- Э-э, нет. Только...

- Только что?

- Потому что это были такие страшные-страшные чудища. И они сказали...

- Вам снились чудовища?

- ...

- Ну и?

- Я скажу тебе на ушко.

- Говори, говори. Ой! Не тяни так!

- Они пришли ночью. Пришли в нашу комнату и сказали, что если мы хотя бы палец выставим за порог дома, то с нами случится такое, как с паном Фонфальницом, и что от этого мы умрем, совсем умрем, и что ты знаешь, и чтобы сказать тебе, а потом вдруг сделались такими страшными-престрашными, а Кристиан начал плакать, потому что он трусишка, и...

- Погоди, погоди! Вам это снилось сегодня ночью?

- Ну, папа, совсем нет, это был совсем даже и не сон, они на самом деле приходили, и...

- Слушай, Лея, а ты всего этого не придумала, правда?

- Пааапа...!

- Н хорошо, хорошо. Повтори-ка, пожалуйста, имя того пана, которому они уже сделали... какое-то такое имя. Как его звали?

- Фонфальниц.

- Кристиан тоже их видел и слышал?

- Ага.

- Кстати, а как они выглядели? Я понимаю, что страшные, но как?

- Ну-у, вот так вот и еще как-то так...

- Знаешь что, ты мне их лучше нарисуй. Садись тут, вот тебе бумага, карандаш, и рисуй. Я буду писать, а ты будешь рисовать.