На соседней планете - Вера Крыжановская (Рочестер)

— Амара! Къ чему явилась ты сюда въ неурочный часъ искушать меня своей божественной красотой? Я тебя безумно люблю, но вѣдь я — только человѣкъ и могу забыть то, что предписываетъ мнѣ долгъ чести и благодарности за оказанное гостепріимство, — пробормоталъ Ардеа.

Страсть уже ослѣпляла его, и кровь огненнымъ потокомъ ударяла въ голову. Амара подошла къ нему порывисто дыша.

— Чего мнѣ стѣсняться и бояться? — тоскливо протянула она, и въ голосѣ ея зазвучало горькое разочарованіе. — Богиня отвергла меня, впереди у меня нѣтъ ничего, и смерть моя близка!.. Отчего же не вырвать у настоящаго то, что оно еще можетъ мнѣ дать? Ты меня любишь, и я люблю тебя! Я не хочу умереть, не испытавъ счастья.

Съ этими словами Амара бросилась въ ега объятія, и князь, опьянѣвъ отъ восторга, страстно прижалъ ее къ своей груди.

Любовь, — великая сила жизни, не допускающая другого закона, кромѣ своего, не признающая различія расъ и положеній, — соединила въ одномъ чувствѣ селенитку и пришельца съ Земли. .

Была еще ночь, когда Амара вырвалась изъ объятiй князя.

— Ахъ! Мнѣ пора уходить, — отвѣтила она на его мольбы остаться съ нимъ еще.

Потомъ, зажавъ ему ротъ поцѣлуемь, она прибавила:

— Наше счастье было кратко, но одинъ часъ невыразимаго блаженства стоить долгой жизни, полной горя и страданiй. Я буду вѣчно любить тебя, Ардеа. А ты? Ты не забудешь меня?

— Никогда! Какимъ негодяемъ считаешь ты меня, если я когда-нибудь смогу позабыть тебя, чаровница, великодушно пожертвовавшая собой для моего счастья? Образъ твой, Амара, вѣчно будетъ жить въ моемъ сердцѣ, живи я хоть на другой планетѣ, — отвѣтилъ Ардеа, покрывая ее страстными поцѣлуями.

— Во всякомъ случаѣ, — прибавилъ онъ рѣшительно, — я постараюсь, чтобъ мы разстались не такъ скоро!..

Амара тихо высвободилась изъ его объятiй.

— Я чувствую, — отвѣтила она, качая головой, — что разлука близка! Но пусть совершится воля судьбы! А пока — прощай!

Амара открыла окно; съ минуту она кружилась, а потомъ поднялась на воздухъ и выпорхнула изъ комнаты. Князь слѣдилъ съ высоты за бѣлымъ облачкомъ, которое быстро спускалось къ земле и скоро исчезло въ темнотѣ.

Ардеа безсильно опустился на кровать и зарылся головой въ подушки. Любовь къ Амарѣ овладѣла всѣмъ его существомъ, а предстоящая разлука приводила въ такое отчаянiе, что слезы брызнули изъ его глазъ.

"Предсказанiе Сагастоса исполнилось", — подумалъ онъ, ловя въ душѣ своей желанiе, чтобы дѣла подольше задержали мага, и онъ не такъ скоро пpiѣxaлъ за нимъ. Князь до такой степени былъ озабоченъ придумыванiемъ плана продлить свое пребыванiе у селенитовъ, что не слышалъ, какъ открылась дверь, и на порогѣ комнаты появился Сагастосъ.

Лицо его было озабочено; подойдя къ кровати, онъ остановился, скрестилъ руки и хмуро взглянулъ на князя, видимое отчаяніе котораго нисколько не трогало, казалось, его.

Ардеа не шевелился, и Сагастосъ слегка коснулся его руки. Князь въ испугѣ вскочилъ, узналъ своего покровителя и, поблѣднѣвъ, пробормотавъ:

— Уже?..

Презрительная усмѣшка скользнула по бронзовому лицу мага.

— Уже!? — повторилъ онъ. — Правильнѣе было бы сказать: слишкомъ поздно!

— Да, — продолжалъ онъ, садясь на кровати, — я явился слишкомъ поздно, чтобы помѣшать тому, что случилось здѣсь. Позвольте замѣтить вамъ, Ардеа, что не умно и не великодушно безчестьемъ платить за оказанное гостепріимство.

Ардеа опустилъ голову, и краска стыда залила его лицо.

— Несомнѣнно, жрица сама виновата, явившись къ тому, кто, какъ ей извѣстно, любитъ ее; но ученикъ Атарвы, человѣкъ, прошедшій извѣстную степень посвященія, какъ вы, долженъ былъ остановить ее и напомнить ей, что недостойно отдаваться страсти. А знаете вы, какая участь ждетъ ее, если узнаютъ о томъ, что здѣсь произошло?

— Нѣтъ! Что же съ ней сдѣлаютъ? — вскричалъ Ардеа, блѣднѣя отъ охватившаго его ужаса.

— Жрицу, запятнавшую себя страстью, наказываютъ смертью. Начальники и старѣйшины вызываютъ грозу, во время которой молнія поражаетъ виновную, и небесный огонь сжигаетъ ея тѣло, а буря развѣ-ваетъ пепелъ, такъ что отъ нея ничего не остается.

Смертельно блѣдный и трясясь какъ въ лихорадкѣ, Ардеа на минуту какъ бы онѣмѣлъ.

— Спасите ее, Сагастосъ! — умоляющимъ голосомъ сказалъ онъ, протягивая руки къ своему покровителю. — Вы могущественный магъ! Вы можете сдѣлать это!..

— Вы ошибаетесь, Ардеа; въ этомъ я совершенно безсиленъ. Но, будемъ надѣяться, что ваша тайна будетъ сохранена. Никто ничего не подозрѣваетъ и, на ея счастье, вы — не селенитъ, и васъ нисколько не остерегаются. Случившееся послужитъ вамъ, надѣюсь, хорошимъ урокомъ на будущее. Во всякомъ случаѣ, намъ необходимо немедленно уѣхать. Сегодня прибылъ спеціальный поѣздъ по случаю бывшаго праздника, истощившаго провизію. Поѣздъ этотъ отходитъ очень рано, и мы воспользуемся этимъ случаемъ.

— Уѣхать сегодня!.. Разстаться съ ней!.. — простоналъ разстроенный Ардеа.

Тронутый глубокимъ и истиннымъ горемъ, звучавшимъ въ голосѣ князя и свѣтившимся въ его влажныхъ глазахъ, Сагастосъ горячо пожалъ ему руку.

— Я понимаю ваше горе и глубоко жалѣю васъ, но необходимо подчиниться неизбѣжному. Не только съ Амарой, но вѣдь и съ нашей планетой вамъ придется же когда-нибудь разстаться. Итакъ, будьте благоразумны и подумайте, какъ было бы ужасно, если бы вы стали влюбляться во всякой странѣ, куда я васъ повезу? — закончилъ, шутя, Сагастосъ.

Ардеа покраснѣлъ. Ему было стыдно своей слабости. Съ трудомъ овладѣвъ собой, онъ отвѣтилъ:

— Я понимаю, что вы правы, и что даже для безопасности самой Амары необходимо, чтобы я уѣхалъ. Что же касается того, что я могу влюбиться еще въ кого-нибудь, то это невозможно. Никто никогда не затмитъ образъ очаровательной дѣвушки, которую я встрѣтилъ на ея же несчастье!

— Я съ удовольствіемъ вижу, что къ вамъ вернулись разсудокъ и хладнокровіе. Итакъ, одѣвайтесь, а потомъ спускайтесь внизъ. Я же сейчасъ пойду къ Рахатоону! Мнѣ нужно поговорить съ нимъ о дѣлахъ и, кстати, придумать какое-нибудь объясненіе вашему неожиданному отъѣзду.

Магъ вышелъ, но тотчасъ же вернулся назадъ и тихо прибавилъ:

— Соберитесь съ силами, чтобы неумѣстное волненіе или подозрительные взгляды не выдали васъ въ минуту прощанія. Помните, что только одна абсолютная тайна можетъ спасти Амару!

Когда Ардеа спустился внизъ, онъ засталъ всю семью въ сборѣ. Прощальная трапеза была уже готова, и Рахатоонъ сказалъ слово, въ которомъ выразилъ свое сожалѣніе по поводу отъѣзда гостя, приглашая князя опять посѣтить ихъ, если ему позволятъ обстоятельства. Ардеа благодарилъ любезнаго хозяина, избѣгая смотрѣть на Амару и обѣщая скоро вернуться. Это обѣщаніе князя вызвало легкую, какъ тѣнь, усмѣшку на лицѣ Сагастоса.

За столомъ было довольно тоскливо, несмотря на усилія мага поддержать разговоръ и на старанія князя казаться веселымъ и беззаботнымъ. Когда встали изъ-за стола, Рахатоонъ обнялъ отъѣзжающихъ и объявилъ, что желаетъ имѣть изображеніе князя для портретной галлереи знатныхъ чужеземцевъ, сдѣлавшихъ имъ честь своимъ посѣщеніемъ, и приказалъ дочери проводить гостя.

Крайне заинтересованный способомъ сниманія съ него портрета, а еще болѣе счастливый неожиданнымъ случаемъ остаться наединѣ съ Амарой, Ардеа тотчасъ же всталъ со стула, и, такъ какъ времени оставалось очень мало, молодые люди быстро направились къ горѣ, гдѣ находился храмъ.

На этотъ разъ Амара привела его совсѣмъ на другой гротъ, откуда по винтовой лѣстницѣ, высѣченной въ скалѣ, они прошли въ нижнюю комнату уединенной башни, построенной на этой высотѣ. Поднимаясь по узкой лѣстницѣ, влюбленные обмѣнялись поцѣлуями и повторили свои клятвы въ вѣчной любви. На верху башни ихъ встрѣтилъ почтенный старецъ, которому Амара и передала желаніе отца.

Старикъ-ученый согласился и, пододвинувъ какой-то аппаратъ, привелъ его въ движеніе. Послѣ минутнаго вращенія цилиндра, отъ него отдѣлилось что-то вродѣ подвижной рамки, обтянутой сѣроватой и прозрачной матеріей, дрожавшей и волновавшейся съ легкимъ потрескиваніемъ. Поставивъ князя на металлическій кругъ, старикъ приблизилъ къ нему аппаратъ, и князь почувствовалъ прикосновеніе къ лицу какой-то влажной и клейкой массы. Съ минуту ему казалось, что онъ задохнется, но это состояніе быстро прошло. Тогда онъ увидѣлъ, что сѣрое полотно, натянутое на рамкѣ, точно уплотнилось и больше не двигалось. Ученый взялъ на столѣ что-то похожее на пульверизаторъ и началъ опрыскивать ткань дождей" фосфорическихъ брызгъ. Мало-по-малу сѣроватое вещество сдѣлалось прозрачно, какъ стекло, и на немъ, какъ живая, обрисовалась голова князя, причемъ всѣ оттѣнки кожи, глазъ и волосъ воспроизведены были совершенно точно.

Восхищенный Ардеа попросилъ старика-ученаго, если возможно, сдѣлать ему другой портретъ, который онъ хотѣлъ взять съ собой на память, такъ какъ никогда еще не видалъ ничего подобнаго. Видимо, польщенный и довольный своимъ искусствомъ, старикъ тотчасъ же исполнилъ его просьбу, и даже предложилъ сдѣлать въ его присутствіи портретъ Амары, чтобы онъ могъ видѣть весь процессъ. Снятые съ рамки портреты можно было свертывать, какъ бумагу. Они были такъ же гибки, но только имѣли то преимущество, что не ломались.