Кэтрин Эбдон и школа волшебников (СИ) - Селина Танеева

– Да, я добрый и пушистый, – он обжёг её взглядом. – А вы – глупая... нахальная...

– Ведьма недоделанная, – заключила Кэти. Почему-то эта фраза, брошенная Снейпом в исступлении, сильно задела её.

– Вот именно, – кивнул профессор. – Домашнее задание: написать большой свиток, почему вы никогда не будете готовить и применять сыворотку злости.

За ужином, с аппетитом уплетая тушёные овощи, Ребекка опять прыснула:

– Ну, ты, Кэти, даешь... «Добрый и пушистый»! Это про Снейпа-то?

– Этого я не говорила. Это он сам себя так назвал, – ответила Кэти, вяло ковыряясь в тарелке.

– Да?.. А, ну да... И всё равно, – Ребекка засмеялась. – Это надо же придумать: Снейп – добрый...

– И всё-таки, почему ты сказала, что он... ну, не такой злой, как кажется, а? – спросила Алиса.

– Но ведь он действительно никого не убил и не покалечил. Хотя, мне показалось, что он собирался прикончить меня... Но ведь не прикончил?

Квентин, с набитым ртом, попытался возразить.

А Кэти думала: действительно, что-то не сходится. Ведь Снейп на каждом шагу оскорбляет и унижает её. Да и других тоже не оставляет в покое своими придирками и насмешками. И сегодняшнее происшествие тоже вполне соответствует его обычному поведению. Кэти вспомнила, как болталась в воздухе, будто котёнок, которого подняли за шкирку и держат так, примеряясь: то ли просто шлёпнуть, то ли шваркнуть о стенку, или всё-таки приласкать. А ведь «шваркнул»! Правда, в последний момент сдержался и не прибил совсем, но был близок к этому... А с другой стороны: он ведь сумел себя контролировать, несмотря на действие сыворотки злости.

Но всё же напрасно она сказала, что он не злой. Злой, да ещё какой! Хотя, и утверждать, будто Снейп пьёт сыворотку каждый день, тоже не стоило. И вообще, она наговорила сегодня много лишнего.

Когда Кэти выходила из Большого Зала, её остановил Филч и сообщил, что отработка наказания назначена на восемь вечера, и что она должна явиться к этому времени сюда, в вестибюль.

До назначенного часа Кэти успела закончить сочинение по алхимии и начала читать взятую в библиотеке книжку. Это было не слишком увлекательное чтение. Автор, Хамфри Клинкер, был убежден, что разница между магами и маглами не только существует, но и настолько велика, что даже говорить о таком сравнении просто смешно. И, тем не менее, написал об этом целых... – Кэти заглянула в конец книги – четыреста двадцать страниц!

Потеряв интерес, Кэти посмотрела на часы – оставалось ещё почти полчаса – и стала перелистывать книжку и рассматривать картинки.

Её внимание привлекла иллюстрация на развороте. На ней был изображён красивый старик, в мантии, с непокрытой головой. Седые волосы, ниспадающие на плечи, прямой нос, впалые щеки, – придавали его облику черты величия и благородства. И глаза: тёмно-серые, небольшие, но испускающие такое пронзительно-яркое сияние, что казались огромными.

В левой, опущенной, руке волшебник держал палочку, а правую протягивал вперед, как для рукопожатия. Перед ним, спиной к зрителю, толпилось человек десять, мужчины и женщины, одетые в яркие камзолы и украшенные шитьём и драгоценными камнями платья, с кружевными воротниками и декольте, в шляпах с перьями и с высокими вычурными причёсками. Сразу было ясно, что это маглы – и все тянулись обеими руками к старику.

Кэти внимательно рассмотрела рисунок. Казалось, маглы о чем-то просят, даже умоляют волшебника. А тот... он предлагал помощь всем. « В е ликое деяние ?» – гласила подпись к иллюстрации.

Спускаясь в вестибюль, Кэти продолжала мысленно разглядывать рисунок. Только сейчас она поняла, что он был статичным – изображенные на нём люди не двигались, как это делали персонажи картин, во множестве развешанных в Хогвартсе. Картинки в учебниках тоже были «живыми»: зелья в котлах кипели, планеты двигались по предписанным орбитам, драконы извергали пламя. Даже векторы, иллюстрирующие второй закон магодинамики, сходились и расходились, вспыхивая звёздочками в точках пересечения, и, тая, образовывали нумерологические матрицы... Но эта обычная иллюстрация в книжке произвела на Кэти огромное впечатление: не нужно было оживлять картинку, чтобы показать колоссальную силу неизвестного волшебника. Хотя, почему неизвестного? Просто Кэти торопилась и не успела поискать в книге его имени.

В вестибюле, в ожидании Филча томились два насупленных четверокурсника. Кэти не знала, что они натворили, и подумала: неужели придётся отрабатывать с этими хмурыми типами?

К счастью, Филч отправил мрачную парочку в Большой Зал: их задачей было выскоблить все столы. Услышав задание, оба парня заныли: они же будут возиться тут целый год!

– Значит, будете заниматься этим целый год! – отрезал Филч.

Потом он вручил Кэти ведро, тряпки и проводил к длинному коридору, который начинался из вестибюля, делал поворот и вел к теплицам профессора Спраут. Весь коридор был увешан картинами самых разных размеров и жанров.

– А ты должна отчистить рамы всех этих картин, – объявил Филч. – Видишь: ими никто не занимался уже лет двести. А в чистых рамах и картинки будут смотреться гораздо наряднее.

Кэти чуть было не застонала: «Я же буду заниматься этим целый год...». Однако сдержалась: могло быть и хуже.

Филч коротко объяснил её задачу: «В этой коробке – порошок для чистки металла, здесь – паста для деревянных багетов. Осторожно, чтобы грязь не затекла на сами картины. Спасибо они тебе за это не скажут. Вот лестница, приступай». Кэти поставила ведро и огляделась: к стенке прислонена лёгкая стремяночка. Дальний конец коридора терялся в темноте. Действительно: могло быть и хуже: глухой и сплошь увешанной картинами была только левая сторона коридора, а в стене напротив через каждые три метра прорезаны узкие высокие окна, и картин здесь поэтому гораздо меньше.

– Когда закончишь этот коридор, позовешь меня, я зачту работу. Думаю, недели тебе хватит, – на прощание сказал Филч и пошёл прочь. Потом остановился, обернулся и добавил: – А вообще-то, в Хогвартсе много коридоров, и картин тоже много. Так что, можешь быть уверена, ещё нахулиганишь – работа всегда найдётся...

Кэти подождала, пока Филч скроется за дверью и подтащила стремянку к ближайшей картине. Это был морской пейзаж. Три четверти всего полотна занимала спокойная гладь моря, по которому безмятежно плыла парусная лодочка. Вслед за крохотным судёнышком тянулся поблескивающий след, который по мере удаления лодки исчезал, расходился по бирюзовой поверхности легкой зыбью. Натирая замызганную раму, Кэти иногда поглядывала на парус, который все удалялся, постепенно превратился в едва различимую точку и в конце концов скрылся за горизонтом у правого обреза картины. Одна капля с тряпки ненароком попала прямо в центр водного пространства, и Кэти с изумлением наблюдала, как всколыхнулась спокойная до того поверхность и рябь пошла во все стороны, как расплывалось безобразной грязной кляксой пятно, проникая мутными щупальцами в прозрачную толщу морской воды и растворяясь в ней. Кэти уже забеспокоилась, что нарушила спокойствие этого умиротворённого уголка, но вскоре море успокоилось, к нему вернулся первоначальный оттенок, а на поверхности холста выступил свежий подтёк. Кэти осторожно промокнула его, и спокойствие было окончательно восстановлено.

Покончив с пейзажем, Кэти перетащила своё хозяйство к следующей картине, на этот раз портрету, в узкой металлической рамочке. Здесь Кэти управилась быстро: отчистила все до блеска, отошла к противоположной стене и внимательно рассмотрела портрет: на фоне ярко освещённого окна расположился мужчина учёного вида. Он сосредоточенно делал выписки из огромного фолианта. Кэти присмотрелась: да нет, не выписки он делает, он пишет эту книгу. Кэти подошла поближе: да, страницы покрыты рукописными строчками. « Пр ... кон ...нет – ком ...», – Кэти почти ткнулась носом в картину, пытаясь разобрать написанное. Мужчина закрыл страницу ладонью, недовольно посмотрел на Кэти и постарался отвернуться, загородить свой труд от праздных любопытствующих.

«Не больно-то и хотелось», – обиделась Кэти и взялась за следующую картину – большой холст, написанный маслом. В тёплых тонах была изображена уютная комната, молодая мать, оторвавшись от лежащей на коленях книги, покачивает плетёную люльку с младенцем. Женщина подняла взгляд на Кэти и поднесла палец к губам, безмолвно попросив тишины. Кэти понимающе покивала и, стараясь не шуметь, принялась за работу.

Так Кэти оттирала рамы: металлические и деревянные, простые узкие и громоздкие, украшенные завитушками. Заодно, устраивая себе минутные передышки, разглядывала картины. Ей очень понравилась серия пейзажей, написанных пастелью. Она прикинула, как бы справилась с этим сюжетом, работая своей любимой акварелью. Заодно поругала себя за то, что не занималась рисованием с самого своего приезда в Хогвартс. Вспомнила про злополучный тупичок рядом с библиотекой и замечательную стену с трещиной наискосок, такую серую и «живописную», в чём она когда-то давно убеждала Снейпа...