Подставной киллер - Алексей Макеев

Дудкин под конвоем поднялся по лестнице на третий этаж. На одной из лестничных площадок окно оказалось открытым, и Дудкин успел заметить утопающие в пышной зелени здания из белого камня с фигурными балкончиками. В отдалении темнели невысокие горы, покрытые изумрудной растительностью. Дудкин вдруг сообразил, где находится, – несомненно, это был санаторий, в котором еще совсем недавно несчастная Анна исполняла обязанности директора.

Итак, круг замкнулся. Все его неприятности здесь начались на фоне санатория и здесь же, кажется, заканчиваются. Однако Дудкин никак не мог постичь логики событий. При чем здесь санаторий? Почему не тюремная камера, не мрачное подземелье, не какой-нибудь заброшенный склад? Любой сценарист выбрал бы для своего героя вариант из этого списка.

Они поднялись наверх. Здесь коридор был гораздо шире и светлее. Через распахнутые двери просторного балкона врывался свежий ветер. На стенах и на полу лежали янтарно-желтые квадраты солнечного света. Литая ручка на белых дверях без таблички сверкала золотым огнем.

Дудкин заметил на балконе человека в белом пиджаке – его лицо тоже показалось ему знакомым. Этот человек, откровенно до того скучавший, оживился, увидев Дудкина с сопровождающими, и призывно махнул им рукой. Один из конвоиров толкнул белую дверь с золоченой ручкой и вошел в комнату.

– Сегодня к утру… – услышал Дудкин уверенный голос Грека. – Сегодня к утру из Абхазии придет груз. На этот раз морем…

«Он здесь? И говорит про какой-то груз? Держится как хозяин, – мелькнуло в голове у Дудкина. – Не знал, что Грек имеет отношение к санаторному бизнесу. Отстал я от жизни».

Между тем разговор в комнате оборвался, а Грек с заметным раздражением обрушился на вошедшего:

– Какого черта! Тебя не учили стучать, когда входишь в помещение? Ну и что, что привел? Я тебя не про это спрашиваю. Ладно, давай его сюда, идиот!

Дудкина втолкнули в комнату. Он увидел уютное, отделанное в блекло-голубых тонах помещение с круглым столом посредине. На столе стояли вазы с фруктами, высокие бутылки с прозрачным вином, бокалы. За столом, с любопытством глядя на Дудкина, сидели трое – Грек в неизменном белоснежном костюме с красной гвоздикой в петлице, черноволосый широкоплечий красавец с высокомерным выражением на смуглом лице и еще жизнерадостный плешивый толстяк с двойным подбородком, одетый в строгий костюм-тройку. В толстяке Дудкин узнал Вениамина Семеновича Кружкова. В санатории он работал заместителем директора, а сейчас, после гибели Анны, судя по всему, занял ее пост. Третьего человека он никогда раньше не видел.

Все трое какое-то время рассматривали Дудкина, как редкую диковину, абсолютно ненужную, но в какой-то степени забавную. Если бы Дудкин не был столь измотан, он непременно оскорбился бы. Сейчас же он просто испытывал отвращение – и к себе, и к этим людям.

– Черт побери! – вдруг изумленным тоном сказал Грек. – Что вы с ним сделали?

Он поднялся и, вперевалочку подойдя к Дудкину, недоверчиво придержал его за рукав.

– Мерзавцы! – негромко, но с чувством сказал он и с негодованием обернулся к одному из своих людей. – Немедленно убрать эти наклейки! Что вы себе позволяете, идиоты!

Дудкин не сомневался, что негодование это не более чем игра, рассчитанная на единственного зрителя – на самого Дудкина. Это предположение подтвердила и та небрежность, с какой грековские шестерки содрали с Дудкина полоски скотча – они едва не оторвали ему губы.

Тем не менее, почувствовав себя свободным, он испытал огромное облегчение. Рот его был теперь открыт, и Дудкин не замедлил воспользоваться вновь обретенным правом голоса.

– Что все это значит? – с отвращением спросил он у Грека.

– Хороший вопрос! – воскликнул Грек. – Наверное, можно ответить на него по-разному. Но я скажу откровенно – я и сам пока не знаю, что все это значит. Может быть, очень многое. А может быть, и вообще ничего.

– Честно говоря, у меня руки так и чешутся залепить тебе по морде, – с удовольствием сообщил Дудкин. – Но не беспокойся, делать я этого не буду.

– А я и не беспокоюсь, – спокойно сказал Грек. – С чего ты взял? Не припомню человека, который мог бы залепить мне по морде, как ты некрасиво выражаешься. Нет на земле такого человека, Валентин. И ты не такой, не изображай из себя ковбоя. Лучше присаживайся к столу, налей себе вина, и поговорим.

– О чем?

– Есть о чем, – уклончиво ответил Грек. – Садись-садись, выпей вина, поешь свежих фруктов.

– Давай без этих реверансов, – поморщился Дудкин. – Меня от них тошнит.

– Ну, твое дело, – согласился Грек. – А я на тебя, Валентин, признаться, сильно обижен! Не догадываешься, за что?

При всей унизительности ситуации Дудкин все-таки нашел в себе силы посмотреть на Грека с иронией.

– Обижен, говоришь? Забавно! Извини, конечно, только вот не знаю, за что, но все равно – извини. Так полегче?

– Нет, Валентин, не полегче! – строго сказал Грек. – И зря ты тут смешки разводишь. Я привык относиться к делам серьезно и шуток на эту тему не понимаю. Ты мне позвонил, сказал, что нужна помощь, – разве я шутил шутки? Нет, я сразу бросил все и помчался сюда, чтобы помочь своему другу. А чем друг отплатил мне? Ты просто меня кинул, Валентин! Ты обошелся со мной, как с паршивым щенком, которого сегодня можно приласкать, а завтра выгнать на улицу…

– Что ты плетешь? – раздраженно перебил его Дудкин. – Посмотри на себя в зеркало. Ты меньше всего похож на щенка, которого выгнали на улицу. Скорее это относится ко мне.

– И правильно относится! – с жаром подхватил Грек, тыча в воздух пальцем. – Ты получил, что заслуживаешь! Я звонил тебе в гостиницу, как договаривались. Потом я терял время, ожидая, что ты мне позвонишь, потом я начал тебя искать… Это стоило мне кучи денег и нервов, но я тебя нашел и теперь хочу слышать ответ, почему ты так со мной обошелся?

Грек нес какую-то несусветную околесицу, от которой мозги словно грязной паутиной обволакивало. Дудкин начал понимать, что долго он этого словоблудия не выдержит.

– Пожалуй, я все-таки сяду, – сказал он усталым голосом. – Сил нет…

Он опустился на мягкий стул напротив добродушно улыбающегося Кружкова, а Грек принялся расхаживать у него за спиной, продолжая разглагольствовать. Его речь являла собой удивительный сплав глупейшей импровизации и точного расчета. Только Дудкину не сразу удалось ухватить, на чем построен этот расчет.

– Не пойму, куда ты клонишь? – сказал он Греку.

Тот остановился прямо перед Дудкиным и пронзительно посмотрел на него. Он, несомненно, актерствовал, но делал это скверно, исключительно для собственного удовольствия.

– Ну, во-первых, скажи, почему ты избегал встречи со мной, когда у нас все было обговорено? – нарочито равнодушным тоном спросил Грек.

Дудкин поднял голову. Красавец с высокомерной миной на лице, откинувшись на спинку стула, рассматривал свои ногти. Кружков, по-прежнему чему-то улыбаясь, смаковал вино. Они делали вид, что не имеют никакого отношения к разговору, но Дудкин чувствовал, что это притворство. Им всем что-то было от него нужно.

– Наоборот, я очень хотел с тобой встретиться, – сказал Дудкин. – Но некоторые обстоятельства не позволили мне этого сделать.

Грек помотал головой.

– Это не ответ, – сурово сказал он. – Такой ответ только еще больше оскорбляет меня. Какие такие обстоятельства могли тебе помешать сдержать свое слово?

– К чему этот пафос? – раздраженно произнес Дудкин. – Какое особенное слово я тебе давал? Да, я должен был ждать твоего звонка, но, когда ты позвонил, меня не было в гостинице. По не зависящим от меня причинам. И мне кажется, что причины эти тебе хорошо известны. Для чего ты сейчас передо мной пыжишься – не понимаю…

Грек начал медленно багроветь, что служило у него признаком крайнего недовольства. Когда он отчитывал своих шестерок, лицо у него было нормального цвета.

– Послушай, Аполлон, может, на самом деле хватит ломать комедию? – неожиданно вмешался смуглый красавец. – Так мы никогда не дойдем до сути, а у меня дела в городе.

– Ах, вы все хотите добраться до сути? – зловеще произнес Грек. – Отлично. Может быть, кто-нибудь хочет взять слово? Я не возражаю.

– Нет-нет, говори, Аполлон! – торопливо произнес Кружков. – У тебя полное право. Вот только… В самом деле, хотелось бы поскорее закончить, потому что у меня тут должны заехать очень важные гости.

– Я у тебя самый важный гость, – напыщенно проговорил Грек. – И тебе не стоит забывать об этом.

– Я не забываю, Аполлон, – заныл заместитель директора.

Брюнет вздохнул и налил себе вина, с досады едва не разбив фужер.

– Ладно, не буду испытывать ничье терпение, – брезгливо сказал Грек. – Все загружены делами, только ни один не представляет, как их нужно вести… Черт с вами! Послушай, Валентин, ты еще помнишь, о чем мы говорили последний раз – тогда, на берегу моря?