Страна грез (ЛП) - Сара Дессен

C декабря я поняла, что пунктуальность — одновременно лучшее и худшее в наших с Роджерсоном отношениях. Но сейчас мне становилось труднее. Роджерсон забирал меня из школы каждый день после ланча в полдень. То есть у меня было лишь пять минут, чтобы по переполненным после последнего урока коридорам добежать из класса тригонометрии до парковки, которая находилась на другом конце школьной территории. Даже после того, как я пересела на самое близкое к выходу место, я выбегала со звонком и неслась по коридорам, молясь о том, чтобы стоять на парковке раньше, чем приедет Роджерсон. Иногда, после того, как я заставляла его ждать, скрывать синяки было несложно. Иногда — чуть труднее. Это превратилось в соревнование — кто быстрее? Мне было проще думать об этом в таком ключе. Спорт был тем, что я с радостью делила с папой и Кэсс. Спорт был безопасен. В отличие от Роджерсона.

Даже в те дни, когда я пропускала последний урок и приходила вовремя, это не всегда делало Роджерсона счастливым. Он как будто хотел выйти из себя и находил причины. Стараясь предугадать малейшую его мысль, я совсем забросила учебу. Учительница тригонометрии, миссис Деннис, была недовольна моими оценками и пару раз оставляла меня в наказание после уроков. Но мне никак нельзя было задерживаться — и я решила, что пропускать её занятия будет отличным решением.

Мне также нужно было быть осторожной. Нельзя было говорить с кем-то, если нас мог заметить Роджерсон, ведь, по его мнению, если это были

1) Парень — то я флиртовала

2) Девушка — я сплетничала с ней о нем

Как-то раз Ричард Спеллмен попытался сесть рядом и заговорить со мной о каком-то дурацком групповом проекте, над которым мы работали на английском. Я отодвигалась от него все дальше и дальше на скамейке — если бы Роджерсон заметил нас, сидящих рядом, я могла бы гарантировать себе парочку новых синяков. Но непонятливый Ричард все болтал и болтал, даже когда я надела очки и спряталась за ними, всем своим видом показывая, что не настроена на разговор и притворяясь невидимкой. В последнее время у меня это стало лучше получаться, и он, наконец, ушел, буквально за пару секунд до того, как машина Роджерсона показалась на парковке. Так близко…

Единственным человеком, с которым я все еще могла разговаривать в школе, была Рина. Впрочем, время, что я проводила с ней, стремительно сокращалось.

— Пойдем куда-нибудь вечером? Только мы, девочки, — предложила она однажды, когда мы сидели под деревом, где я проводила уроки тригонометрии. Звонок только что прозвенел, и она подошла ко мне, бросив сумку рядом, села возле меня и вытянула ноги.

— Я не могу, — ответила я.

— Почему? — она достала из сумки свои солнечные очки в оправе в форме кошачьих глаз, надела их и подставила лицо солнцу.

— У нас с Роджерсоном есть планы.

— У вас с Роджерсоном всегда есть планы, — поморщилась она. — Мы не устраивали девичник уже целую вечность, Кейтлин! Я уже начинаю делать выводы, знаешь ли.

— Извини, — я обернулась, услышав шум машины (не Роджерсон). — Но у нас правда есть планы.

— Ой, да ладно, — Рина посмотрела на меня поверх очков. — Что может быть настолько важным, чтобы ты продинамила лучшую подругу? Снова?

Я вздохнула. С Риной становилось все труднее и труднее.

— Я не динамлю тебя, — ответила я. — Просто я уже пообещала ему, что мы сделаем несколько дел вместе.

— Ладно, — она постучала пальцами по колену, — как насчет этого: мы пойдем гулять пораньше, съедим по бургеру, ну или что-то вроде того, а чуть позже ты встретишься с Роджерсоном?

— Я не могу, — снова произнесла я.

— Господи, Кейтлин! — воскликнула Рина, потеряв терпение. Она схватила сумку и начала рыться в ней в поисках сигареты. — Слушай, давай тогда я поговорю с ним? Я скажу, что тебе действительно нужно оторваться, наконец, с подругой, и пообещаю, что ты вернешься домой к комендантскому часу — ну или что там у вас. Позволь мне просто разобраться с этим!

— Рина.

— Я серьезно, — вот теперь она уже действительно завелась. — Я знаю, как с этим справиться. Он поймет, поверь мне. Он ведь приедет за тобой сейчас, да? Вот я и поговорю с ним.

Она не понимала.

— Это не самая лучшая идея.

— А мне она очень даже нравится, — упрямо сказала подруга. — Я могу справиться с Роджерсоном. Это не проблема. Вот увидишь, через пять минут он будет есть с моих рук.

— Рина, я сказала — нет!

Она понятия не имела, что могла бы сотворить со мной этим диалогом! Мой желудок сжался в предчувствии чего-то ужасного.

— Ни слова больше, — спокойно отозвалась она, похлопывая меня по плечу. — Я позабочусь об этом.

— Рина…

— Тсс, я ведь сказала тебе.

— Нет! — воскликнула я. Вышло громче, чем я планировала, и она взглянула на меня, удивленная и настороженная моим упрямством. — Я не могу, я уже говорила. Вот и все.

Она наклонила голову, выглядя явно задетой.

— Что, — обиженно начала она, — тебе не позволено проводить время с кем-то еще? Теперь он решает, что тебе делать?

— Нет, — быстро ответила я, боковым зрением наблюдая за еще одной черной машиной. — Он не решает.

— А звучит именно так, — мрачно сказала Рина, продолжая изучать мое лицо.

— Да нет же.

Мы сидели в молчании несколько минут. Люди ходили по парковке, выходя из машин и забираясь в них, приезжая и отъезжая. Я вспомнила о том вечере, когда увидела Рину, плачущую и подпевающую грустным песням на радио. Она рассказала мне все тогда, так почему же не могу я?

— Кейтлин, что происходит? — вдруг спросила она тихо. — Расскажи мне.

Я посмотрела на нее — мою лучшую подругу со светлыми кудряшками и Коралловым Льдом (её любимая помада) на губах, и на секунду подумала, что действительно могу рассказать обо всем прямо сейчас. О беспомощности, о синяках, о том, как все внутри сжимается, о темных глазах, о безопасных днях…

Нет. Не могу. Я не могу ничего рассказать ни Рине, ни кому-либо еще. До тех пор, пока я не говорю обо всем вслух, ничего не происходит.

Так что я улыбнулась своей лучшей улыбкой болельщицы, потрясла головой и весело сказала:

— Рина, ничего не происходит. Ты просто слишком много переживаешь. Поверь, не о чем волноваться.

Рина все еще смотрела на меня, склонив голову на бок. Она была неглупа и всегда понимала, что что-то не так. Но она верила в нашу дружбу, рассказывала мне все секреты и думала, что я делаю то же самое. Наша дружба спасла меня.

— Хорошо, — наконец произнесла она, как будто мы после долгих переговоров пришли к соглашению. — Но если я нужна тебе…

— Я знаю, — перебила я ее. Ровно полдень. Безопасное время закончилось. Желудок сжался, по плечам пробежали мурашки, я нервно оглянулась на дорогу, затем перевела взгляд на нее. Веселая, милая, верная Рина, я завидовала ей. В её жизни нет проблем, больших, чем ссора с парнем или случайные встречи в торговом центре.

Мимо проехала черная машина. Роджерсон.

— Мне нужно бежать, — быстро сказала я, вскакивая и подхватывая сумку. — Увидимся позже!

Рина не произнесла ни слова, лишь махнув рукой и наблюдая, как я бегу к машине.

Пока я работала над тем, чтобы стать невидимой для окружающих, Кэсс потихоньку возвращалась к нам. Она не позвонила на Рождество, и мама плакала весь вечер, начиная с разворачивания подарков и заканчивая ежегодным завтраком пирогом в компании Боу и Стюарта. Вместо звонка Кэсс прислала открытку и фотографию, на которой были запечатлены они с Адамом. Широко улыбающиеся, они стояли перед их собственной елочкой, украшенной самодельными снежинками и бумажным ангелом на верхушке. Адам обнимал Кэсс, и сестра выглядела такой счастливой, какой я ее и не помнила. Мама немедленно поставила фотографию в рамку на кофейный столик, заставив потесниться кукол с их чаепитием.

— Я пытаюсь понять, почему она держит свою жизнь на расстоянии от нашей и зачем так охраняет границы, — слышала я, как мама говорила Боу, когда они прибирались на кухне. Папа уже уселся в кресло, увлеченный матчем, а Стюарт растянулся на диване, положив одну руку на живот. — Это ведь Рождество!

— Она вернется, — успокаивающе отвечала Боу.

— Она как будто думает, что мы контролируем ее жизнь и слишком много знаем обо всем, что с ней происходит, — продолжала мама под шум воды. — Но, как бы то ни было, сейчас мы просто не в состоянии это делать!

Она вздохнула своим фирменным «Кэсс-вздохом», который был мне хорошо знаком еще с лета.

Подарки для Кэсс лежали под елкой, пока мы не разобрали ее. Мама даже оформила один небольшой сверток для Адама. Теперь же они были убраны в шкаф в коридоре и заняли свои места на полке возле пылесоса.

Когда сестра, наконец, позвонила, через неделю после Нового года, я лежала в кровати, находясь в каком-то странном полусне и пытаясь не думать о прошлом вечере с Роджерсоном, свежем синяке, охватывающем запястье и многих предыдущих вечерах. Я поняла по маминому голосу, что звонит именно Кэсс — вежливое «Алло?» подпрыгнуло и словно зазвенело в воздухе, мамина интонация приобрела такой счастливый оттенок, что даже я, в другой комнате, услышала.