БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ - Лорел Гамильтон

     Он жил в пляжном домике, чтобы быть ближе к океану. И сейчас он казался рядом с океаном больше, значительнее, словно он вырос и стал более уверенным. Когда-то он был Мэннэном Мак Лиром, и все еще в нем поглядывал морской бог. Словно волшебная страна выпила из него силу, но, будучи рядом с океаном, он вернул себе потерянное, в то время как большинство сидхе только теряли, отдаляясь от волшебной страны.

     Рис обнял меня за плечи и прошептал:

     - Даже Дойл обращается к нему, как к старшему.

     Я кивнула.

     - Дойл это понимает?

     Рис поцеловал меня в щеку, и он достаточно взял себя в руки, чтобы это был просто поцелуй, приятный, но не настолько подавляющим.

     - Не думаю.

     Я повернулась и посмотрела на него, он был всего на шесть дюймов выше меня и его глаза оказались почти вровень с моими.

     - Но ты заметил, - сказала я.

     Он улыбнулся и провел пальцами по моей щеке, как ребенок, рисующий на песке. Потом нежно прижал свою ладонь к моей щеке, а я уютно прижалась к этой небольшой руке. В моей постели были мужчины, в руках которых уместилось бы полностью мое лицо, но Рис был таким же невысоким, как и я, не настолько большой, и это иногда было здорово. Разнообразие не так уж и плохо.

     Аматеон и Адайр последовали за Хафвин через стеклянные раздвижные двери, которые вели к огромной веранде и огромному грилю. Океан слышался под верандой. Даже не видя своими глазами, можно было чувствовать мощь и пульсирующее движение под сваями дома.

     Рис прижался лбом к моему лбу и шепнул:

     - Что ты думаешь о нашем большом парне?

     - Не знаю. Сейчас есть проблемы и посерьезнее.

     Его рука двинулась по моей спине вверх к шее, чуть подталкивая меня к нему, сближая наши лица, словно для поцелуя, но он продолжал говорить:

     - Если ты хочешь остановить рост его власти, то тебе придется поторопиться, Мерри. - Он поцеловал меня, как только произнес мое имя, и я позволила себе упасть в этот поцелуй. Я позволила теплоте его губ, нежности его прикосновения заполнить меня, заставить забыть обо всем, что бы ни было сегодня. Может быть, это было слишком глубоко во мне, далеко от любопытных глаз, которые, казалось, были всюду, но что-то тяжелое и напряженное отпустило меня, пока он меня целовал.

     Он прижимал меня к себе, и наши тела, прижимались друг к другу от плеч до бедер так близко, насколько это можно было. Я почувствовала, что его тело затвердело, росло твердым счастьем от того, что он держал меня в своих объятиях. Не знаю, смогли бы мы уединиться ненадолго в спальне перед обедом, но из одной из спален появился Касвин, и вдруг мое счастливое состояние исчезло.

     Не потому, что он не был прекрасен, нет, он был красивым, высоким, стройным и мускулистым, как большинство воинов-сидхе воинов, но облако печали, которое цеплялось за него, вызывало у меня боль в сердце. Он был младшим дворянином при Неблагом Дворе. Его волосы были прямыми и черными, как у Кабодуа или даже как у Королевы Андаис. Его кожа была столь же бледная, как и моя или Холода. Его глаза состояли из трех кругов - красного, красно-оранжевого и наконец огненно-оранжевого, словно в его глазах притаился огонь. Андаис укротила этот огонь пыткой, которую она устроила ему в ночь смерти ее сына и нашего бегства из волшебной страны. Касвина привезли нам завернутого в женский плащ, хозяйка которого только сказала, что разум Касвина не сможет больше выдержать милосердия Королевы. Только не думаю, что его изломанный пытками разум можно как-то восстановить. Но поскольку Касвин стал мальчиком для битья для гнева Андаис из-за нас, мы приняли его. Его тело зажило, потому что он был сидхе, но его разум и сердце были более хрупкими.

     Он вошел в прихожую, как призрак с волосами цвета воронова крыла белой рубашке, великоватой для него, и в паре слаксов кремового цвета. Одежда явно была чужой, рубашка точно была Холода и на прошлой неделе сидела на Касвине гораздо лучше. Он все еще не ест?

     Он подошел прямо ко мне, как будто Рис не держал меня. Рис отодвинулся в сторону так, чтобы я смогла обнять Касвина. Он обернулся вокруг меня со вздохом, который скорее напоминал всхлип. Я держала его и позволила его свирепому объятию окутать меня. Он цеплялся за меня и стал слишком эмоциональным, с тех пор как его спасли от кровавой постели королевы. Она замучила его, вместо того, чтобы наказать меня, и потому что мои возлюбленные были вне ее досягаемости. Она выбрала его наугад. Он никогда не был для меня ни другом, ни врагом. Касвин был столь же нейтральным как суды, и столетия его нейтралитета разбились о безумие Андаис. Дворянка, привезшая его нам, сказала: "королева позвала его в свою постель, а так как он не был одним из ее стражей и не был обязан соглашаться, то он вежливо отказался. Отказ Касвина стал последней каплей, и она потеряла здравомыслие. Она превратила его в кровавое месиво на своих простынях и  на ее листах и сделала все, чтобы я увидела это зрелище, в одном из разговоров с ней по зеркалу, которое заменяет нам видеотелефоны, которые придумали для себя люди. Когда я впервые видела его там, он был настолько изувечен, что я подумала, что он был кем-то, о ком я заботилась.

     Когда она сказала мне, кто это был, я была озадачена. Он был никем для меня. Я все еще слышала голос Андаис:

     - Тебя не волнует, что я делаю с ним?

     Я не знала, что ей ответить на это, но наконец сказала:

     - Он - дворянин Неблагого Двора и заслуживает защиты своей королевы.

     - Ты отказалась от короны, Мередит, и Королева говорит, что он не заслужил ничего за все столетия своего нейтралитета. Он - ничей враг и ничей друг. Я всегда ненавидела это в нем. - Она схватила его за волосы и заставила его молить о пощаде, пока мы все это наблюдали.

     - Я сотру его в порошок.

     - Почему? - Спросила я.

     - Потому что я это могу.

     Я сказала ему приехать к нам, если он сможет. Несколько дней спустя с помощью сидхе, которая не захотела быть узнанной, он приехал. Я не отвечала за действия своей тети. Это было ее зло, я же была просто предлогом, чтобы ее жестокость и ее демоны освободились. Думаю, и со мной согласен Дойл, Андаис пытается заставить дворян убить ее. Это была ее версия "самоубийства".

     Такие моменты не были редкостью для Королевы Андаис, моей тети, и это было одной из причин, что многие из стражей согласились на ссылку, лишь бы не остаться с нею, как только у них появился такой выбор. Большинству из них нравилось в постели связывание-подчинение, но и у них была какая-то черта, которую немногие пересекут охотно. Андаис же не была доминантом в современном понимании связывания-подчинения. Она была доминантом в старом смысле власти, дающей право быть абсолютным монархом. Старую поговорку "власть развращает, и неограниченная власть развращает абсолютно" можно отнести к обоим моим родственникам, занимающим троны в обоих дворах. То, что я не предвидела, что свою идею совмещения боли и секса она решит распространить и за пределы ее личной стражи, или что дворяне будут терпеть ее злоупотребления. Почему никто не попытался ее убить? Почему они не сопротивлялись?