Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - Борис Флоря

Отклоняя предложение об избрании царя (или царевича), комиссары одновременно должны были добиваться возвращения Речи Посполитой Украины и заключения союза против шведов на условиях, сформулированных в более ранних инструкциях. Очевидно, мир должен был быть заключен за счет уступок на территории Великого княжества Литовского, чего и опасались Пац и другие литовские политики. Характерно, что в своем письме коронный канцлер рекомендовал комиссарам ни в коем случае не разрывать переговоров, а в случае возникновения трудностей запросить новых инструкций[524]. Очевидно, сами инициаторы такого решения не были уверены, что на основе их предложений удастся добиться заключения мира и союза с Россией. Вместе с тем одновременно с решением сенаторов король также отправил комиссарам письмо, в котором выражалось его согласие на переговоры об избрании царевича[525]. И это письмо, и письмо Паца Бжостовскому показывают, что споры о направленности внешней политики Польско-Литовского государства отнюдь не считались законченными.

В этой обстановке споров через несколько дней после принятия решения сенаторов (14/24 сентября) в королевскую ставку прибыл русский гонец А.И. Нестеров, который был послан сообщить Яну Казимиру об успехах, достигнутых в походе против шведов. 27 сентября пристав сообщил гонцу, что король «кручинится» на канцлера Стефана Корыцинского и заявил ему: «не буду твоих слов слушать»[526]. В происходивших спорах настроения сенаторов стали меняться. 23 сентября н. ст. К. Пац мог уже сообщить Бжостовскому, что и литовский канцлер А. Радзивилл, и архиепископ гнезненский А. Лещинский соглашаются на избрание царя и к ним готов присоединиться ряд других сенаторов[527]. В происходившие споры включился находившийся во Вроцлаве Ян Лещинский. В своих письмах архиепископу он доказывал, что именно после заключения соглашения с Россией Австрия станет оказывать помощь Речи Посполитой. Как и литовские политики, он был убежден, что с избранием царя Польско-Литовскому государству будут возвращены все утраченные земли на востоке. Правда, избрание царя создает опасность для судьбы польских «вольностей» в будущем, но гораздо важнее, что в настоящем страна избежит опасности раздела между враждебными соседями. «Кто любит отчизну, – писал он, – не должен и не может быть противником сукцессии московской»[528].

В спор включились и комиссары. В письме от 25 сентября н. ст. они подробно опровергали доводы коронного канцлера. Они утверждали, как и Ян Лещинский, что император Фердинанд III станет оказывать помощь Речи Посполитой только после заключения ею мира с Россией. Также, возражая против утверждения канцлера, они писали, что соединенные государства стали бы «страшны» для Османской империи и «еретиков». Они обращали внимание на то, что в царской ставке находятся курляндский и прусский послы, и если они добьются заключения мира между Россией и Швецией, Речи Посполитой придется плохо[529].

Затронута была в письме и другая важная тема. Комиссары писали, что в Литве многие, в том числе и «великие имена», с нетерпением ждут завершения переговоров и не стесняются открыто заявлять комиссарам, что, если мир не будет заключен, «хотят принадлежать царю и находится под его властью» [530]. Одно из таких «великих имен» может быть названо. 19 сентября первый сенатор Великого княжества Литовского, великий гетман и виленский воевода Павел Сапега сообщил через пристава ехавшему в королевскую ставку А.И. Нестерову, что, если мир не будет заключен, то «он, гетман Павел Сапега, хочет ехать служить к великому государю… со всею Литвою и со всеми городы Великого княжества Литовского»[531].

Активизация сторонников соглашения с Россией привела к открытому выступлению главного противника соглашения – коронного канцлера Стефана Корыцинского. Канцлер выступил с официальной запиской, в которой развивал и дополнял выдвинутые ранее аргументы. Канцлер снова доказывал, что избрание царя (или его сына) приведет к ухудшению отношений с соседями: союз с татарами будет разорван, ухудшатся и отношения с возможными союзниками – Данией, Голландией и Австрией, которые (особенно Австрия) вовсе не заинтересованы в усилении «московского могущества». С Россией, – указывал канцлер, – Речь Посполитая сможет вести войну гораздо успешнее, чем со Швецией: «есть что у них взять; есть что и добыть». Кроме того, канцлер полагал, что надежды на мирное возвращение утраченных земель тщетны – царь ничего не уступит.

Доводы сторонников соглашения были подробно изложены в ответе на эту записку Яна Лещинского. Если, – писал он, – мы хотим военной силой взять верх над неприятелями, следует вступить в союз с таким государем, который помог бы этого добиться. Путь к заключению такого союза – избрание царевича, который, по мнению Я. Лещинского, «имеет с нами больше общего, чем другие еретики». Избрание царевича приведет не только к победе над шведами и возвращению Пруссии, которую шведы добровольно не отдадут. Речь Посполитая вернет себе без войны утраченные земли и добьется «успокоения» казаков. При получении таких выгод, по его мнению, не имеет значения, что избрание царевича «vivente rege» (при жизни правящего монарха) нарушает польские «вольности». Прямо отвечая на доводы канцлера, он писал, что объединение сил обоих государств обеспечит Польше защиту от татар. Что касается реакции возможных союзников, то желательно, конечно, сохранять с ними дружеские отношения, «но не следует нам погибать из уважения к ним»[532].

Для исхода происходившей в правящих кругах борьбы было существенно, что император снял возражения против выбора царя, лишь бы был заключен мир и соглашение о совместных действиях против шведов[533]. Тем самым подтверждалась правота тех, кто утверждал, что лишь после заключения такого соглашения император станет оказывать помощь Речи Посполитой. Аргументы канцлера теряли свою силу в условиях, когда выяснилось, что Карл Густав не намерен отдавать королевскую Пруссию, а других союзников в борьбе со шведами, кроме предпринявшего поход на Ригу Алексея Михайловича, не намечалось. В этих условиях в сознании польской правящей элиты все более утверждалось представление о возможности выхода из кризиса и восстановления государства в прежних границах при помощи и поддержке России. При этом политики стремились избежать (по крайней мере, в близкой перспективе) установления персональной унии между Речью Посполитой и Россией, чему должно было служить избрание не царя, а царевича преемником Яна Казимира. Впрочем, по этому вопросу можно было отступить под давлением обстоятельств.

Процесс выработки условий соглашения нашел отражение в нескольких документах, написанных в первых числах октября н. ст. 3-го числа Ян Казимир сообщил комиссарам, что для решения вопроса о его преемнике будет созван сейм. Речь должна была идти об избрании царя. Комиссарам поручалось обсудить с «великими» послами вопрос о вере будущего монарха, так как польский король должен быть «римской веры». При всей важности этого документа в нем еще не содержалось тех условий, которые Речь Посполитая должна была предъявить будущему правителю. Затрагивался лишь один, но очень важный пункт. Царь должен был выступить посредником при успокоении казаков, их возвращении под власть Речи Посполитой[534]. Это еще раз показывает, что избрание царя должно было сопровождаться возвращением Польско-Литовскому государству утраченных территорий на востоке.

На следующий день, 4 октября, литовский подканцлер К. Пац сообщал К. Бжостовскому, что принципиальное решение о созыве сейма для избрания царя принято. Другого решения, писал он, быть не могло, так как нельзя допустить отделения от государства целых провинций и гибели «католических душ» под властью правителя-схизматика[535]. Нельзя не признать показательными эти враждебные выпады литовского политика по адресу государя, избрания которого он так активно добивался.

Условия соглашения с Россией (т. н. «Resolutio categorica») были приняты на совещании с сенаторами 5 октября н. ст.[536].

Предусматривалось два варианта соглашения. Первый в случае заключения обычного мирного договора. В этом случае можно было дать согласие на переход к России земель Великого княжества Литовского на восток от Западной Двины[537], но царь должен был одновременно признать права Речи Посполитой на Ливонию. Таким образом, выход к Западной Двине не должен был открывать для России выход к Балтийскому морю.

Принципиально иными должны были быть условия соглашения в случае избрания на трон члена династии Романовых. Комиссары должны были приложить все возможные усилия, чтобы добиться соглашения о избрании царевича, который должен был быть передан на воспитание королевским супругам в Польшу, когда ему исполнится 7 лет. Лишь в самом крайнем случае они могли согласиться на избрание самого Алексея Михайловича. Главным условием соглашения было «restitutio ablatorum», т. е. возвращение Речи Посполитой всех территорий, утраченных во время военных кампаний 1654–1655 гг., и восстановление ее верховной власти над Войском Запорожским. Отмечалось также, что царь должен принять католическую веру, «хотя бы по греческому обряду», но решение этого вопроса можно было бы отложить до коронации царя после смерти его предшественника. Обративший внимание на это условие Л. Кубала резонно полагал, что впоследствии, настаивая на его выполнении, правящие круги Речи Посполитой получили бы основания для отказа от принятых ими на себя обязательств[538].