Война и миф - Михаил Зыгарь

– Трое погибших в одной семье, – переводит Ахмад, – трое сыновей. Прямо как в «Спасти рядового Райана». Сегодня вообще будет много похорон. Как видишь, сегодня Андижан – мертвый город. Ни машин, ни прохожих. Все сидят по домам. Кто-то боится, кто-то готовится к похоронам.

Вскоре похороны начинаются даже на главной площади. Поскольку по мусульманской традиции покойника надо предать земле в течение суток, неопознанных решили похоронить прямо там. Могилы вырыли на газоне перед хокимиятом. Мужчины совершают все положенные ритуалы. Женщины стоят поодаль и причитают.

Боевики

– А кто же планировал весь этот мятеж?

– Как кто?! Их было 23 бизнесмена, которых еще с февраля судили за создание подпольной организации «Акромийя». Все это время родственники приходили к зданию суда и требовали справедливости. Но на этой неделе процесс должен был закончиться. Всем было ясно, что их посадят и вряд ли они когда-нибудь выйдут из тюрьмы. Вот вечером в четверг они и поднялись, – объясняет мне Ахмад.

– Но чего они хотели, чего добивались?

– Они думали, что весь город, все силовики пойдут за ними. Как это было в Киргизии. Там ведь милиция и армия не пошли против народа, не стали стрелять. Сначала сторонники этих акромистов взяли полицейский участок, где хранилось оружие. Потом воинскую часть. Те дежурные, которые стояли на посту у входа, еще сопротивлялись. А остальные не стали. Потом вся толпа пошла к тюрьме. Там ведь они тоже были уверены, что охранники перейдут на их сторону, но знаешь, как у нас устроено, все боятся. Если я против власти пойду, то всех моих родственников с работы повыгоняют. Поэтому их никто из силовиков поддерживать не стал. Они мне сами об этом вчера на площади говорили, – переходя на шепот, признается Ахмад, – в тюрьме они отпустили всех заключенных.

– А сколько их было?

– Человек 600-800.

– Заключенным они предложили выбор: кто хочет, идите с нами или делайте, что хотите. Некоторые разбежались по домам, но большая часть присоединилась к мятежникам. Им раздали оружие, и они отправились к хокимияту.

– Так что, они хотели делать революцию?

– Наверное, да. Вообще, неправду говорят, что «Акромийя» – это религиозная организация. Нет, с самого начала они хотели бороться против государственного строя, за свободу.

– И для этого они стали захватывать оружие?

– Иначе бы их никто не выпустил из тюрьмы. У нас же силовики дурные.

– И что они хотели делать, когда захватили хокимият?

– Не знаю. Но уже вечером, когда повсюду началась стрельба, они хотели уйти в Киргизию, но им не дали.

– Их всех расстреляли?

– Ну, почти. Хотя сегодня я на площади видел одного человека, который в пятницу ходил с оружием и выступал на митинге, призывал. Раз сейчас живой, значит, вовремя спрятался. А из-за него люди погибли.

Чтобы побольше узнать о зачинщиках восстания, я отправляюсь к Саиджахону Зейнабитдинову, известному и, наверное, единственному в Андижане правозащитнику. Во время суда над акромистами он был их адвокатом. Ему уже отключили все телефоны, он в эти дни старается не выходить из дома.

– Я понимаю, что местные силовики меня не очень сильно любят, поэтому, воспользовавшись этой ситуацией, они запросто могут меня шлепнуть, – объясняет он.

Зейнабитдинов рассказывает, что акромисты на самом деле в политику не лезли, а занимались только бизнесом и благотворительностью. Например, строительная фирма одного из них даже возводила дом для хокима (губернатора) области. Все преследования против них начались с того момента, как в Андижане сменился хоким. Новый глава области хотел прибрать к рукам их бизнес, поэтому против них и возбудили дело по статьям, которые предусматривают конфискацию имущества. Однако правозащитник добавляет, что все акромисты были очень религиозными, а своим учителем считали Акрома Юлдашева, уже шесть лет сидящего в тюрьме. Юлдашев тоже был известным андижанским предпринимателем, его обвинили в религиозном экстремизме после того, как он написал книгу «Путь к вере».

– Обвинения были просто бредом, притянутым за уши. С самого начала суда, с февраля, их близкие, друзья собирались около суда. А в эту среду завершились прения и судья объявил, что время и место оглашения приговора будет объявлено дополнительно. Но, по моим данным, приговор акромистам прочитали прямо в тюрьме еще в четверг. Именно это и подвигло их на бунт.

– А когда вы с ними последний раз разговаривали? – спрашиваю я.

– Утром в пятницу они мне звонили из здания хокимията. Просили, чтобы я организовал им пресс-конференцию. Но я уже ничего не мог сделать.

– А что сейчас с ними стало? Их всех расстреляли?

– Я не исключаю, что кто-то из них мог выжить. У меня нет никакой точной информации, но вполне возможно, что сейчас будет продолжаться партизанская война. Вы сами видели, сколько здесь убитых. И не только акромистов, их друзей. Это и простые люди, митинговавшие на площади против правительства, да и случайные прохожие тоже. Сейчас у многих есть причина мстить.

Я выхожу от Зейнабитдинова. По дороге в гостиницу таксист рассказывает мне, что у его соседки на площади погиб сын. Утром он, уходя из дома, сказал жене: вот возьмем хокимият, и нам каждому дадут по $3000. «А утром привезли его труп. Сейчас мать плачет: „Зачем нам нужны были эти доллары?“».

Власти

Посреди проспекта Навои, со всех сторон оцепленного, наблюдается необычное скопление людей в штатском. Это странно, потому что обычно автоматчики всех отгоняют на тротуар, требуя не ходить по проезжей части.

– Это руководители УВД, – шепчут мне прохожие, и я кидаюсь к ним с вопросом о количестве погибших.

Мужчины хмурятся и отворачиваются.

– А кто отдал приказ стрелять? – не унимаюсь я.

– Никаких комментариев, – шепчут они и спешно рассаживаются по машинам.

Неподалеку от этого места ко мне подбегает женщина.

– Вы из России? И почему нигде у вас по телевидению не говорят, что мы сами рады этим милиционерам? Мы просим их защитить нас от этих голодных. Милиционеры все правильно делают, защищают нас от этих варваров. Мы же сами все видели, как их три месяца готовили, подкармливали возле здания суда. Наверняка готовили к этому безобразию, – горячится она.

– А вы кто? Откуда? – интересуюсь я.

– Я из неправительственной организации, которая называется «Шанс». Напишите, что меня зовут Ольга. Нет, напишите лучше, что меня зовут Алия. Я вам правду говорю, можете хоть у кого спросить. А ну, подтверди, – машет она проходящим мимо парням.

– Да нет! Что ты врешь?! – набрасываются на нее парни.

– Вы ее не слушайте, она ничего не знает и всего боится. Наверняка все это время дома просидела, одними слухами питаясь, – пытается увести нас Ахмад.

– Милиция! Милиция! Спасите, меня сейчас эти голодные убивать будут! – кричит Ольга-Алия и бежит навстречу автоматчикам.

Они не двигаются, но и на мушку ее не берут.

– А ты не боишься тут с журналистами ходить? Ведь, наверное, кто-нибудь может на тебя донести, – спрашиваю я у Ахмада.

– Да нет! Ты что! Ты же видишь, что вам люди очень рады. Зато если бы я с военными ходил, тогда бы меня ненавидели.

Вечером весь Андижан собирается возле телевизоров – смотреть пресс-конференцию президента Каримова. Глава государства терпеливо, в течение полутора часов, поглядывая в бумажку, озвучивает официальную версию произошедшего в Андижане. Сначала по-узбекски, а потом то же самое – по-русски – для журналистов.

В холле гостиницы «Интурист» собираются все постояльцы, сотрудники и даже жители соседних домов.

Президент начинает с предупреждения, что журналистам, аккредитованным в Узбекистане, не стоит называть акромистов «восставшими», потому что он сам считает их бандитами. Он говорит, что сам был очевидцем событий, потому что в восемь утра в пятницу прилетел в Андижан.

– Это неправда, – шепчут зрители, – не было его в городе. Может быть, один час в аэропорту посидел и уехал.

Президент рассказывает, что акромисты требовали освободить из тюрем всех их единомышленников и сторонников.

– А вот это правда, все так и было, – кивают зрители.

Президент рассказывает, что боевики прикрывались от огня женщинами и детьми. Зрители морщатся и молчат. В конце пресс-конференции Ислам Каримов начинает философствовать. Вспомнив о революции в Киргизии, сравнивает ситуацию в государстве с паровым котлом. Иногда надо выпускать пар, а если крышка затянута слишком туго, то котел может взорваться, напоминает президент.

– В чем смысл? О чем он говорит? Если в Киргизии была туго затянута, то у нас она вообще перетянута, – недоумевают зрители. – Или он думает, что, расстреляв мирных граждан, он выпустит пар?

Утром в моем гостиничном номере раздается:

– Администрация гостиницы, – говорит голос за дверью.

Я открываю и вижу человека в черном, с автоматом, в бронежилете и в каске. Он предельно вежлив, интересуется, все ли у меня в порядке и нет ли жалоб. Вдруг у него звонит мобильный телефон. Чтобы вытащить его из кармана, он снимает автомат и кладет его на стол. Чтобы поднести трубку к уху, следом снимает и каску. Прием плохой, поэтому он отходит к окну. Следом заходит его напарник и видит странную картину. Я стою у стола, передо мной автомат, а сержант в черном стоит ко мне спиной.