Под знаком змеи.Клеопатра - Зигфрид Обермайер

Он улыбаясь воздел руки, будто это безмерно поразило его. Я дерзко поинтересовался:

— То, что члены синедриона не особенно умны, они доказали уже своим приговором против тебя. Все в стране были рады избавлению от этого произвола разбойников, но вместо заслуженной благодарности тебе пришлось покинуть страну. Ты тоже признаешь за ними право на заблуждение?

Казалось, его вовсе не смутил мой несколько неподобающий вопрос.

— Я признаю это право за отдельным человеком, а не за собранием из семидесяти одного мужчины. Они могли бы посовещаться и прислушаться не к глупцам, а к наиболее умным из них. Ну, там видно будет.

При последних словах лицо его изменилось: из-под спокойной вежливой маски на мгновение проглянула хищная волчья морда с оскаленными клыками и сверкающими глазами. Мне послышалось даже легкое угрожающее рычание, или мне это только показалось?

Он снова приветливо улыбнулся.

— Таков мой ответ, Олимп. А теперь я тоже возьму на себя роль посла и передам тебе известие от Марка Антония. Он приглашает твою царицу, досточтимую Клеопатру, провести лето в Тарсе, на Киликии. Так как Цезарь теперь мертв, необходимо вновь обсудить отношения между Римом и Египтом. Твоей царице предстоит нелегкое дело, но с ее тонким политическим чутьем она наверняка найдет верное решение.

Это было сказано очень вежливо, но его черные как ночь глаза подозрительно сверкнули. Что в них мелькнуло — ирония? А может быть, радость или даже злорадство? Я не знаю. Возможно, удовлетворение от того, что его зерно надежно упрятано в амбарах, в то время как Клеопатре вновь предстоит бороться за свою страну. К счастью, появление посыльного избавило меня от ответа.

Ирод искренне обрадовался подарку. Его лицо просияло, и он в изысканных словах выразил свою благодарность и похвалу. Я решил воспользоваться этим благоприятным моментом.

— Смею ли я просить тебя, правитель?

— Смелее, не стесняйся! Мне было бы приятно оказать любезность послу ее величества.

Я в нескольких словах рассказал о судьбе моего слуги Салмо, не очень надеясь, правда, что смогу что-нибудь сделать для него. Ирод выслушал меня с невозмутимым видом.

— Теперь он сидит или, вернее, лежит в городской тюрьме и ждет приговора. Однако синедрион не хотел ничего предпринимать до твоего возвращения.

— Это очень мудро с его стороны, очень мудро. Я очень рад, Олимп, что могу оказать тебе эту небольшую услугу. Иона бен Наум, который зовется теперь Саломоном, решил исправиться и поступил в солдаты на службу к моему отцу. Как тетрарх Иудеи я могу помиловать его еще до вынесения приговора, и я сделаю это теперь же. Саломон может быть свободен уже сегодня.

Прежде чем я смог как подобает выразить свою благодарность, в зал вошел человек, поразительно похожий на Ирода, но все его черты были несколько мягче. Стройного Ирода с его узким красивым лицом можно было уподобить разящему мечу, в то время как Фасаила — ибо это был он — следовало сравнить скорее с затупленным ножом. Он был ниже, полнее, лицо его было несколько шире, а карие глаза излучали мягкость и благодушие.

— Фасаил!

Ирод сердечно обнял брата и представил меня ему. Затем он в нескольких словах изложил цель моего приезда и упомянул также о случае с моим слугой. Фасаил слушал, кивая головой.

— Ты, как всегда, поступил правильно, я сам не мог бы сделать лучше.

Лицо Ирода просияло от удовольствия, как будто он с нетерпением ожидал согласия старшего брата.

Затем меня милостиво отпустили. Я получил в подарок красный, красиво расшитый кошель с двадцатью четырьмя ауреями, а царице преподнесли десять кувшинов превосходного иерихонского бальзама. На одной стороне новеньких золотых монет была отчеканена голова Антония, а на другой — богиня победы Виктория с лавровым венком и пальмовой ветвью. «Если усматривать в этом подарке некоторую политическую подоплеку, — подумал я, — то она довольно мирная, потому что Виктория с пальмовой ветвью символизирует миролюбивую, готовую к переговорам победительницу».

Ирод сдержал свое слово. Салмо вернулся через два дня. Он был очень слаб и весь изранен. У него был выбит глаз и сломано два или три ребра. Но, несмотря на это, он пытался шутить, хотя и не совсем удачно:

— Вообще-то я уже готов был оказаться на кресте, а не под твоим крылышком…

Что-то удержало меня от того, чтобы предстать его единственным спасителем, так что я сказал:

— По поводу назначения Ирода и Фасаила тетрархами была объявлена амнистия, и ты как раз под нее попал.

— Амнистия? — взглянул он на меня с сомнением. — Это совсем не похоже на Ирода, и я что-то не заметил, чтобы еще кого-то отпустили.

— Конечно, во время аудиенции я называл твое имя и напомнил, что со слугой посла нельзя обращаться как с каким-нибудь подлым разбойником. Я упомянул также, что ты был солдатом у Антипатра — ну, и все это вместе…

— Солдатом! Теперь это все прошло! Одноглазый уже не может хорошо управляться с луком, копьем или мечом. Мне, видимо, придется стать поденщиком. Во всяком случае, я благодарен тебе за то, что остался в живых, и попытаюсь как-нибудь доказать это на деле.

У меня возникла идея.

— Послушай, Салмо, — воскликнул я, — это очень легко сделать. Хочешь быть моим слугой? Для этого достаточно будет и одного глаза. Тогда тебе не придется становиться поденщиком, и ты сможешь и дальше кормить семью. Я научу тебя всему, что должен уметь помощник врача. Это интересная и ответственная работа.

— Ты доверишь мне это?

На его разбитом, израненном лице промелькнуло что-то вроде отчаяния и страха. Мне стало жаль его, и я почувствовал, что почти полюбил его за время нашего путешествия.

— Да, — твердо сказал я, — и это, и многое другое. А теперь давай поскорее собираться в обратный путь.

Впрочем, до этого мне предстояло еще побывать на помолвке Ирода и хасмонейской принцессы Мариамны. Она была внучкой первосвященника Гиркана, и Ирод хотел таким образом породниться со старинным, уважаемым в Иудее родом. Хотя тетрарх еще был женат на Дорис, матери своего сына Антипатра, однако эта Дорис уже стала для него не важна и вскоре должна была получить отставку. Его сын Антипатр, названный в честь отца Ирода, терял при этом право первородства и становился незаконнорожденным.

По поводу помолвки было устроено пышное празднество, на котором Ирод впервые предстал как правитель, в цветном, необычайно пышном облачении. Маленькая стройная Мариамна была молчалива и скрывала свое лицо под покрывалом. Распорядитель передвигал ее то туда, то сюда, точно куклу. Невесте было всего одиннадцать, так что свадьба должна была состояться только через несколько лет.

Обрадованный, что теперь наконец-то можно ехать, я вернулся на постоялый двор и приказал Салмо раздобыть для нас трех хороших мулов. Но не успел он вернуться, как явился посыльный от Ирода и передал мне письмо из Александрии. Оно было скреплено двумя печатями: Клеопатры и Протарха.

«Олимпу, Нашему послу в Иерусалиме… Наша милостивая повелительница, царица Клеопатра, отправляется в августе в Таре по приглашению славного, одержавшего много побед полководца Марка Антония. Царица предлагает тебе отправиться туда сразу из Иерусалима, чтобы заранее засвидетельствовать императору наше глубокое уважение, и подготовить все к прибытию царицы».

Итак, Марк Антоний носил теперь титул императора, который присваивали полководцу, одержавшему много важных побед.

Текст был написан по-гречески, но внизу было несколько строк на египетском:

«Присмотрись к Антонию и постарайся разведать его намерения. К.»

Прочитав послание, я спросил себя, не было ли оно прежде открыто в доме Ирода. Впрочем, это, кажется, было уже не важно.

Когда Салмо вернулся с мулами, я хлопнул его по плечу и сказал нарочито бодрым голосом:

— Твоей семье придется еще немного подождать: судьба в образе нашей царицы направляет наш путь на север, а не на юг. Мы оправляемся в Таре, столицу Киликии.

Он воспринял это известие спокойно.

—Жена и так вряд ли меня ждет, да и не такое уж это далекое путешествие. Вот только неплохо было бы послать им немного денег.

Я вытащил кошель с ауреями и протянул ему пять золотых.

— Подарок Ирода послу и его слуге. Наш египетский торговец может все устроить. Но скажи ему, чтобы он направил деньги во дворец, а не сразу твоей семье. Чиновники там надежные и передадут их твоей жене.

Мы отправились из Иерусалима в Тир, древний портовый и торговый город, а оттуда на небольшом паруснике отплыли в Таре, который, против ожиданий, был расположен несколько в глубине страны, на реке Кидн. Парусник доставил нас в маленький речной порт, где было очень оживленно, и суда толпились, как овцы в загоне. Оттуда мы на лодке добрались до города.