История одной любви - Лана Невская

Где ты сейчас, кукла моя родная? Я знаю, что тебе сейчас тоже нелегко, тем более, что тебе очень не хочется, чтобы я уезжал в командировку. Я постараюсь избежать этой так нежелательной для нас обоих поездки…

… Раньше мне проще удавалось разогнать свои грустные мысли, т. к. чувствовалась необходимость подготовки к экзаменам, чтения материалов и т. д. Сейчас, освободившись от всего этого, я ни за что не могу взяться. Оглядываюсь кругом и везде вижу твое присутствие. Ты есть в каждой безделушке, а главное – в моем сердце…

…Я прощаюсь и иду звонить тебе.

Крепко обнимаю и горячо целую. Твой Борис.

41. Что-то происходит…

19 июня 1949 года.

Инусенька! Здравствуй, моя любимая кукла!

Уже третий день, как ты уехала от меня. Но как здесь все хочет видеть, слышать и чувствовать тебя:

– Все о тебе здесь тоскует,Вещи тобою живут —Разве у Вас не бываетВ жизни подобных минут? —

Мы за эти 9 дней обошли и посетили многие места, которые нам дороги и всегда приятны. Мне теперь осталось после твоего отъезда много самых радостных и приятных воспоминаний, и, по-видимому, ими да мечтами о новой встрече я и буду заполнять все свое свободное время.

Кукла! Я знаю, что тебе нездоровится, и ты сидишь сейчас дома. Мне очень хотелось бы прийти сейчас к тебе, крепко обнять и прижаться к твоему горячему лицу, губам, глазам, чтобы тебе хоть чуть стало легче…

…Сегодня выходной день. Он какой-то серый, пасмурный, невеселый. Но нам всегда было приятно и хорошо проводить и такие дни вместе, в моей маленькой комнате, и жить только ее маленьким, но таким удобным для нас мирком. Там у нас всегда хорошая погода, даже когда мы немного дуемся друг на друга.

Как мало нужно нам с тобой: тебе всего лишь меня, а мне – только тебя, и все! Я считаю, что нам ничего не помешает осуществить это маленькое, и вместе с тем – такое большое желание, даже ТО, О ЧЕМ Я ТЕБЕ ДОЛЖЕН И НАМЕРЕВАЮСЬ ПРИ ПЕРВОЙ ЖЕ ВСТРЕЧЕ СКАЗАТЬ.

Это еще одна область наших отношений, о которой ты знаешь не все. Ты никогда не спрашивала меня об этом, я никогда сам тебе об этом не говорил. Сейчас я должен сказать тебе об этом, потому что это никому из нас не страшно, но это должно быть известно каждому из нас.

Ты не волнуйся и не думай слагать у себя разные фантастические предположения, так как я уверен, что ты никогда не дойдешь до мысли, правильно отображающей это тебе неизвестное.

Можешь верить, что я тот, которого ты хочешь и имеешь во мне, а ты та, какой я тебя знаю. Приедешь, и все будет хорошо. Но нам нужно

этот вопрос решить до 15 июля, иначе дело снова затянется надолго.

А сейчас пожелаю моей любимой и родной Инуське самого быстрого выздоровления и хорошего отдыха. Крепко-крепко обнимаю и целую.

Всегда любящий тебя – твой Борис.

21 июня 1949 года

Боренька! Здравствуй, любимый!

Твои последние сообщения окончательно выбили меня из жизненной колеи. Вчера, после нашего последнего разговора. Несмотря на поздний час, я долго не могла заснуть. Мысли – одна тревожней другой – роились у меня в голове. Невзирая на данное тебе обещание не думать ничего плохого, мои мысли были ужасны, я не могла отделаться от них.

Только под утро я заснула сном, полным кошмаров. И проснулась в результате с ужасной головной болью.

Что может быть хуже неизвестности? Может, все действительно не так страшно, как я представляю себе, но как я могу знать?

Боренька! Родной! Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело! Если бы мог ты меня успокоить хоть чем-нибудь!

Твои слова, что все будет хорошо, я принимаю как умирающий лекарство. Они уже не успокаивают меня, т. к. я думаю, что ты говоришь так, чтобы я не спрашивала у тебя ничего больше. Сердце разрывается на части от всего происходящего.

Сейчас уже вечер второго дня. Боренька, милый, если бы ты видел меня сейчас, ты никогда не стал бы мучить меня своим молчанием. Я понимаю, что бывают вещи, о которых нельзя говорить по телефону, но ты пойми, что до нашей следующей встречи еще целых три недели. Да за это время можно будет сойти с ума! Ну, неужели нельзя сделать как-нибудь так, чтобы мы встретились раньше?

Боренька! Мне сейчас ничего не идет в голову, все мысли уперлись в одну точку. Мне кажется, что случилось что-то большое, непоправимое, которое нам обоим принесет несчастье. Я не могу остановиться на чем-либо, что подходило бы к настоящему положению, но каждое мое предположение как тяжелый молот опускается на меня.

Боря! Больше не могу, я не успокоюсь, пока не увижу тебя и не узнаю, в чем дело.

До свидания. Постарайся – до скорого. Крепко целую моего дорогого и любимого киндера

Всегда любящая тебя, всегда только твоя Инна.

В моем представлении – это по меньшей мере жестоко – так растягивать время, выдавая информацию по кусочкам, причем, не явно, а какими-то намеками, с уверениями в светлом будущем. Да еще и отчитывать девушку за то, что она мечется в догадках и сомнениях. Уж хочешь что сказать или в чем покаяться, то говори сразу, все, и глядя в глаза, а не по телефону или в письме. Ведь они только расстались. 9 дней были вместе. Неужели за это время нельзя было объясниться и выяснить все недоразумения, чтобы мама могла уехать спокойной, а не накручивать себе три недели всякие ужасы? Не понимаю!

21 июня 1949 года

Инуська! Здравствуй, родная моя!

Я почти никогда не писал тебе писем утром. Сегодня я делаю это, потому что не могу ждать вечера и сознавать, что ты мучаешься там, выдумывая и предполагая всевозможные догадки по поводу нашего вчерашнего разговора.

Инуська! Скажи, какое ты имеешь основание и право думать обо мне что-нибудь плохое и сомневаться в том, что наше взаимоуважение и доверие – это все, что нужно, чтобы мы были вполне счастливыми?

Мне очень обидно слышать от тебя слова, что до сих пор ты считала, что это действительно было так, и что сейчас ты ничего не знаешь.

Мне обидно, что ты мне. Которому верила во всем без исключения, который не сказал тебе ни одного слова неправды, сейчас перестаешь верить и сомневаешься в моем утверждении, что все-все будет хорошо.

Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ВСЕГДА ЗНАЛА, ЧТО НИ В ЧЕМ НЕ ПОДВЕДУ ТЕБЯ, ЧТО Я ТОТ ЖЕ САМЫЙ, ВСЕЙ ДУШОЙ ЛЮБЯЩИЙ ТОЛЬКО ТЕБЯ И ВСЕГДА ТОЛЬКО ТВОЙ – Борис.

Ты пугаешься того, что мне зачем-то нужно ехать в СССР, и что-то устроить, о чем тебе пока что неизвестно? Как ты смеешь даже подумать, что я хоть что-нибудь сделаю для тебя недостойное. Я мог ничего не говорить тебе об этом, и ты бы никогда ничего не узнала. И если я все же хочу рассказать тебе обо всем, то разве это не пример того, что ты должна мне верить после этого еще больше и надеяться еще увереннее на счастливый исход нашей дружбы.

Как ты смеешь даже подумать о том, что тебе придется повторять те слова: «никому, никогда, ничего». Разве я хоть чем-нибудь заслужил их, чтобы тебе их повторять?

Мне очень обидно и даже больно видеть в тебе эту перемену. Эту неуверенность, эту боязнь. Зачем ты мучаешь себя и меня? Почему ты так боишься, хотя предстоящее тебе совсем не страшно и ни в чем не изменит никого из нас и ничего – между нами.

Прочти мои новогодние пожелания тебе, прослушай их на пластинке и со спокойной уверенностью жди нашей встречи.

Будь спокойна, здорова, благополучна и счастлива только вместе со мной.

Остаюсь по-прежнему любящий только тебя – твой Борис.

42. Тайна осталась тайной двоих…

23 июня 1949 года

Инусенька! Моя любимая кукла!

Ты сейчас уже, может быть, подъезжаешь к дому, а я сел писать тебе это письмо.

Наша вчерашняя встреча была такой короткой, что мы не успели даже высказать друг другу всего, что хотели. Знаю, что ты уехала от меня с самыми невеселыми мыслями, с плохим настроением и обидой. От этого мне еще тяжелее сейчас писать это письмо и знать, что ты сейчас где-то далеко думаешь о нашей последней встрече.

Ты мне так мало сказала обо всем, что я хотел от тебя услышать, что мне сейчас многое непонятно, и я даже теперь не знаю и не представляю твоего дальнейшего отношения ко мне. Верю только твоим словам и убеждению в том, что ничего страшного нет, и все будет очень хорошо.

Признаться, я не ожидал такого исхода. Мне все казалось проще, малозначительнее и спокойнее. Ведь все это давно прошло, да и было все так смешно, так просто, так далеко от того, что ты сейчас, я знаю, представляешь перед своими глазами.

Руководствуясь расчетами на самое худшее, люди инстинктивно всегда склонны преувеличивать неприятности, опасности, ошибки. Вместе с тем они не улавливают и не понимают того, что этим лишь усугубляют и увеличивают боль и переживания, одновременно еще больше увеличивая последствия самих неприятностей.

Инуська! Знай, что я хочу, чтобы ты ничего не придумывала больше того, что я тебе рассказал, и верила, что все это ничуть не затрагивает корней нашей дружбы и не омрачает ее счастья.