Южное направление - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Архангельск поедет Никита Кузьменко в сопровождении пятерых красноармейцев. Свинцовый гроб — штука тяжелая, один не утащишь. А чтобы поездка не показалась причудой Аксенова, а имела еще и практическое значение, поручу Никите задание — отвезет документы о переводе всех моих «внештатных сотрудников» в распоряжение центрального аппарата ВЧК. Когда подпишут приказ о создании отдела, все станут моими сотрудниками, включая рецидивиста. Хрен с ним, с уголовником, но коли я его пригрел, придется терпеть. С народом я говорил, никто возражать не стал. Даже отставной ротмистр жандармерии Книгочеев согласился на перевод, но попросил дать ему отпуск, чтобы уговорить жену и продать домик. Александра Васильевича можно понять. С его-то прошлым лучше держаться подальше от тех мест, где тебя хорошо знают, а с моим отъездом он лишается покровителя. Не факт, что его оставят на службе и не припомнят старее прегрешения. В Москве, конечно, тоже могут припомнить, но пока есть я, сумею защитить бывшего жандарма. Отпуск он получит, только попозже. У меня сейчас и так два отпускника. Исаков и Потылицын отпросились «по личным обстоятельствам». Раз обстоятельства, нужно отпустить. А коли личные, то начальник не должен вникать, если подчиненные этого не желают поведать. Я-то, разумеется, знаю причины, но официально ни с кем не обязан делиться.
Мне бы следовало отвезти свинцовый гроб самому, посмотреть в глаза Таниной матери, объяснить ее отцу, отставному капитану второго ранга, почему не сберег девчонку, которая спасла мне жизнь.
Но меня в Архангельск никто не отпустит. Смерть девушки — это мое сугубо личное дело, а служба на первом месте. И я сейчас создаю новый отдел. В основном, сижу в отделе кадров, просматриваю личные дела сотрудников, пытаясь отобрать тех, кто сможет работать в ИНО ВЧК.
Мне, кстати, название не очень нравится, попробую убедить Дзержинского, что термин «внешняя разведка» звучит красивее.
Если начну вспоминать, то припомню не меньше десятка «нелегалов», трудившихся на благо родины. Жаль только, что кто-то из них еще не дорос до сознательного возраста. Скажем, та же Зоя Рыбкина-Воскресенская, зато ее супруг, Борис Рыбкин — уже вполне. Правда, не уверен, что это его подлинная фамилия, но зацепочка вот она. Есть еще и другие интересные фигуры, способные принести пользу, но трогать их пока нет никакого смысла. Вот точно знаю, что шляющийся по Парижу Илья Эренбург — наш человек, но и что мне сейчас от него?
Засылать агентуру в никуда, без прикрытия, на роли «спящих» агентов, хорошо только в фильмах. В реальности они «растворятся» среди местного населения. Нужны резиденты, которых я смогу контролировать, и на которых есть рычаги воздействия. Увы, без этого нельзя. К тому же агентам нужно ставить конкретные цели и задачи, четко определяя — по «кому» они станут работать или по «чему». Это, простите за сравнение, как с армией. Вооруженные силы должны иметь вероятного противника, а не ориентироваться на неизвестно что, вроде инопланетян. Агентура, не имея четких задач, просто сопьется или пойдет сдаваться в полицейский участок. Так что слегка подожду.
Но основа отдела, костяк, если хотите, уже должен быть, чтобы мне не иметь бледный вид, получив «установку» партии и правительства и сразу же подбирать исполнителей.
М-да, кадры решают все, а подавляющее большинство чекистов центрального аппарата ни иностранными языками не владеет, ни образования у них нет. Я тут тихонечко намекнул товарищу Дзержинскому о Блюмкине, но Феликс Эдмундович приказал не трогать главного авантюриста ВЧК. Мол, на него есть другие виды. Что ж, значит, трогать не буду. Да, а какие виды у Дзержинского на Яшу Блюмкина? Любопытно… Не собирается ли Феликс Эдмундович создать свою личную разведку?
Надо бы отыскать еще одного Якова. Якова Христофоровича Давтяна. От этого пользы больше, чем от многоликого Блюмкина. В моей истории именно Давтян (он же Давыдов) стал отцом-основателем внешней разведки. Ежели Давтян тогда сумел отыскать нужных людей, то мне грех не воспользоваться его знанием и умением. И мое «послезнание» тоже на что-то сгодится. Еще бы вспомнить, где сейчас служит Давтян. Вроде, должен воевать в кавалерии, на Кавказе. Ничего, отыщу. Можно его своим заместителем сделать. Еще помню, что однокашника Давтяна-Давыдова Деканозова и еще кого-то интересного. Кто же он? На языке вертится, вспомнить не могу. Ба, так это же товарищ Катанян, тоже возглавлявший нашу разведку. Все. Берем.
Еще следует потрясти моего друга (и начальника) Артузова. Как-никак, функции внешней разведки раньше выполнял особый отдел. Не может такого быть, чтобы ВЧК не протянул свои щупальца в дипломатические представительства тех стран, с которыми у Советской России имеются договоры о признании. Правда, их у нас не так много. Афганистан, насколько я помню, еще Эстония. Латвия признала РСФСР в двадцатом, но в каком месяце? Литву мы недавно признали, но она нас еще нет. М-да, не густо. Хотя, даже что-то, это лучше, чем ничего. Через дипломатов в Эстонии можно работать по Франции и Германии, а Кабул предоставляет широкие возможности по Востоку.
Артузов, как и любой другой на его месте, не захочет отдавать свои кадры, но я с ним столкуюсь.
В суматохе навалившихся дел может показаться, что я забыл о недавнем поиске товарища Бухарина. Нет, не забыл. Просто, писать об этом не хочется.
Думал, расскажу своему читателю, как на следующий день в Москве и по всей Советской России «летели головы». Дескать, во всех государственных учреждениях, в армейских подразделениях прошли аресты, а газеты напишут, как доблестные органы ВЧК вскрыли нарыв, грозивший разрастись и отравить тело молодой республики, а революционный трибунал был справедлив и скор, поставив к стенке экс-товарищей Бухарина, Склянского и прочих калибром помельче, примерно наказав манипуляторов. Ага, как же. По сравнению с тем, чего они заслужили, эти люди отделались легким испугом.
Я порой удивляюсь несообразности преступления, совершенного членами руководящей верхушки, и наказания. Вспомнилась сравнительно недавняя история. Октябрь тысяча девятьсот семнадцатого, на заседании Центрального комитета партии большевиков Ленин выступает за вооруженное восстание. У Владимира Ильича для этого имелись серьезные основания и реальная база — большинство солдат Петрограда, Москвы и других крупных городов поддерживали большевиков, которые обещали немедленный мир после прихода к власти.
Большинство членов ЦК голосуют за, но против выступают товарищи