Один на дороге - Владимир Михайлов

— Спасибо, — сказала Августа Петровна. — Испробую как-нибудь на досуге.

— Я вам совершенно серьезно рекомендую.

— Спасибо.

Я стоял поодаль, стараясь сделать вид, что мне ничего не стоит застрять тут на день или хоть на неделю. Словно бы у меня в номере не сидела совершенно чужая женщина — без денег, без пристанища, голодная, которой я обещал свою помощь, которая будет не дать меня, — а я в это время буду ползать по развалинам в четырех сотнях километров от нее… Вот тебе твоя романтика выходит боком, сердито подумал я про себя, и без малого пять десятков прожитых лет вдруг ощутимо надавили на плечи. Бьют тебя всю жизнь и все без толку. Ни с того ни с сего связался с дамой, которая, не стесняясь, разгуливает голой по чужому жилью, словно так и надо, словно у всех только и дела, что заботиться о ней. Сейчас она сидит и посмеивается, наверное, над глупым мужиком, который оказался таким недотепой, что не воспользовался словно специально подстроенным случаем… Конечно, смеется — нынешние молодые смотрят на эти дела куда проще, чем в наше время… Ну, что ж, попытался я урезонить себя, подождет-подождет, возьмет да и уйдет, решив, что ты не придешь. Уйдет — и делу конец, разыскивать ее ты не кинешься, она взрослый человек, сама справится. Уйдет, да… Я невольно подумал, что в номере у меня — чемодан, а в нем кое-что, для посторонних не предназначенное. Нет, конечно, секретных документов в нем не было, но были кое-какие книжки только для служебного пользования. Остальное ерунда, маленький "Сони" — черт с ним, переживу. Но нельзя же, на самом деле, быть таким растяпой…

И тут мне вдруг стало стыдно. Почему полезли в голову вдруг такие дрянные мысли? Сам же ты всегда презирал людей, склонных к подозрительности, к тому, чтобы в каждом человеке видеть прежде всего негодяя. Ты просто разозлился на нее; и не потому, что взвалил на себя какие-то лишние заботы; тебе просто не понравилась мысль, что она может вдруг взять и уйти, не попрощавшись, не оставив никакого следа, и ты больше никогда ее не увидишь. Что пренебрежет тобой, даже не разобравшись, какой ты интересный, хороший, надежный человек. Вот что тебя так рассердило, и ты сразу же попытался уменьшить ценность предполагаемой потери, решив, что ничего-то она не стоит…

Служба, подумал я, служба-службишка, черт бы тебя взял. Лучший, можно сказать, друг, хороший человек, с которым можно позволить себе быть откровенным до конца, приказал выехать на объект; приказал, ничего плохого не думая и не желая, не зная твоих особых в настоящий момент обязательств; а ты не можешь возразить, не можешь сказать: "Знаешь, друг, обойдись сегодня без меня, ладно? А в другой раз я тебя выручу". Потому что все твои причины никакого отношения к службе не имеют, и никакая дружба не поможет. Служба это когда каждый делает то, что должен, никак не меньше, хотя бы все остальное горело синим огнем. Другой она быть не может.

Или все-таки?.. Я невольно усмехнулся. Мне представилась вдруг такая картина: подполковник Акимов идет по улице и на стене того самого здания, откуда мы со штабным полковником нынче утром двинулись в путь, видит громадный щит: "Требуются на работу в городе и на выезд: командиры стрелковых батальонов; командиры рот — стрелковых, пулеметных, танковых, разведрот, минометных, рот связи; командиры взводов всех специальностей; адъютанты батальонов; военные инженеры с опытом работы в жарком и холодном климате…"- и так далее. Подполковник Акимов останавливается и, изучив написанное, входит в подъезд. За столом в соответствующем кабинете сидит, ну, предположим, полковник Лидумс. Приятно улыбаясь, они здороваются, полковник предлагает подполковнику стул, и между ними происходит следующий разговор:

— Я военный инженер, опытный специалист по пиротехнике. Что вы могли бы мне предложить?

— О, товарищ инженер-подполковник, — радостно улыбается полковник Лидумс. — Громадный выбор! — Он встает и подходит к гигантской, во всю стену, карте Союза, вооружается длинной указкой. — Вот, например, здесь. Условия прямо санаторные. Тишина. Покой. Воздух чистейший. Очень интересный рельеф местности…

— Холодновато! — решительно отвергает подполковник Акимов.

— Зато подумайте, какие возможности для закаливания организма! Для детей это прямо находка!

— Нет, — говорит Акимов. — В Находку моя жена не поедет.

— Да я не в этом смысле… — Указка перемещается правее. — Хорошо, тогда вот сюда. Красивейшие пейзажи. Горячие источники…

— Нет, — категорически возражает подполковник Акимов. — Ни театра, ни музеев, институтов тоже нет, а у меня дети подрастают… Нет, туда не поеду, не просите.

Полковник Лидумс сокрушенно вздыхает.

— Но ведь там коэффициент…

— А мне здоровье дороже. И свое, и жены с детьми.

— Ну, что с вами поделаешь… Могу предложить вот этот округ. Ей-богу, завтра же сам сел бы и поехал. Фрукты! Дыни! Солнце! Теплынь какая! Загар годами не сходит, такого вы нигде не найдете!

— Ну да! — усмехается Акимов. — Песчаные бури, моторы греются, машины буксуют, воды нет… Нет-нет, не уговаривайте. Мне бы где-нибудь на Украине или, на худой конец, на Средне-Русской равнине, где березки, знаете, грибы, ягоды… С речкой поблизости, а еще лучше — с озерком, чтобы рыба клевала хорошо, я, знаете ли, рыболов… Желательно поближе к большому городу, чтобы по воскресным дням приобщаться к культуре. Чтобы хорошо принимались телепередачи, а то хоккейный сезон начинается. И, конечно, чтобы день и ночь менялись регулярно и нормально, и чтобы зимой — снег, а летом — тепло, одним словом, создайте нормальные условия!

— М-да, — озадаченно говорит полковник Лидумс. — Можно, конечно, попытаться, но только — на низшую должность…

— Ну уж нет! — возмущенно заявляет подполковник Акимов. — На низшую ни в коем случае. У меня, как-никак, и опыт работы, и выслуга… Нет, и не просите.

— Очень жаль, — сокрушенно шепчет Лидумс, — но ничего такого, что бы вас устроило, мы сейчас предложить не в состоянии.

— Ну ладно, — уступает Акимов, — давайте хоть за рубеж, что ли.

— Увы, тоже не можем.

— В таком случае, я обожду, — решает подполковник. — Надо мной не каплет, есть кое-какие сбережения, да и разные халтурки подворачиваются — то одному взорвать надо, то другому… — Он неторопливо поднимается со стула, прикладывает руку к козырьку:

— Счастливо оставаться, товарищ полковник!

— Вы все же заходите, — говорит полковник любезно. — Глядишь, и подберем что-нибудь вам по вкусу…

Вот такая сценка представилась мне и заставила усмехнуться. Но тут же вернулась серьезность. Я подошел к Лидумсу.