Двойная жизнь волшебницы - Дарья Калинина

– Ангел мой, ты сейчас ведь на работе? Ну, посмотри, сделай милость, где там в восьмидесятых годах была прописана гражданка Иванова Галина Павловна. Смеешься? Нет, это не шутка. Понимаю, Ивановы – это не самая изысканная фамилия, не для такой высокообразованной барышни. Но возможно, дело немного облегчит тот факт, что вместе с матерью был прописан ее сын – Петр. Что? Это уже проще? Алмаз моих очей, я не сомневался в твоих способностях! Да, жду твоего звоночка, а лучше позвоню тебе сам. Ну, целую, мой ангел. До встречи!

Лисица положил трубку и хитро посмотрел на подруг. Вид у него был ужасно довольный. Конечно, он ожидал похвалы и восхищения, но вместо этого Кира поинтересовалась:

– Скажи, неужели на свете встречаются такие женщины, которым нравится, как ты к ним обращаешься?

– А что такое?

– Ангел мой! Звезда моих очей!

– Уверяю тебя, почти всем это нравится! И даже тем, кто говорит, что не нравится, все равно, я уверен, нравится! Просто они из вредности не хотят в этом признаваться! Разве было бы лучше, называй я своих подружек жирная корова или тупая лошадь, а?

В таком ключе спорить с Лисицей было затруднительно. Подруги и не стали. Тем более что позвонила неизвестная им Аннушка и продиктовала адрес, по которому были прописаны в конце восьмидесятых Галина Павловна и ее сын Петя.

После этого Лисица стал подругам не нужен. Они быстро попрощались с ним, предоставив самому расплачиваться за кофе. Все-таки Лисица был галантным мужчиной, он всегда платил за дам, кем бы они ему ни приходились. И в транспорте неизменно уступал место пожилым людям или мамам с маленькими детьми. Было в Лисице немало хорошего, одно в нем было плохо – он был непостоянен, как вода в унитазе. Все время норовил смыться от своей очередной избранницы.

Но как уже говорилось, подруг совершенно не касались амурные похождения Лисицы. Сами они раз и навсегда определились, что между ним и ими будут чисто дружеские отношения, не омраченные даже единственным поцелуем.

И хотя для Лисицы даже совместно проведенная ночь не являлась поводом для отношений, сами подруги не могли так легко относиться к этому. Поэтому, как ни хорош был Лисица, они раз и навсегда поставили табу на отношениях с ним.

Дом, куда приехали подруги, находился тоже в центре города. Но он располагался среди бывших рабочих окраин. И поэтому он был гораздо старше и совсем не таким элитным, как бывшее жилище профессора Иванова и его семьи на Московском проспекте.

Тут домик был ветхий, с узкими стертыми временем ступенями, проходным двором, единственным украшением которого была парковка на два десятка машин и мусорные баки.

– М-да… Это не Рио-де-Жанейро, – пробормотала Леся всемирно известную фразу Великого комбинатора. – Это гораздо хуже.

Между баками с отходами и машинами крутились двое детишек, видимо, дети жильцов. В подъезде, уютно устроившись в луже собственной мочи, спал бомж, утомленный водкой и нелегкой борьбой за жизнь. А на третьем этаже, куда поднялись в конце концов подруги, за нужной им дверью раздавался звон бьющейся посуды и шум грандиозного скандала.

Судя по голосам, в скандале участвовало не меньше четырех-пяти человек, вероятно, все взрослое население коммунальной квартиры.

– Вот это мы попали. Когда жильцы ссорятся друг с другом, под горячую руку им лучше не попадаться.

К счастью, скандал быстро угас. Из обшарпанных дверей, носящих на себе следы врезки многочисленных замков, вылетел кудрявый молодой человек с характерным блеском начинающего наркомана в глазах. Пролетев мимо подруг, он едва не свалился, споткнувшись о бомжа, но не остановился и продолжил путь со все большим ускорением.

Торопился молодой человек недаром. Следом за ним из дверей квартиры вылетели две разгневанные женщины – одна в домашнем халате, другая в переднике – и пустились в погоню за беглецом.

– Стой, Ленька! Стой, тебе говорят! – вопила одна, воинственно размахивая над головой половником, словно саблей.

– Стой, сучье отродье! Все равно ведь отвечать придется! – вторила ей другая, вооруженная веником.

Но беглец и не думал останавливаться. Внизу хлопнула дверь подъезда, а преследовательницы еще даже не добежали до второго этажа. Что поделать, молодость, помноженная на явное желание уйти от наказания, придали молодому человеку силы, чтобы бежать достаточно быстро.

Между тем позади подруг раздалось какое-то кряхтение. Они поспешно обернулись на звук и увидели, что в дверях стоит старичок, опирающийся на большую сучковатую палку. Старичок сопел и подозрительно глядел на девушек.

– А вы к кому, красавицы? – совсем недобро спросил он у подруг. – К Леньке, что ли, за товаром пожаловали?

– Ленька – это тот, который убежал?

– Наркоман?

– Верно излагаете. Он самый и есть. Мало того, что сам употребляет, так еще и торговать повадился. Клиентов у себя на дому принимает, словно в отдельной квартире живет. А тут ему не отдельное жилье, тут еще мы живем. А дружки Ленькины тащат все, что ни попадя, потому как сами насквозь все воры и наркоманы!

По мере того как старичок говорил, его голос крепчал от праведного негодования, перейдя в конце на крик.

– У меня блок сигарет сперли, пенсию у Марины увели. Допустим, Марина сама виновата, растяпа, нечего кошелек без присмотра оставлять, коли живешь не в отдельной квартире. Но мои сигареты! Ведь только купил, в прихожей на минутку оставил, в сортир зашел, вышел, глядь, а их уже нету! Кто-то из них уже успел!

Странно устроена мужская логика. Соседка, оставившая кошелек на минутку без присмотра, – растяпа, а сам он ничего такого.

– Дедушка, мы к вам совсем по другому делу пришли. Вы в этой квартире давно живете?

– А в чем дело?

– Тут в конце восьмидесятых годов жил молодой человек – художник. Петя Иванов.

– Верно, – кивнул дед. – Был у нас такой жилец. На законных основаниях тут проживал, поскольку прописан был. А вот насчет его подружки и ее ребенка, про тех того же не скажу. На птичьих правах они тут жили.

– И вы не сигнализировали о нарушениях?

Но дед уже утратил свою воинственность и неожиданно мирно ответил:

– Да какие нарушения-то? Жили себе и жили. Тихо жили. Он картины малевал с утра и до ночи. А она тоже тихо держалась. Кухню в чистоте содержала. Уборку квартиры по графику делала. Какие же претензии? Чай, не Ленька с его дружками.

– Но у пары ведь ребенок родился. Плакал небось, мешал?

– Девчонка совсем слабенькая получилась, – кивнул дед. – Даже толком плакать не могла, только кряхтела. Баба Тома ей даже скорый конец пророчила, да только что-то не то вышло, девчонка-то жива осталась, а сама баба Тома… к-хе… к-хе… на тот свет отъехала! Не желай другому того, чего для себя не хочешь!

Дед закончил веселиться и снова прищурился на подруг.

– А по какому же вопросу вы этими жильцами интересуетесь? – спросил он. – Парень этот не живет тут давно. И он, и жена его молодая с ребенком – все почти в один день исчезли.

– А куда? Куда они делись?

– Да кто же их знает? Участковый к Миле приходил, о чем-то с ней разговаривал. Милой ту девчонку-то звали. Она плакала сильно, но в чем дело, никому из нас не призналась. А через пару дней она совсем отсюда съехала, ни она, ни дочка ее тут прописаны не были. Так что участковый по закону действовал. Раз не прописана, значит, должны съехать и поселиться по месту жительства!

– Неужели эта Мила совсем вам ничего не сказала?

– Прощаться не пришла, сам к ней вышел, – сухо ответил дед. – Она мне только сказала, что Петя в больнице, когда выйдет, неизвестно. А она к матери поедет, ей девочку отвезет. Больше ни ее, ни малявку ее я не видел!

– А с кем-то из жильцов Мила больше других общалась?

– Ни с кем она не общалась, – отрезал старик. – Сказано же вам было, вдвоем они все время в своей комнате сидели. Он рисовал, она при нем обиталась. Мужик к ним раз в месяц приезжал, продукты привозил, денег немного.

– Отец? Брат?

– Нет, те сюда и ногой не ступали. Мать Петина несколько раз бывала, тоже сыну денег совала. Но как Мила у Пети появилась, мать его сюда тоже больше ни ногой.

– А кто же деньги привозил?

– Пожилой такой мужик, но тоже из родни, как я понял. Он у Пети картины его вроде как покупал.

– Почему вроде?

– Потому что та мазня, которую Петя за свои картины выдавал, тому мужику на фиг нужна не была! Он из жалости картины у Пети брал, чтобы парень вместе с женой и дочкой совсем с голоду не подох!

– А говорили, что Петя талантлив.

– Не знаю. По моему мнению, талантлив тот, у кого в кармане звенит. А у Пети в кармане вошь повесилась!

– Значит, молодые бедствовали?

– В нищете жили, – охотно подтвердил дед. – Но странное дело, несчастными при этом не выглядели. Особенно Мила… Любила она своего дурачка-художника очень, вот что я вам скажу. И он в ней души не чаял. Прямо два голубка, тихие, воды не замутят. И за что им доля горькая выпала? Он в тюрьме, она несчастной осталась. А такое вот отребье, как наш Ленька, живет себе, и ничего с ним поделать не могут!